Мнемозина (СИ) - Страница 14

— Иван Андреевич? Рокотов, — прогремел в динамике хрипловатый бас. — Как наши дела? Есть сведения о Глебе?

— Пока никаких, — честно признался я. — Собираю информацию, но подступиться к Макаровым не так просто. Не хочется спугнуть его, если он хоть каким-то боком причастен к смерти Ксении. Вы знаете, были у них общие друзья?

Рокотов помолчал, затем протянул с сожалением.

— Нет, я ничего не знаю. Мне некогда было вникать в жизнь Ксюши. Работа, дела всякие, то да сё, а Ксюша всегда росла беспроблемным ребенком. Мне казалось, у нее все в порядке. Домой она подруг давно не приводила, наверное, со школы еще, у нас кроме Глеба никого не бывало. Она… была… совершенно не тусовочная девочка.

Последнюю фразу он выдавил из себя, словно давясь. Мне хотелось сказать, что я его понимаю, но я оставил сочувствие при себе, спросив после короткой паузы:

— Ее телефон вам отдали?

— Да, — ответил Рокотов. — Но он не работает. Совсем разбит. Телефон был у нее в кармане, когда она… Вы понимаете.

Я понимал, и мне показался еще более странным несчастный случай. Я припомнил посмертные фото Ксении, одетой в спортивные серые штаны и маечку синего цвета. Допустим, она действительно не расставалась с телефоном ни на миг, но дома люди, как правило, не носят его с собой постоянно, и уж точно не полезут вешать шторы, удерживая его в руках. Телефон чаще всего где-то лежит. Разве что она слушала музыку? Или же телефон и правда лежал в ее кармане, а когда она стояла на подоконнике, неожиданно зазвонил, девушка испугалась и вывалилась из окна. Очень притянуто за уши, но вполне возможно, если хочешь поскорее закрыть дело. К тому же даже в моей практике было уйма дел случайных нелепых смертей, за которых было впору давать премию Дарвина. Я решил внимательнее изучить отсчет криминалиста. Вполне возможно, что такую деталь, как наушники, я пропустил. Или же наушники были беспроводными и их не нашли.

Мой офис располагался в старой части города, среди облезлых двухэтажек, медленно, но верно врастающих в землю. Штукатурка на доме давно облупилась, крыша подтекала, но поскольку моя контора располагалась на первом этаже, меня это не волновало. Надо мной была квартира одинокой пенсионерки, которая никогда не беспокоила меня шумом. У адвокатской конторы был отдельный вход, так что мои клиенты жильцов не беспокоили. Ранее здесь оборудовали парикмахерскую, и, если втянуть носом сырой воздух, в нем еще мерещился слабый аромат специфических химикалий и краски для волос, хотя, я не исключал, что мне это мерещится. В кладовой еще торчал допотопный фен для волос, этакая турбина, которую надевали клиенткам на голову для пущего эффекта. У меня все не доходили руки выкинуть ее. Как-то смеха ради, я воткнул фен в розетку. Адская машина завелась и заревела, выплюнув холодную струю воздуха.

Старые двухэтажки подпирал растущий квартал новостроек, высоких, светлых, с большими квартирами. Именно потому жильцы старых домов так отчаянно цеплялись за свои хибары, чтобы в дальнейшем при расселении урвать лакомые куски. Это была еще одна причина, почему я не съезжал из трущоб, хотя арендовать комнатенку в центре было по средствам. Клиенты редко приезжали ко мне в офис, а я старался все дела проворачивать в других местах, чтобы никого не смущать, но иногда здесь, среди провалившегося асфальта, пышных кустов сирени и акации, сорных трав с протоптанными тропинками, двориком, где сушилось исподнее местных жильцов, без стеснения пьющих водку прямо тут же, появлялись люди на дорогих машинах, недоумевающе глядя на почти средневековую разруху. Но меня это не волновало, точнее, почти не волновало, ведь от их толстых кошельков зависела моя зарплата. Наверное, именно поэтому у меня было мало клиентов на дорогих авто. Но сейчас такая машина стояла перед домом. Внутри черного «ауди» темнел силуэт, время от времени вспыхивала яркая точка сигареты.

Я остановился, заглушил мотор и вышел. Почти одновременно дверь «ауди» открылась, и оттуда на жалкие остатки тротуара вывалился коренастый пузатый мужчина, с внушительной плешью. Дорогой костюм сидел на нем как на корове седло. На меня он поглядел с отвращением, но, тем не менее, подошел, почесал жирный зад и даже оттянул там ткань.

