Мой добрый папа - Страница 2

Приходит папа. Он весел. Он держит два больших ящика. В этих ящиках мандарины.

- В июне и вдруг мандарины?!

- С трудом достал, - говорит папа.

Он открывает ящики.

- А ну! Налетайте! Ребятки! Хватайте!

Мы налетаем, хватаем, смеёмся. Папа смеётся вместе с нами. Ест мандарины. И говорит:

- Позовите всех.

Я зову братьев Раиса, Рафиса, Расима, Рамиса. И мы угощаем их мандаринами. И ящики быстро пустеют.

Потом братья уходят. И мама уносит пустые ящики. И говорит папе:

- Как с деньгами? Сумеем ли мы всё же съездить на дачу? Хотелось бы. Лето уже проходит.

Я вижу, папа задумался. Он говорит:

- Может, мы сумеем. Но, может быть, и не сумеем. Но если мы даже и не поедем, то не беда - жизнь и так прекрасна!

Но я-то знаю. На даче прекрасней. Там нет рояля. Там гранаты, айва, виноград, инжир… Там море без конца и края. Я так люблю купаться в море! Я так хочу на дачу! Там рядом станция. Там гудят паровозы. Там проходят разные поезда. А когда машешь им вслед - тебе тоже машут из окон вагонов. И ещё там горячий песок, утки, курицы, мельницы, ослики…

Потом я засыпаю на стуле. Сквозь сон слышу я голоса, всё про дачу, про море, про лето…

А утром я просыпаюсь в кровати.

Фатьма ханум - это тётя Фатьма, мама братьев Рамиса, Рафиса, Расима, Раиса. Как видит меня, каждый раз говорит: "Ах, Петька, Петька, совсем большой!" Она помнит, когда я был маленький. И теперь удивляется, что я большой. Разве можно так удивляться! Я ведь рос постепенно. Вот и сейчас, вышел я в коридор, а она говорит:

- Очень быстро растёшь!

- Все растут одинаково, - говорю я.

- Расти, расти, - говорит она.

- Вас мама ждёт, - соврал я.

Мама любит беседовать с Фатьмой ханум. А Фатьма ханум - с моей мамой. Они могут часами беседовать.

- Тётя Фатьма, пойдёмте к нам!

В который раз мама рассказывает! О том, как я потерялся. Они смеются. Но я не смеюсь. Что мне смеяться! Я это много раз слышал. Раз сто или двести. Очень странные взрослые люди! Рассказывают одно и то же. Разве со мной так бывает? Каждый день у меня куча новостей. Что мне вспоминать что-то старое? Когда кругом одни новости!

Я слышу их разговор.

Мама. Помню, он у меня родился, у него глаза были синие. А потом они стали совсем не синие. Какие-то серые. Так обидно! Вот ведь как бывает!

Фатьма Ханум. Быстро растёт…

М а м а. Да, да, да, вот я и говорю… А когда он был маленьким, он был маленьким - вот таким… он тогда отправился гулять, он открыл сам дверь, вышел на улицу, он прошёл тогда весь город, вот так наискосок весь город, и остановился в скверике; как сейчас помню, была суббота, играл оркестр, и под оркестр плясали взрослые. Ему это так понравилось! Он стал вместе со всеми плясать, его так и нашли в таком виде - вот так руки в боки и пляшет!

Фатьма Ханум. Очень весёлый ребёнок!

Мама. Горе мне с ним.

Фатьма Ханум. У меня их четыре.

Мама. Я и забыла!

Они смеются.

Но я не смеюсь. Ничего нет смешного.

Тётя Фатьма говорит мне:

- А ну расскажи, как ты там танцевал?

- Я маленький был, - говорю, - и не помню.

- Очень быстро растёшь, - говорит она.

- Сыграй-ка Клементи, - просит мама.

Но я не хочу играть Клементи.

- Твой папа учился, - говорит мама. - Сразу после Гражданской войны… Он играл по семь-восемь часов…

- Это я знаю, - говорю я.

- Ну, хорошо, - говорит мама, - ну, хорошо, тогда спой Фатьме песню.

Мама играет, а я пою:

Солнышко ясное,

Наша жизнь прекрасная!

Я пою с удовольствием. Я ору.

- Подожди, подожди! - кричит мама. - Сначала начнём, три… четыре!

Солнышко ясное,

Наша жизнь прекрасная!

Я пою во всё горло.

- Нельзя ли потише? - просит мама. - Я даже не слышу рояля.

- Конечно, можно, - говорю я, - но тогда какой смысл?

- Сначала, сначала! - кричит мама. - Нас ждёт Фатьма!

