Могильщик - Страница 3

Сама третья экспедиция достояла из аутспейс-крейсера первого ранга «Криста» и приданного ей вспомогательного каргобота «Анна», оставшегося на орбите, когда «Криста» пошла на посадку. «Криста» была вполне современным по тому времени кораблем, а об ее шеф-пилоте, Юване Шайгине, Болл немало слышал от деда, ходившего с Шайгиным еще на «Океане». Экспедиции было предписано произвести детальную зонд-разведку и только затем сесть и развернуться по процедуре «А». Но зонды передавали лишь белый шум, а на планете экспедицию не спасли ни защитное силовое поле, ни непробиваемая броня крейсера, ни умение людей. Первая передача сообщала об обнаружении «Хаммера» и заканчивалась традиционным: «Все в порядке». Вторая — шесть часов спустя — состояла из нескольких слов: «Высадка невозможна… Это страшно… Посадку запрещаю (последнее относилось к „Анне“). Только автоматы!»

С тех пор люди больше не пытались высаживаться на Карантин, объявленный запретной зоной. Была создана орбитальная станция. Вокруг планеты организовали патрулирование, потому что легионы энтузиастов ринулись туда на самых что ни на есть удивительных кораблях, вплоть до одномастных гоночных «арсов». На планете работали автоматы, но до сих пор не удалось выяснить ничего, хоть в малой мере объяснявшего бы гибель трех экспедиций. Когда вместо людей были высажены традиционные собаки — они попросту исчезли. Не погибли, а исчезли, как будто их никогда не было.

И что самое удивительное — от этого не спасали даже скафандры высшей защиты. Скафандры оставались целыми, но живые существа, в них заключенные, исчезали.

Загадки, сплошные загадки.

Почему исчезали на Карантине биоструктуры?

Загадка.

Почему третьей экспедиции все же удалось продержаться сутки?

Загадка.

Почему автоматы, проверенные на других планетах, вместо осмысленной информации передавали на станцию белый шум?

Загадка.

И вот теперь к ним прибавилась еще одна: исчезнувший «Белое» объявился здесь, в системе НИС-6411, в трехстах пятидесяти семи парсеках от Карантина и девяноста восьми от Земляндии.

— Что будем делать, Миша? — спросил Болл.

И впервые за много лет услышал:

— Не знаю. Надо организовать совещание. Один я этого решить не могу. И мы с тобой — не можем.

Бедняга стажер умотался, организовывая это совещание. Но в конце концов на мозаике черно-белых экранов АС-связи возникли все участники: Котть, восседающий за столом в своем кабинете; координатор Транспортного Совета Дубах, словно подтаявший за последние годы, поседевший, чуть сгорбившийся, но все тот же бессменный и бессмертный, как называли его за глаза в Совете, и его правая рука, генеральный диспетчер Свердлуф (обоих с трудом удалось поймать в Исследовательском центре); член Совета Миров Нильс Брюн, председатель Совета Ксении; Жоао Банши, ксенобиолог; последним был некто из Совета Геогигиены, присутствовавший незримо, потому что нашли его где-то, где не было экрана, и он включился через экстренный канал. Звали геогигиениста Вацлавом, он был из новеньких, и Болл его не знал.

Котть насколько мог бегло обрисовал положение, после чего слово взял Дубах. Поскольку данное совещание прямо интересов Транспортного Совета не затрагивает, а посильное участие в организации встречи «Велоса» Совет уже принял, выделив свой космоскаф, участие членов Совета в данном, и без того представительном, совещании кажется ему, Дубаху, нецелесообразным. Если же выяснится, что Транспортный Совет может оказать в исполнении решения данного совещания какую-то помощь, — его, Дубаха, в течение всего сегодняшнего дня можно будет застать в Исследовательском, а в крайнем случае — найти по экстренному каналу. С чем он и отключился, а вместе с ним исчезла с экрана и смущенная физиономия Свердлуфа.

Брюн предложил было посадить «Велос» где-нибудь в северной оконечности Пасифиды, откуда до ближайшего поселения больше пятнадцати тысяч километров, но после исчерпывающих пояснений Коття об опасности заражения тут же сыграл отбой.

