Модный Вавилон - Страница 11

Наконец я вижу, как Александр, чудовищно взъерошенный, бредет по улице в мою сторону, и думаю, что ему — по примеру Анны Винтур — стоило бы вчера лечь пораньше. Сварливые геи сами по себе не сахар, но сварливый гей с похмелья — это один сплошной кошмар.

— Ты не поверишь! — скрипит Александр, плюхаясь со мной рядом. — Я познакомился с единственным во всем

Западном полушарии гомиком, у которого в ванной нет шампуня. Только посмотри на этот ужас. — Он лохматит себе волосы, которые сейчас похожи на цыплячий пух. — Только-только в твоем сознании сложится некий стереотип, как все летит вверх тормашками. Кто поверит, что у гея дома может не быть шампуня?! И это при том, что он, черт его дери, парикмахер!

— Зачем ему возить свое барахло туда, где его и так много? — спрашиваю я. — А может быть, он не любит держать дома всякие рабочие принадлежности.

— Плевать на то, что он не любит, — брюзжит Александр. — Больше мы с ним не увидимся.

Он допивает мой кофе и откусывает сразу половину моего круассана.

— Мне нужен порошок.

Через час Александр, причесанный, надушенный и уже куда более дружелюбный, сидит рядом со мной в вагоне «Барахолки». Мы прячемся за спинами многочисленных представителей прессы, стараемся не попадаться никому на глаза и навостряем уши в ожидании сплетен. Две девицы, которые сидят впереди, не разочаровывают нас.

— Слышала, что было вчера? — спрашивает одна.

Александр наклоняется вперед, чтобы увидеть ее лицо, но безуспешно.

— Что? — интересуется вторая.

— Вчера вечером выстроилась целая очередь из тех, кто хотел попасть на презентацию Dior, — начала повествование девушка. — Народу тьма-тьмущая. Корреспонденты Vogue из Англии, Италии и Японии, куча закупщиков, а потом откуда-то появились парни из американского Vogue и просто нагло проскочили у нас на хвосте. Один взял и скомандовал: «Пошли», и охрана их пропустила! И в результате они всех обскакали.

— Кем это они себя возомнили? — спрашивает вторая.

— Уж не знаю. Англичане, например, так и остались стоять.

— Правда?

— Да.

— Ужас.

— Конечно.

— А Элизабет Салтмэн?

— Я ее не видела.

— Она шикарная, правда?

— Да-а.

— Вот что значат наследственные деньги, ты подумай!

— И не говори…

Они обе с минуту молчат и жуют свои булочки с сыром.

— Я слышала, твой бывший — ну тот, фотограф, — тоже здесь.

— Неужели? — с набитым ртом спрашивает другая.

— Он потребовал, чтобы ему предоставили черный или синий BMW.

— Ну…

— Он сказал, что согласится только на BMW.

— Ну?

— Машина всю неделю простояла в гараже отеля Ritz! Он к ней даже не прикоснулся!

— Эти американцы, скажу я тебе…

— Нам, кажется, выходить.

Мы с Александром выбираемся вслед за всеми. Каждый годя езжу на Premiere Vision и потом раскаиваюсь. Каждый год мне, кажется, что наступило, наконец, то время, когда можно послать вместо себя кого-нибудь из подчиненных. Но когда я представляю, как Триш бродит по этой колоссальной ярмарке с нашей кредитной карточкой, то заставляю себя встать и отправиться на вокзал. Единственный человек, которому на самом деле нечего тут делать, — Александр. Но он сопровождает меня из вежливости. И потом, мне нужна моральная поддержка. Ну и вдобавок он знает, что, если отпустить меня одну, потом я его просто убью.

Мы уже достаточно долго проработали вместе, чтобы он понял, для чего существует наш брэнд и к чему мы стремимся. Я не принадлежу к числу тех дизайнеров, которые потакают вкусам инфантильных, изнеженных, наивных девиц и украшают свои изделия оборочками и финтифлюшками. Наш девиз — лаконичность и сдержанность, мы ориентируемся на зрелых, умудренных опытом покупательниц. Иными словами, мы ближе к Roland Mouret, чем к Chloe. Для меня важнее общий силуэт, чем отделка и детали, и потому нам нужно закупить побольше хороших простых тканей. Александр в этом разбирается. Хорошее джерси он разглядит за двадцать шагов, и поэтому очень полезно иметь его при себе, поскольку сама я нерешительна и невнимательна.

