Могила тамплиера - Страница 70

– Пардон, – сказал Круминьш, опуская меч, – я, кажется, немного увлекся. Голова – это уже лишнее.

– Да, – сказал Сиверов, разглядывая "механические повреждения", о которых они беседовали пару минут назад, – после такого удара рубить голову уже необязательно.

Кольчуга была распорота наискосок, от бедра до плеча, а тугая анатомическая резина под ней взрезана, как скальпелем, до самого деревянного каркаса. Сиверов ткнул пальцем в разрубленную грудь, и чучело неожиданно распалось по линии разреза. Верхняя половина откинулась, как крышка диковинного чемодана, и закачалась на уцелевшей резине "спины", демонстрируя чисто, без единого скола, перерубленный "позвоночник", представлявший собой дубовую палку толщиной с черенок от лопаты.

– Фантастика, – сказал Глеб, которому все стало окончательно ясно. – Жутковатое зрелище.

– И вы по-прежнему хотите этому научиться? – с легкой насмешкой спросил Круминьш, аккуратно заворачивая меч в мешковину.

– По-моему, научиться этому невозможно. Но надо хотя бы попытаться. Не зря же я ехал в такую даль!

На самом деле Глеб был уже по горло сыт этой рыцарской забавой. Но отказаться от участия в ней, не вызвав подозрений хозяина, он не мог и потому продолжал играть свою роль, прикидывая, как бы вернуть разговор в нужное русло.

– Что ж, воля ваша. Выбирайте меч.

– Меч? – изумился Сиверов. – Право, Мастер, я не чувствую себя достаточно подготовленным для схватки с таким виртуозом, как вы.

– Никто и не говорит о схватке, – немного раздраженно объяснил Круминьш. – Вы просили показать удар? Извольте, я готов. Но я не могу поднять меч на безоружного человека. Можете, если хотите, считать это старческой причудой.

– Старческой? – подчеркнуто изумился Глеб.

– Благодарю за комплимент... Хорошо, пусть просто причудой. Капризом, если хотите. Но я уже не в том возрасте, когда легко менять привычки. Тем более если речь идет о замене хороших привычек дурными.

– Я бы поспорил, но против такого аргумента возразить трудно, – проворчал Слепой, снимая со стены первый попавшийся меч – тупой, с закругленным концом и исцарапанным от частого употребления лезвием.

Он пару раз взмахнул этой штуковиной в воздухе. Меч неплохо лежал в ладони, но был непривычно тяжелым. Мешал не столько его вес, вполне посильный для взрослого, здорового мужчины, сколько инерция, которую все время приходилось преодолевать.

Круминьш покосился на его довольно неуклюжие манипуляции и снял со стены точно такой же по длине и весу клинок. Это обстоятельство Глебу не очень понравилось, но он решил, что выбор одинакового оружия является частью личного кодекса чести Ивара Круминьша, выработанного так давно и настолько закостеневшего, что его требования выполняются даже тогда, когда идут вразрез со здравым смыслом. Наличие кодекса чести у этого мясника, спокойно потрошившего безоружных людей, выглядело чудовищным парадоксом, но Глеб Сиверов видывал и не такое. С самим собой человек всегда договорится; покойник не расскажет о допущенном тобой грубом нарушении дуэльного кодекса, а сам ты и подавно не станешь об этом болтать. А нарушения, о котором никто не знает, как будто и вовсе не было. Значит, можно и дальше блюсти свой драгоценный кодекс, выходя на посыпанную опилками арену с куском старательно затупленного железа в правой руке – точно таким же, как тот, которым размахивает кретин, стоящий напротив. Все по-честному, разве нет?..

– Значит, говорите, удар фон Готтенкнехта? – зачем-то переспросил Круминьш, легким пружинистым шагом подходя к Глебу. – Что ж, наблюдайте.

Он пустил свой меч по точно рассчитанной траектории, сделав это намного быстрее, чем Каманин, когда впервые демонстрировал Сиверову знаменитый удар. Закругленный кончик лезвия легонько чиркнул по одежде, вызвав знакомое желание зажмуриться и отпрыгнуть.

– Поняли? – спросил Круминьш. – Показываю медленнее. Смотрите. Плечо идет сюда, затем поворачиваете кисть... Видите? Очень важно не пропустить момент, поймать точку поворота, тогда инерция удара будет работать на вас – не мешать, а помогать. Это самое сложное – не пропустить момент. Вот так примерно. Смотрите, показываю еще раз.

