Модель инженера Драницина - Страница 9

Люди волновались, терялись в догадках.

Но инженера Драницина не было. Он стал именем, шифром, содержанием бумаг, телеграмм, разговоров.

На станции Энск оживление. По перрону ошалело бегут пассажиры. Мелькают неуклюжие чемоданы, серые мешки, желтые деревянные баулы.

Дежурный, проходя по перрону, выкрикивает:

— Поезд номер семьдесят восемь, стоянка двадцать минут.

— Ах ты господи, только бы успеть, — бормочет женщина в сбившемся набок платке. В руках у нее по чемодану, а на спине висит туго набитый холщовый мешок.

Следом за ней, сгибаясь под тяжестью багажа, идут еще две женщины помоложе. В зубах у них билеты.

Проводник, ленивым взглядом окинув багаж, говорит:

— Не пущу. Вещей больно много. В багаж надо сдавать.

Женщина постарше обалдело смотрит на проводника.

— Да рази так можно, да много ли вещей-то у нас, — говорит она захлебываясь и обращаясь то к проводнику, то к спутницам.

— Подумаешь, каки таки вещи, так, видимость одна, — вторят ей товарки.

Проводник взглядывает искоса и, сплюнув, цедит сквозь зубы:

— Деревенщина.

— Да чего вы стоите-то? — остервенело кричит та, что постарше.

— Чего на него смотрите-то? Лезь.

Женщины хватают багаж и бестолково лезут в вагон, но проводник быстро захлопывает дверь.

— Но-но, не лезь, это вам не постоялый двор.

Все трое растерянно смотрят на вагон и на груду багажа.

А дежурный выкрикивает.

— Поезд номер семьдесят восемь, отправление через пять минут.

Над фронтоном вокзала висит белый круг циферблата. Стрелки показывают без пяти восемь.

Женщина постарше подходит к проводнику и что-то шепчет ему на ухо.

Проводник слушает рассеянно. Наконец машет рукой и роняет:

— Ну ладно уж, лезьте.

Он отходит в сторону и, пряча в карман пятирублевку, бормочет, презрительно выпятив губу.

— Эх, бескультурность наша.

Пассажирки бестолково лезут в вагон.

Через минуту ударяет колокол, раздается пронзительный свисток и поезд медленно отходит. Женщины раскладывают багаж.

— Откуда вы, тетя, едете? — осведомляется пожилой мужчина, макая сахар в чай.

— А из Тулы.

— А зачем в Тулу ездили?

Тетя Паша, так зовут женщину постарше, тщательно рассовывает вещи по углам.

— Да вот детишкам кой-чего из одежонки прикупить надо было. Ну и поехали.

— А много, должно быть, у вас детишек, — раздается сверху хрипловатый голос.

Тетя Паша испуганно озирается. С верхней полки свешивается всклокоченная голова и искоса смотрит на открытый чемодан, в котором лежит пара новеньких с иголочки костюмов, а под ним рядами уложены груши.

Тетя Паша торопливо захлопывает крышку чемодана и толкает чемодан под полку. А он, как назло, не лезет.

Пассажир, не дождавшись ответа, вытягивается на полке.

Он лежит, не слезая, второй день. Вчера ночью у него украли чемодан и деньги и теперь он почти ничего не ест и целый день валяется, подложив под голову старую помятую кепку.

Тетя Паша, кое-как растолкав вещи, сооружает из остатков некое подобие постели и, закрыв лицо грязной тряпкой, ложится отдохнуть.

Вечером женщины достали из мешка черствый, очевидно, еще домашний, хлеб и сели пить чай.

— Послушайте, — свесился с верхней полки пассажир. — Это же черт знает что такое. У вас из корзины какая-то гадость течет и прямо мне на подушку, — и он возмущенно машет кепкой.

Тетя Паша поджимает губы и, аккуратно положив на блюдце огрызок сахара, лезет наверх.

— Сливы, видать, потекли, — шепчет она, доставая корзину, аккуратно обшитую синей холстиной.

— Детишкам везем, — виновато говорит она пассажиру.

Тот сердито хмыкает и, ворча что-то под нос, переворачивается на другой бок, и долго слышит он сквозь сон, как старуха соседка наставительно говорит тете Паше:

— Она слива ягода нежная. Она покой любит. Ты ее, девонька, перебери и которая помягче — на пирог отложь.

