Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси - Страница 3

К счастью, Краснознамённый обходился без городского транспорта (двадцать минут пешего хода в любом направлении – и посёлок закончился), и местные женщины могли себе позволить носить светлую верхнюю одежду, а в сухую погоду охотно щеголяли на шпильках. Потому что всё-таки Краснознамённый считался посёлком городского типа, и все его улицы были заасфальтированы. Горожане, приезжающие в Краснознамённый к родственникам, удивлялись, как прилично одеты женщины в этом захолустье. А между тем, местные модницы, особенно заводские, одевались исключительно в городских магазинах, совершая раз в месяц после зарплаты рейды в Челябинск. Учителя же оказались в довольно сложном положении. Одеваться как попало они не могли по своему статусу, а составлять конкуренцию дочерям и женам заводских начальников было проблематично по финансовым соображениям. Они жалели о временах, когда ученики носили одинаковую форму, а учителя пользовались неизменным авторитетом и уважением.

Аллочка же была на особом счету. Её муж, Андрей Богославский, держал собственный магазин в посёлке и в масштабах Краснознамённого считался фигурой значимой и одиозной. Несколько раз в неделю он ездил по работе в областной Челябинск, брал с собой Аллочку, и она всегда была в курсе, что идёт на челябинской сцене, какие новые рестораны открылись в городе, и что нынче носят челябинские модницы.

Арина наконец справилась с заколкой, и тёмные шелковистые волосы моментально выскользнули из узла и рассыпались по плечам. Волосы у Арины были густые, блестящие, замечательно оттеняющие её бледное лицо и серые глаза.

– Дурочка ты, Аринка, – пробормотала Аллочка в сапог. – Такую красоту прячешь.

– Что же мне, на уроки с распущенными волосами теперь ходить?

– А по-твоему, этот бабский узел намного лучше? Не будь у тебя чёлки, была бы с этой шишкой как старуха Шапокляк.

– Скажешь тоже! Ничего общего.

– Если бы у меня были твои волосы, я бы непременно носила их распущенными! Имеют же люди такое богатство и не умеют демонстрировать! А тут мучаешься всё утро со своей копной, и ничего путного из неё не выходит.

– Боже мой, кому тут демонстрировать-то? Ученикам что ли? Или Бармалею Петровичу?

– Замуж тебе надо, Аринчик. Что ты, всю жизнь с родителями жить будешь? Найди себе приличного мужика…

– Это в Краснознамённом-то? Если здесь и был кто приличный, то давно уже в Челябинск уехал. Из кого мне выбирать? Из тех, кого другие невесты забраковали? Кого жёны побросали от безнадёжности? А для молодых да перспективных я уже перезрелая невеста.

– А ещё пару лет в этой школе просидишь – и вообще никогда замуж не выйдешь. Пока ты ещё хорошо выглядишь, в незнакомом месте можно и скинуть пару лет. Пару годиков приврать – небольшой грех. Надо бы тебе куда-нибудь в санаторий путёвку раздобыть. Поговори с папиком – может, через завод выбьет. Придумаешь там какую-нибудь болезнь. Только надо такую, чтобы по ней одни мужики в санатории лечились.

– Простатит!

– А ты все смеёшься и смеёшься. А я тебе, между прочим, дело говорю, – обиделась Аллочка. – Ради твоего же личного счастья стараюсь. Поедешь в город на каникулы – подстриги волосы покороче, под каре, и купи себе белый берет. Эффект будет сумасшедший! Все мужики будут твои!

– Какие мужики?

– Челябинские! Зарплаты у них хорошие, по машине у каждого. Будешь жить в областном городе, а не в этой дыре, будешь на Чёрное море ездить в отпуск.

– Что ж ты сама здесь сидишь, такая продвинутая, с двумя иностранными языками и деловым мужем?

Аллочка сделала загадочный вид и поднесла палец ко рту.