Он занес клинок, и в этот момент, за долю секунды до того, как меч рванулся вниз, Глеб уловил в глазах Круминьша какой-то короткий, как вспышка молнии, холодный блеск. Эта мимолетная вспышка, которой, вполне возможно, на самом деле и не было, подсказала ему, что произойдет дальше, и он каким-то чудом ухитрился выставить перед собой меч, который принял на себя чудовищный удар – скорее по счастливой случайности, чем благодаря искусству Сиверова.

Раздался короткий тупой лязг, Глебу почудилось, что он увидел отлетевшую в сторону бледную красноватую искру. Меч ему удалось удержать только потому, что он успел схватиться за рукоять обеими руками. Кисти и запястья у него онемели, и он даже не сразу сообразил, что удар Гроссмейстера отшвырнул его на пару шагов назад.

– Неплохая реакция, – похвалил Круминьш, одним плавным, стремительным движением покрывая разделявшее их расстояние. Меч опять порхал в его руке с такой скоростью, что за ним было трудно уследить. – А так?

За вопросом немедленно последовал новый удар, нанесенный без затей, сверху вниз, словно Гроссмейстер собирался разрубить Глеба надвое, как полено. Тупой или нет, меч в его руке обладал достаточными весом и инерцией, чтобы развалить череп пополам до самого подбородка. Сиверов успел только вскинуть свой меч над собой, схватившись левой рукой за лезвие, и, когда металл ударился о металл, упал на одно колено, почти раздавленный нечеловеческой силой этого удара.

Ему тут же пришлось нырнуть вбок и перекатиться через плечо, уходя от нового свистящего взмаха, грозившего снести ему голову. Снова приподнявшись на колено, Глеб наугад махнул мечом, и Круминьш отпрыгнул назад, потирая чувствительно ушибленную голень.

Воспользовавшись добытой с риском для жизни паузой, Слепой поднялся на ноги.

– У вас странные педагогические приемы, Гроссмейстер, – сказал он. – Скажите, сколько ваших учеников зарыто в саду? Или вы хороните их прямо тут, под этими опилками?

– Я не убиваю своих учеников, – сообщил Круминьш, выпрямляясь и опять начиная вертеть мечом, как клоунской тросточкой.

– В самом деле, зачем это вам? – сказал Глеб. – Кандидатов в покойники и без них хватает.

– И один из них в данный момент передо мной, – закончил Круминьш и бросился в атаку.

Сиверов сопротивлялся как мог, но это было безнадежно. Два или три удара он отбил и даже один раз ударил противника по плечу – правда, плашмя и довольно слабо, – но потом что-то произошло, и, когда звон в ушах стал не таким оглушительным, Глеб обнаружил себя распростертым на земле, с запорошенным опилками лицом, без меча, с разламывающейся головой и тупо ноющей кистью правой руки. Круминьш возвышался над ним, широко расставив ноги, и они с Глебом смотрели друг на друга поверх лезвия меча, скругленный конец которого легонько упирался Сиверову в глотку. Меч был тупой, но Глеб, как никто, знал, что при желании прикончить человека можно даже пальцем. Что уж говорить об этой тяжеленной железяке, особенно когда она в руках у такого умельца!..

– Дурачина ты, простофиля, – с горечью процитировал он, имея в виду самого себя, – не садися не в свои сани...

– Да, – поняв, как ни странно, о чем идет речь, откликнулся Круминьш, – вы совершили большую ошибку, придя сюда безоружным. Такую же большую, как тот пугач, что вы оставили в машине.

– Бинокль, – с горечью сказал Сиверов. – Не стыдно подглядывать из-за занавески?

– Нет, не стыдно. Кто предупрежден, тот вооружен – слыхали? Или ваши познания ограничиваются "Сказкой о рыбаке и рыбке?"

– Вы проиграли, Гроссмейстер, – заявил Глеб, лежа на спине, распластанный, как лягушка на предметном стекле микроскопа. – Рассчитывать вам не на что. За мной придут другие.

– Сомневаюсь, – возразил Круминьш. – Ваш хозяин – трус без малейшего понятия не только о чести, но даже и об элементарных приличиях. Потерпев неудачу один раз, он будет еще очень долго собираться с духом... если вообще когда-нибудь соберется.