Мобильник или Абонент временно не доступен - Страница 1

На следующем перекрестке, сжав зубы и вдавив в пол газ, он рванул на красный. Визг тормозов, автомобильные гудки и ощущаемые кожей проклятья подтвердили, что и на этот раз ему повезло. Свернув в переулок, он с трудом вогнал огромный "лексус" в узкую арку, прогрызенную в тоще старого кирпичного дома.

Выскочив из машины, он побежал через двор к такой же арке на противоположном его конце. Автомобиль с распахнутой дверью недоуменно смотрел вслед водителю, подслеповато щурясь раскосыми фарами. Двигатель продолжал также бесшумно работать на холостых.

Темнело.

Уже в арке он услышал быстро сменившие друг друга звуки двигателей, хлопанье дверей, крики и нарастающий топот множества ботинок.

Чертыхнувшись, он побежал быстрее. Сумка мешала, била по спине. Ноги от страха стали ватными и отказывались подчиняться. Он задыхался.

Выскочив на улицу, он метнулся в следующий переулок, потом в другой...

И тут его осенило. И тело прошиб тот самый холодный пот, который проступает в любую жару и при любой усталости - когда наступает осознание чего-то очень и очень неприятного. А главное - необратимого.

Но ему придется сделать это.

Толик не любил, когда его называли бомжом. Более того, он страшно злился, когда его так называли. Какой же он бомж? Бомж - он грязный, неопрятный, безо всяких целей в жизни.

Толик называл себя бродягой. Как ни крути - "бродяга" звучит благородней. У бродяги, в отличие от бомжа в жизни цель есть. Какая? На этот вопрос Толик не смог бы ответить сразу. Он знал одно - цель у него есть. А бродяжничество - это всего лишь путь к этой самой непонятной, постоянно ускользающей цели.

Может быть, когда-нибудь его бродяжий путь приведет туда, где все, наконец, станет на свои места, и не нужно будет скитаться по стране, халтурить на случайных заработках, ночевать под открытым небом.

Что толкнуло его на этот бесконечный путь? Хм... А кто его знает? Кто знает, как люди из обычных обывателей становятся такими вот бродягами? Кого-то кидалы выгнали из собственной квартиры, у кого-то просто поехала крыша... Когда Толик напрягал память, то воспоминания с трудом пробивались сквозь густую пелену - будто на раннюю память поставили какую-то блокировку.

...Поверьте, Толик был неглупым парнем. Живи он в большом городе, он вполне мог бы стать каким-нибудь инженером, а может быть, врачом или учителем. Но в его городке, который справедливее было бы назвать большим селом, стать можно было только алкоголиком.

Говорят, что среда давит на человека. Пожалуй, не врут люди. Толик был человеком добрым, мягким... Поэтому ему стоило больших усилий закончить одиннадцатилетку, а не сказать ей "пока" ее "за компанию" класса после девятого. Отец, когда выходил из запоя, просто изводил его - почему сын не идет работать, как все? Почему он должен кормить этого здорового лба?.. Когда Толик заикнулся было про институт, отец чуть не убил его. Наверное, воспринимал отец "образованных" как классовых врагов...

И Толик пошел работать. Как ни силился, он не мог вспомнить точно - куда. Кажется, это был консервный заводик... Впрочем, ему было все равно. Потому, что любая работа заканчивалась почти ежедневной пьянкой с друзьями детства. Толик не любил пить. Но и отказать друзьям он не мог тоже. Во-первых, потому, что, как мы сказали, был он человек мягкий, а во-вторых - могли попросту не понять и набить морду.

Изредка вспоминая прошлое, Толик с отвращением морщился.

