Много шума из–за церкви - Страница 7

Я писатель. Мне близок и понятен стиль, в котором Павел писал эти главы. Мне самому часто приходится искать нужное слово, сравнение. Я экспериментирую, отсеиваю ненужное, ищу и вдруг нахожу слово, которое подходит идеально. Какое чувство облегчения я при этом испытываю!

Прошли годы. Не все придуманные Павлом образы церкви понятны современному человеку. Истины, которые за ними скрываются, ничуть не изменились — изменилось мировосприятие читателя. Возьмите, к примеру, сельскохозяйственные образы. Каждый коринфянин знал, что за ними стоит. Поля, виноградники окружали город, урожай свозили на местный базар. Сегодня нужно проехать много километров, прежде чем доберешься до вспаханного поля. Продукты люди покупают в магазинах. Все упаковано, готово к употреблению. Для городского жителя сельскохозяйственные образы потеряли свою истинность.

То же произошло в строительстве. В Коринфе I века можно было купить обтесанные камни и заложить из них основание дома. Этот процесс требовал не больше сноровки, чем рытье канавы. Сегодня нам нужно получать разрешение на строительство. Прокладывать водопровод и канализацию, тянуть электрическую линию, вызывать экскаватор для рытья фундамента, нанимать бригаду строителей… До образов ли тут? А возведение храмов? Кто из нас когда–нибудь возводил храмы?

Как бы написал Павел — мастер сравнений, если бы писал свои послания сегодня? Если бы писал их не коринфской церкви, а, скажем, пресвитерианской, епископальной церкви или церкви с улицы ЛаСаль? Какие словесные картинки будут понятны нам, современным людям? Какой же замыслил церковь Бог?

Не могу представить, что написал бы Павел. Но я стал думать, что в сегодняшнем мире могло бы послужить образом церкви. Я спросил себя: «Что такое церковь? Какой она должна быть?»

Мне довелось побывать во многих церквях. Ни одна не показалась мне идеальной. У спортсменов–олимпийцев есть такое упражнение: перед соревнованием они стараются мысленно представить себе все этапы гонки. Когда я учился кататься на горных лыжах, друг одолжил мне «кибер–видео» о горнолыжном спуске. Существует теория, что можно приготовить свой мозг к спуску, просматривая такие фильмы. Сначала ты смотришь, как лыжники отрабатывают повороты, изменяя при этом положение тела. Я старательно пытался овладеть теорией горнолыжного спуска еще до первого своего лыжного похода. Но, оказавшись на склоне горы, я ничуть не походил на ловких атлетов из фильма. Я падал, смешно дергался, не вписывался в поворот, не вовремя переносил вес тела с одной ноги на другую. Но фильм помог мне: в мозгу отпечатался идеальный образ, к которому я стремился, спотыкаясь и падая на склоне. По крайней мере я знал, какие именно ошибки совершаю.

Образы, использованные Павлом, могли сослужить подобную же службу коринфянам. Компании «лыжников–неумех» Павел рассказывал, как «катаются мастера». То, что вы прочтете дальше, — мои попытки обрисовать современную церковь. Я использовал примеры тех церквей, которые посещал. Каждая из них стремилась к совершенству, но ни одна не была такой. Однако если представляешь себе идеал, то знаешь, к чему надо стремиться.

Как–то я побывал в «церкви», у которой не было ни собственного помещения, ни платных работников. Каждую неделю ее посещают миллионы преданных прихожан. Она называется «Анонимные Алкоголики» и во всем мире известна под аббревиатурой АА. Я пошел туда по приглашению друга, который признался, что пытается бросить пить. «Пошли со мной, — сказал он мне. — По крайней мере ты поймешь, как выглядели первые христианские церкви».

В двенадцать часов ночи в понедельник я вошел в обшарпанный дом, в котором до этого уже прошли шесть подобных собраний. Клубы едкого сигаретного дыма висели в комнате, словно облака слезоточивого газа. От них ело глаза. Но очень скоро я понял, почему мой друг сравнил это собрание с раннехристианской церковью.

Известный политик, несколько миллионеров болтали с безработными и парнями с исколотыми руками. Представлялись друг другу очень просто: «Привет. Меня зовут Том. Я алкоголик и наркоман». И в ответ раздавалось дружелюбное: «Привет, Том!»