— В таком случае мне представляется единственно правильным оставить корабль на достаточно высокой орбите, с тем чтобы впоследствии исследовать его силами специальной комиссии, которую, несомненно, организует Совет Астрогации.

— На ксеноцентрической орбите оставлять «Велос» нельзя, — вмешался Вацлав. — Слишком близко к планете и слишком оживленная зона. Вообще же вопрос об опасности, которую может представлять собой «Велос», находится в компетенции Института ксенобиологии. Может быть, доктор Банши скажет по этому поводу что-нибудь определенное?

Доктор Банши, увы, ничего определенного сказать не может. И прежде всего потому, что неизвестно, относится ли вообще проблема Карантина к области ксенобиологии или же к какой-то другой области. Но поскольку исключать возможность биологической опасности, если «Велос» действительно побывал на Карантине, нельзя — лучше всего законсервировать его на достаточно нейтральной орбите.

— Слушайте, шеф-пилот, а люди? — тихонько сказал Шорак. — Если там люди?

Болл отключил микрофон.

— Нет там людей, Карел, — как мог мягко улыбнулся он, глядя на побледневшее лицо стажера. — Нет и быть не может. Они в космосе уже без малого триста лет. В экипаже были одни мужчины. И анабиованн у них не было.

— Итак, — резюмировал Котть, — можно считать единодушным следующее решение. Космоскаф шеф-пилота Болла силами автоматических буксиров «мирмека Эм—двести тринадцать», «мирмека Эм—двести семнадцать» и «мирмека Эм—двести двадцать два» отбуксирует «Велос» на орбиту, параметры которой определит расчетный центр нашей Базы и которую согласует Транспортный Совет. Все согласны?

Болл прямо-таки задохнулся от восхищения. Суметь найти единодушное решение там, где все от этого решения уходят как могут, — для этого талант нужен! Нет, не зря Коття сделали координатором Базы…

Брюн согласен.

Доктор Банши полностью поддерживает такое решение, и к нему присоединяется Вацлав-геогигиенист.

— Заводить буксиры, шеф? — спросил Наан. Болл кивнул. Это надо делать в любом случае.

— А если они не были на Карантине? — спохватился Наан. — Ведь рогановская астрогация — дело ненадежное, да и непонятно, как они очутились здесь, если садились на Карантине…

— Они могли включить старт-автоматику, — возразил Котть.

— И главное, — сказал Болл, — главное — вдруг они все же там были?

— Но ведь на корабле, — вмешался в общий разговор Шорак, — может быть ценнейшая информация! И ради нее стоит рискнуть! Пусть кто-то один отправится туда. В крайнем случае мы рискуем только одним человеком. Добровольцем. — Он замялся. — Мной.

— А если нет там этой ценнейшей информации? — спросил Котть.

— И существует ли вообще информация, за которую нужно было бы отдавать жизнь? — холодно поинтересовался Болл.

— Но ведь вам самому случалось рисковать, шеф-пилот!

— Однако я до сих пор жив. Что вряд ли оказалось бы возможным, рискуй я так.

— Совещание окончено, — объявил Котть. — Спасибо. Расчетная орбита «Велоса» будет сообщена вам через…

— Нет, — жестко прервал его Болл. — Расчетная орбита «Велоса» нам не нужна.

Напряженное ожидание последних часов превратилось теперь у Болла в холодное, злое упорство. Если все уклоняются от решения, кому-то надо брать ответственность на себя.

Котть воззрился с экрана, как будто ему показали инопланетянина.

— То есть?

— Я не собираюсь отводить «Белое» на стационарную орбиту, Миша.

— Почему?!

— Потому что это не дает гарантии. Потому что всегда найдутся энтузиасты вроде нашего стажера, которые полезут за гипотетической информацией…

— На столь же, между прочим, гипотетическую гибель… — вставил Наан. — Я согласен со стажером, Борис.

— Бунт на корабле… — Болл улыбнулся, но улыбка была чисто механической. — Теперь ты понимаешь, Миша, что его надо…

— Уничтожить? Последний из рогановских кораблей?! Пойми, его нужно сохранить — как музейную ценность, наконец! Ведь опасность в самом деле гипотетична, а ценность — несомненна. Да и с опасностью сумеем же мы справиться… когда-нибудь. А пока — выставим надежную охрану, со временем — поставим барраж…