Хорошо, что в дверь постучали. Это старик Ливерпуль. Я сразу узнал. Только он так стучится. Он, когда пьяный, стучит тихо-тихо. Почти неслышно.

Он крутит перед лицом руками. Как будто делает мельницу.

- А где Володя? - говорит он.

- Он не пришёл ещё, - говорит мама.

- Он мне страшно нужен…

- Но его нет.

- Я хотел угостить его…

- Вы же знаете, что он не пьёт.

- Я знаю, но вдруг… он ведь мой сосед… он мне страшно нужен…

- Ливерпуль, Ливерпуль, - вздыхает мама.

- Здрасте! - говорит он Фатьме ханум.

- Здравствуйте, - говорю я.

- Здравствуй, старик, - говорит он мне.

- Я не старик, - обижаюсь я.

- Это не важно, - говорит он.

- Как же не важно? - говорю я.

- Извините, - говорит он.

- Пожалуйста, - говорит мама.

- Я должен вам денег, - говорит он, - не могли бы вы мне одолжить ещё?

Мама даёт ему бумажку.

- Я вам верну, - говорит Ливерпуль.

- Конечно, конечно, - говорит мама.

И старик Ливерпуль уходит.

У Ливерпуля тонюсенький, детский голос, бородка крючком и лысая голова. Это мама прозвала его Ливерпулем, хотя он имел другое имя. Он, кажется, был из Перу, каким-то случаем попал в Россию и навсегда остался здесь жить.

Не люблю я, когда он пьяный. Он тогда машет руками, качается. Словно вот-вот упадёт. Стариком вдруг назвал меня. Вот ещё новость!

Мама беседует с Фатьмой ханум. Я смотрю в окно. Вижу брата. Он строит дом из песка.

- Что ты торчишь тут? - говорит мама.

- Так, ничего, - отвечаю я.

Я жду папу. Вот сейчас выйдет он из-за угла. У него полные руки гостинцев. Чего только нет там! И мандарины, большие оранжевые мандарины!

А папы всё нету. Всегда так. Всегда его нету, когда я его жду. Но стоит мне отойти от окна - он появится.

Я иду на балкон. Вижу девочку с бантом. Она живёт вон в том парадном. Ей можно свистнуть. Она глянет вверх и увидит меня. Это мне и нужно. "Привет, - скажу я, - тра-ля-ля, три-ли-ли!" Она скажет: "Дурак!" - или что-то другое. И дальше пойдёт. Как ни в чём не бывало. Как будто бы я не дразнил её. Тоже мне! Что мне бант! Будто я её жду! Я жду папу. Он мне принесёт гостинцев. Он будет мне рассказывать про войну. И про разное старое время. Папа знает столько историй! Никто лучше не может рассказывать. Я всё слушал и слушал бы!

Папа знает про всё на свете. Но иногда он не хочет рассказывать. Он тогда грустный и всё говорит: "Нет, не то написал я, не то, не ту музыку… Но ты-то! - Это он мне говорит. - Ты-то уж не подведёшь, я надеюсь?" Мне не хочется папу обидеть. Он мечтает, чтоб я композитором стал. Я молчу. Что мне музыка? Он понимает. "Это печально, - говорит он. - Ты даже представить себе не можешь, как это печально!" Почему это печально, когда мне совсем не печально? Ведь папа мне не желает плохого. Тогда почему так? "Кем ты будешь?" - говоритон. "Полководцем", - говорю я. "Опять война?" - Папа мой недоволен. А сам воевал. Сам скакал на коне, стрелял из пулемёта…

Папа мой очень добрый. Мы с братом однажды сказали папе: "Купи нам мороженое. Но побольше. Чтобы мы наелись". - "Вот тебе таз, - сказал папа, - беги за мороженым". Мама сказала: "Они ведь простудятся!" - "Сейчас лето, - ответил папа, - с чего бы им простудиться!" - "Но горло, горло!" - сказала мама. Папа сказал: "У всех горло. Однако мороженое все едят". - "Но не в таком количестве!" - сказала мама. "Пусть едят сколько хотят. При чём тут количество! Больше они не съедят, чем смогут!" Так сказал папа. И мы взяли таз и пошли за мороженым. И принесли целый таз. Мы поставили таз на стол. Из окон светило солнце. Мороженое стало таять. Папа сказал: "Вот что значит лето!" - велел нам взять ложки и сесть за стол. Мы все сели за стол - я, папа, мама, Боба. Мы с Бобой были в восторге! Мороженое течёт по лицу, по рубахам. У нас такой добрый папа! Он столько купил мороженого! Что теперь нам не скоро захочется…