Время общения проходило, как на собраниях домашних церковных групп. Одни рассказывали о себе, другие с состраданием слушали, давали советы, подбадривали, обнимали друг друга. Каждый рассказывал о своих успехах — о том, как борется со своим порочным пристрастием. Мы много смеялись, много плакали. Большинству нравилось быть среди людей, которые хорошо понимали их эмоции и внутреннюю борьбу. Здесь можно было оставаться абсолютно честным. Все плыли в одной лодке.

У АА нет ни собственности, ни руководящих органов, ни своего печатного издания, ни платных консультантов. Отцы–основатели АА построили работу так, что в организации не может быть никакой бюрократической прослойки. Они верили, что программа станет эффективной, если будет простейшей по сути своей: один алкоголик исправляет свою жизнь, помогая другим алкоголикам. Но результаты АА настолько велики, что со временем возникли 250 других разновидностей групп поддержки, пользующихся той же самой программой из двенадцати шагов, начиная от Анонимных Шоколадоголиков и заканчивая группами раковых пациентов. Все они строятся на одних принципах.

Многочисленные параллели с ранней церковью — это не простое совпадение. Основатели АА были христианами. По их настоянию обязательной частью программы является зависимость от Бога. В тот вечер, когда я был с ними, все хором повторяли «Двенадцать шагов». Звучали слова о том, что они полностью полагаются на Бога, дарующего прощение и силу. (Агностики могут вместо слова «Бог» говорить «Высшая Сила», но через некоторое время даже им эти слова начинают казаться безликими и неуместными. Обычно и они начинают произносить слово «Бог».)

Мой друг заявляет, что АА заменили ему церковь. И это его несколько волнует.

— Группы АА переняли социологию церкви, некоторые термины и концепции, но у АА нет никакой духовной доктрины, — говорит он. — Мне не хватает учения, я просто пытаюсь выжить, и АА помогают мне в этом лучше, чем церковь.

Другие анонимные алкоголики рассказывают, что не хотят ходить в церковь, потому что церкви осудили их, отвернулись от них. В поместной церкви они не могут позволить себе роскошь встать и во всеуслышанье заявить: «Привет. Меня зовут Том. Я алкоголик и наркоман».

Для моего друга знакомство с «Анонимными Алкоголиками» означало спасение в самом буквальном смысле. Он знает: стоит ему хоть раз оступиться — он окажется в могиле. Его партнер по АА не раз отвечал на телефонные звонки моего друга в четыре часа утра. А тот в это время сидел в ночном ресторане и, как школьник, снова и снова писал на листке бумаги: «Боже, помоги мне продержаться еще пять минут».

Это «полуночная церковь» произвела на меня большое впечатление. Но я был и обеспокоен: АА помогают нуждам людей так, как не может помочь поместная церковь. По крайней мере она не смогла помочь моему другу. Я попросил его сказать, что такого есть в АА, чего не хватает церкви. Он долго молчал. Я думал, он скажет что–нибудь о любви, сострадании. Скажет, что в церкви им не интересуются, что церковь — слишком жесткая структура. Но он произнес лишь одно слово: «зависимость».

— Никто из нас не может выжить в одиночку. Не за этим ли пришел Иисус? — начал объяснять мой друг. — Но посмотришь на людей церковных — они самодовольны, набожны, считают себя выше всех. У меня нет ощущения, что они не могут прожить без Бога или друг без друга. Кажется, все в их жизни хорошо. Посещающий церковь алкоголик чувствует себя низшим существом, недоделанным каким–то.

Он немного посидел молча. Потом улыбка начала расплываться по его лицу.

— Смешно, — промолвил он наконец. — Больше всего я ненавижу алкоголика в себе. Но именно мой алкоголизм Бог использовал для того, чтобы привести меня к Себе. Я — алкоголик, и поэтому знаю, что не могу выжить без Бога. Каждый день я живу только благодаря Ему. Возможно, именно в этом искупительный смысл алкоголизма. Может, Бог призывает нас, алкоголиков, показать святым, что значит зависеть от Бога, от общины Божьей.