Поздно вечером в вагоне начались разговоры. Одуревшие от скуки пассажиры рассказывали невероятные истории о кражах и убийствах, делились сведениями о том, где, что и сколько стоит.

Не принимал участие в разговоре только хмурый пассажир. Ему хотелось есть, но наконец и он слез с полки и сел против тети Паши.

— У меня тоже, знаете, случай был, — неожиданно обратился он к пожилому мужчине, взглядывая искоса на тетю Пашу. Ехали мы в передний путь, села к нам в вагон женщина одна. Вещей у нее не пересчитаешь. Ну, вроде, как у вас, — вскользь обратился он к тете Паше.

— Ну, едем день, другой, все чинно-благородно. И вдруг, представьте себе, приходит старший, усатый такой, вид строгий и говорит так внушительно. Вы, говорит, гражданка, ничто иное как спекулянтка и я, говорит, должен вас оштрафовать.

— И оштрафовал?— раздается испуганный голос женщины помоложе.

Тетя Паша поджимает тонкие губы и сердито взглядывает на соседку.

— В лучшем случае, — сказал он таким тоном, точно сообщил невесть какую приятную новость.

— Перевесили, знаете, у этой гражданки вещи, и оказалось у ней излишка шестьдесят килограмм и три четверти. Так за каждое кило с нее по пять рублей сорок копеек взяли.

Тетя Паша бледнеет.

— Это, значит, больше трех сотен потянуло, — задумчиво говорит пожилой пассажир.

— Бывает, вот, знаете...

Разговор идет по новому руслу. Рассказы о штрафах и задержаниях так и цепляются один за другим.

— А так им и надо, — сердито говорит хмурый пассажир. — Мне, знаете, их ничуть не жаль.

Пауза.

— Уф, пить что-то хочется, — говорит пассажир. — Позвольте у вас стаканчиком чаю попользоваться, — обращается он к тете Паше.

Та пододвигает к нему чайник и, перекинувшись взглядом с соседкой, нехотя предлагает пассажиру хлеб и помидор.

— Не откажусь, — весело похохатывает пассажир, — не откажусь. Помидоры я уважаю. Очень, знаете ли, полезный плод, — и он ловко берет самый крупный помидор, другой, третий. Хвалит помидоры и поругивает хлеб. Наевшись, пассажир лезет наверх и сладко засыпает.

Поздно вечером, когда все уснули, тетя Паша с двумя женщинами выходит на площадку, и они о чем-то долго шепчутся.

— Шпиен это, не иначе как шпиен.

Назавтра в двенадцать часов должна быть станция Луки. Замечательна она дешевым репчатым луком.

Тетя Паша рано утром, отобрав в мешок десятков пять яблок, опасливо поглядывая на подозрительного пассажира, на цыпочках идет из вагона.

— Ежели взять по гривеннику за яблоко, — шепчет она, — это десять целковых, вязок восемь, а то и десять куплю.

Поезд медленно подходит к Энску — это последняя крупная станция перед Луками.

Тетя Паша бежит к лоткам и становится в ряд с торговками.

— Вот яблок, кому яблок, — выкликает она.

— Продажей занялись, — раздается знакомый голос. Руки у тети Паши деревенеют. Перед ней знакомая щуплая фигура и кудлатая голова пассажира.

— А хорошие у вас яблоки, — говорит он и выбирает самое крупное.

— Что стоит?

— Двадцать копеек, — бормочет тетя Паша.

— А ведь недорого, — говорит пассажир и спокойно подносит яблоко ко рту. — Ну торгуйте, торгуйте, мешать не буду. Только осторожней, не попадитесь, — и он отходит прочь.

Тетя Паша бежит в вагон и опять трое стоят на площадке и шепчутся.

— Шпиен. Осторожней с ним быть надо. Улещивать надо, авось не стукнет.

В полдень тетя Паша, уловив время, когда пассажир куда-то вышел, собрала обедать. Но только что сели, как кудлатый заявился.

— С главным беседовал. Знакомым оказался. Ну, того-сего, чайку попили. Он, знаете, все интересуется кто и зачем едет. Очень любопытный мужчина, и вообще интересовался...

Пассажир сел около тети Паши.

— Ну как, яблочки продали? А я, знаете, вашим фруктом аппетит только себе раздразнил.