Мы выстаиваем очередь, предъявляем наши пропуска и карточки, заполняем бланки, на каждом шагу вытаскиваем свои удостоверения. Даже в мире текстиля есть своя иерархия. К примеру, если вы — владелец дешевого универмага, то некоторые поставщики джерси просто не позволят вам приблизиться к их отделам. Вам придется общаться с охраной, улыбаться тому верзиле, который стоит у прилавка, расписываться, показывать удостоверение, объяснять, кто вы такой, и только после этого вам, наконец, позволят пощупать ткань. Гонконгские производители нейлона просто умоляют, чтобы агенты Top Shop удостоили своим присутствием их отдел, в то время как кое-кто даже на порог их не пустит. Точно с таким же пренебрежением относятся к Primark, Mark One и Morgan. Я — независимый дизайнер, и меня примут, в общем-то, везде, но чем больше фирма и чем значительнее сумма их прибылей, тем меньше им нужды в моем крошечном заказе.

Если бы я не была так подавлена, то оставался бы по крайней мере стимул. Но о чем мне меньше всего хочется думать, после того как я буквально похоронила свою весенне-летнюю коллекцию, — так это о следующем показе. Сейчас начало октября, и я планирую его на будущую осень. Впереди у меня целый год. Но что в будущем году захотят носить женщины? Как узнать, какой цвети какая ткань мне понадобятся?

На Premiere Vision можно получить нечто вроде подсказки. В центре огромного зала размером с пять футбольных полей находится крытое помещение, где с тобой поделятся кое-какими выкладками насчет грядущего сезона. Черный цвет всегда будет в моде, а весной и летом кто-нибудь из дизайнеров непременно предложит что-то желтое или зеленое. Периодически заявляет о себе бирюзовый. Но для осенних или осенне-зимних коллекций всегда предпочтительны коричневые, темно-зеленые и темно-синие тона. Ну и, разумеется, золотистые и серебристые краски для вечерних туалетов. И что-нибудь красное — в преддверии Рождества. Но лично я всегда думала, что с фиолетовым не промахнешься. В любом случае, что бы они там ни говорили, у тебя своя голова на плечах. Кто захочет те же цвета, что в Mark One?

— Итак, какие планы на осень? — спрашивает Александр. Голос у него томный и страдальческий.

— Э… — Я задумываюсь. — Что-нибудь роскошное-красивое… и хм… сексуальное…

— А-а, — отзывается Александр, делая вид, что впечатлен. — Стало быть, никакого пессимизма?

— Никакого, — улыбаюсь я. — Ничего такого нам не нужно.

— Точно, — говорит он. — Все мы помним, как обломился Миллер. Нет, это не твое. Богемный стиль уже всем приелся.

— Твоя, правда. — Я киваю.

— Может быть, купить черного и лилового бархата? — спрашивает он.

— Хорошая мысль. И шелка. И немного шотландки. Мы уже долго из нее ничего не шили. Думаю, нам стоит слегка отойти от сурового минимализма и добавить немного цвета. И потом, ты ведь знаешь, как я люблю клетчатые ткани.

— Да, — говорит он. — Может быть, кофе?

Мы присаживаемся за какой-то дурацкий столик и заказываем себе кофе, который, кстати, не так уж плох. Когда кофе выпит, Александр вдруг замечает даму из Gucci, которая направляется туда же, куда и мы. Мы, как будто играя в «зеркало», следуем за ней по выставочному залу и присматриваемся к тем тканям, которые она выбирает. Мы проходим мимо стенда Siulas, литовской фирмы, изготовляющей х/б, и мимо Вег Lame (французский трикотаж), направляясь в следующий зал. Там мы останавливаемся, разглядывая итальянский шелк (один из самых дорогих на мировом рынке), переходим к Hokkoh Со. Этот японский текстиль стилизован под ручную работу — по крайней мере так сказано в их рекламной листовке. Потом мы перемещаемся к стенду Jackytex, чтобы полюбоваться их миленьким трикотажем. По правде говоря, нам нечего там делать. Но, после того как мы в шестой раз останавливаемся все вместе у прилавка с роскошными лиловыми шелками из Индии, наша дама начинает оглядываться на нас с явным раздражением. Александр полагает, что преследовать ее — очень весело, особенно если к тому же нам от этого есть польза.