— Чего ты добиваешься, Стахов? — спросил он вместо приветствия.

— И я тоже рад вас видеть, господин Соколов, — медленно ответил я. Сергей Соколов, отец моего нервного клиента Игоря, засунул палец в нос, тщательно покопался там, извлек длинную, полузасохшую соплю, отправил щелчком в сторону и вытер палец о штанину.

— Стахов, ты даже не представляешь, что натворил, — вздохнул Соколов. — Ну, чего ты добился, избавив Игорька от моей опеки? Думаешь, ему будет проще жить? Он же мой сын все-таки, я должен заботиться об его благополучии. Весь процесс — минутная блажь, а завтра он снова приползет ко мне на коленях, давясь слезами: папа дай, папа помоги, я такой дебилоид, не умею даже шнурки завязывать, не знаю, с какой стороны к чайнику подойти. И ведь я его приму, Стахов, ты же это знаешь.

— По-моему, Игорь неплохо справляется и без вас.

— Да брось ты, — скривился он. — Он же умственно отсталый. Его любой жулик, вроде тебя, облапошит.

— Ну, еще бы, — усмехнулся я. — Предпочитаете облапошивать сына единолично? На какие цели вам вновь потребовались средства? Спасаете реликтовых хомяков? Или организуете фестиваль «Рок против насморка»? Сергей Сергеевич, вся ваша общественная деятельность никогда не несла пользы ни вас, ни сыну, ни даже общественности. Это же мыльные пузыри, мистификация, созданная лишь для создания шумихи и мелькания в СМИ, да и то с весьма посредственным результатом. Если кому-то и следует слегка проверить мозги, то это вам. Мой вам совет: оставьте сына и его состояние в покое и займитесь чем-нибудь менее затратным и более перспективным.

Соколов сплюнул на землю и, задрав голову, подошел к нему. Поскольку он едва доставал мне до плеча, со стороны это выглядело комичным, но мне не хотелось смеяться. Глаза мужчины налились кровью. Выглядел он безумным, и мне вновь стало жалко его несчастного сына, прожившего всю сознательную жизнь в настоящем аду.

— Мне не нужны твои советы, Стахов, — прошипел Соколов, и я поморщился, когда смрад от его дыхания ударил мне в нос. — Мне нужно, чтобы ты больше не появлялся в жизни моего сына. Я подам апелляцию, если надо — кассационную жалобу, и добьюсь, чтобы меня восстановили в правах. А пока я сделаю все, чтобы задавить твою контору и лишить тебя лицензии. Судя по внешнему виду этого стойла, не придется даже особенно напрягаться.

Я шагнул вперед, и Соколову пришлось отступить.

— Ты проиграешь и апелляцию, и кассацию, — произнес я. — Тебя никто больше не боится, и ты не будешь больше тиранить пацана и пускать на ветер его бабки. И больше никогда не появишься здесь.

— Борзый, да? — запальчиво крикнул Соклоов, но в его голосе мне послышалась неуверенность. — Ты хоть знаешь, с кем связался? Да я пальцем щелкну, и тебе кердык! У меня такие связи, тебе и не снилось…

Мне надоело с ним разговаривать, и потому я лишь махнул рукой.

— Да нет у тебя никаких связей. Понты одни. Только ты на публику играй где-нибудь на очередной своей говноакции в поддержку замерзающих пингвинов.

— Пошел ты на хер, Стахов, — выплюнул Соколов и попытался толкнуть меня, бросившись вперед с вытянутыми руками. Я уклонился, и он пролетел мимо, споткнулся о выпирающий из земли кирпичный бордюр, пролетел по инерции пару метров и грузно ухнул на живот в траву с оханьем. Что-то хрустнуло, но, увы, это была не его шея. В окнах уже замелькали любопытствующие. Мне не хотелось, чтобы нашу ссору истолковали не в мою пользу, и потому я воздержался от желания пнуть Соколова в зад. Он оглянулся, поднялся на четвереньки и вытер грязной рукой слезы ярости.

— Пошел на хер, Стахов! — пролаял Соколов.

— Сам пошел, — ответил я, вынул из машины портфель и ноутбук и отправился в офис.

Обломок кирпича просвистел у меня над плечом и ударился в стену, выбив из нее пыль и кусок штукатурки. Я присел от неожиданности и резво оглянулся. Соколов уже стоял у своей машины и показывал мне средний палец.