Единственным путем для бегства из этого проклятого Богом места была армия. Как Толик мечтал, что его возьмут в ВДВ или, хотя бы, в погранвойска! Он уже строил планы, как, не возвращаясь домой, отправится сразу из армии в большой город, где, как он слышал, отслужившие поступают в ВУЗы вне конкурса... Но судьба жестоко посмеялась над ним. То, что для кого-то стало бы подарком судьбы, для него стало ударом: он не прошел медкомиссию. Не то, что бы он был совсем уж плох, просто врач оказался человеком честным до идиотизма и не позволил загрести его, как тысячи других "практически здоровых". Как Толик не умолял - врач был тверд, словно скальпель...

Вот здесь, наверное, Толик и сорвался в первый раз.

Он не помнил, как оказался в электричке с рюкзаком, набитым тем, что попалось в тот момент под руку.

Единственное, что сохранила его память - это ощущение того, что он никогда и ни за что больше сюда не вернется...

Вначале он серьезно думал поступить в педагогический - куда был самый низкий конкурс на бюджетное отделение. Но до вступительных экзаменов оставалось больше полугода, и Толику пришлось искать работу и жилье.

Ни того, ни другого он так не нашел. Он ничего толком не умел, а заработков грузчика и сторожа едва хватало на еду. И жить приходилось в каких-то вагончиках и сараях. Впрочем, Толика удивить этим было трудно: квартира, в которой обитали они с отцом, тоже располагалась в старом колхозном бараке.

... Когда пришло время вступительных экзаменов, Толик вдруг со странным равнодушием ощутил, что не хочет больше никуда поступать. Он несколько раз брал в руки книги, но не мог заставить себя читать. Что-то в нем сломалось.

И тогда Толик испугался. Испугался по настоящему. Как-то в автобусе какая-то женщина жалостливо назвала его "бомжиком". И Толик сорвался во второй раз. Он как безумный орал, что он не бомж, что он нормальный человек, что он хорошо учился, что у него есть будущее!..

В тот же день Толик собрал свои пожитки, которые уместились все в том же старом рюкзаке, немного денег, что удалось отложить из более, чем скромных заработков, и отправился на вокзал.

С тех пор он и колесил по стране в поисках того "чего-то", что сможет остановить его беспорядочные метания, что принесет спокойствие и уверенность, что поможет ощутить себя Человеком...

Этот мерзкий день закончился самым неприятным образом: его выставили с вокзала. Хорошо хоть не промассажировали дубинками. Но Толик был человеком покладистым и не стал препираться с властями. И все бы ничего, но в столице он был впервые, и куда направиться ночью - понятия не имел.

Было жутко холодно. А еще безумно хотелось спать. О том, чтобы прикорнуть где-то на скамейке в такой дубняк, не могло быть и речи. Подъезды близлежащих домов все, как один, оказались запертыми на кодовые замки.

Ни одного свободного сарая, ни одной норы в стене: ото всюду смотрели на него злобные настороженные глаза. Столица встречала недружелюбно. Все стоящие места в ней были заняты. Сверху надменно взирали на него высотки, подсвеченные снизу, словно лицо шутника, решившего напугать кого-то в темноте с фонариком.

Оставался только один, не раз уже испробованный, но крайне неприятный вариант.

Тихо выругавшись, Толик присел и с кряхтением оторвал от асфальта чугунную крышку канализационного люка. Заглянув вовнутрь, Толик убедился: место - что надо.

Спустившись вниз, Толик задвинул за собой крышку и огляделся, постепенно привыкая к царящему здесь полумраку. Именно полумраку, так как неподалеку от люка в бетонный потолок была врезана массивная чугунная решетка: Толик оказался в ливневке. Поскольку дождя не ожидалось, это обстоятельство не имело значения, тем более, что вдоль стены проходили теплые на ощупь трубы. Очевидно, тек по трубам кипяток, но теплоизоляция позволяла с комфортом разместиться на них на ночь.

Толик быстро уснул. Однако вскоре проснулся и полежал немного с открытыми глазами, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. И вскоре понял, что ему попросту не хватает воздуха. Вернее, воздух-то был, но прелый запах сырости стал вдруг невероятно раздражать.