– Никому ни слова. Собираемся в Москву с Богославским. В весенние каникулы едем на разведку. Надо успеть перебраться и обжиться, прежде чем ребёнка рожать. А то мне уже двадцать пять скоро, хочешь не хочешь, а возраст поджимает.

Всю дорогу в Челябинск Арина обдумывала разговор с Аллочкой. Не про берет и не про каре, и даже не про челябинских мужиков. Перед глазами в очередной раз со всей безысходностью встала вся эта Краснознамённая жизнь. И этот поселковый быт, эти будни и праздники, и бесконечная череда дней. Пять дней работаешь, два отдыхаешь. Одиннадцать месяцев работаешь – один отдыхаешь. Тридцать пять лет работаешь – и отдыхаешь посмертно. И самое ужасное, что пока работаешь, дни ещё летят. А выходные проходят за домашними делами, а отпуска на грядках, а пенсия там же, между домом и садом, только в окружении внуков. И ничего не меняется, и ничего не происходит. Все события наперёд известны: Новый год с массовым гулянием на площади, Восьмое марта с мимозой и гвоздиками, Первое и Девятое мая с шашлыками в саду, Последний звонок с тюльпанами и сиренью, Первое сентября с астрами и гладиолусами, День Учителя с невесть откуда привезёнными в уральскую глубинку розами. Ну да, ещё промелькнёт в начале марта день рождения, который она давно пытается замять, но мама всё равно помнит и встаёт утром пораньше, и заводит тесто на пирог с солёными грибами, и отправляет отца за бутылкой красного сладкого.

И привычно всё это, скучно и мило, и тоска находит от мысли, что так будет всегда. И ещё большая тоска оттого, что замужество, по большому счёту, ничего не меняет. И даже если бы среди поселковых женихов, которых она знала наперечёт, отыскался какой-нибудь заинтересованный, вряд ли бы её жизнь сразу расцвела неземным светом. Вот одноклассницы все уже замужем давно, детей нарожали, некоторые уже и развестись успели. Так и живут. Кто-то лучше, кто-то хуже, а в целом – ничего особенного. Дом-работа, работа-дом. А у неё – работа, работа, работа. А не будь её – что делать?

И тогда принятое ещё в зимние каникулы решение начинает казаться естественным и простым, и, как всё простое, гениальным.

Пока миловидная брюнетка за столом сосредоточенно просматривала свою тетрадочку в поисках нужной записи, Арина сидела в кресле напротив и крутилась по сторонам. Стены клуба международного обмена «Импульс» были увешаны картами и фотографиями радостных студентов. По всему офису были расставлены глобусы, флаги, вымпелы и прочая атрибутика вольной студенческой жизни, для которой границы не помеха. «Если очень захотеть – можно в космос улететь», – вспомнилась старая песенка. Арине вдруг стало легко и весело от всей этой обстановки и от беззаботных улыбающихся лиц на фотографиях, и она удивилась, что идея пришла в голову так поздно, когда на самом деле всё так просто – взять и улететь куда-нибудь в Америку.

– А вот и вы, я нашла вашу анкету, – произнесла, наконец, брюнетка. – Вы у нас были девятого января. Арина Бердяева, окончила педагогический университет, не замужем, проживает в посёлке Краснознамённый, двадцать пять лет.

– К сожалению, уже двадцать шесть.

– Ах да, у вас же день рождения пятого марта. Поздравляю. Хоть и с недельным опозданием.

– Ничего страшного. Всё равно спасибо.

– Ну и что мы с вами будем делать?

– Ну, уж сделайте что-нибудь. Отправьте меня в какую-нибудь Америку. Штат Флорида. Море, пальмы, верблюды, высокие стройные мужчины в ковбойских шляпах.

– Во Флориде нет верблюдов, – рассмеялась Роксана, – а мужчины, к сожалению, низкорослые, толстые и примитивные, как одноклеточные. Стоит один раз улыбнуться и согласиться на стакан виски с содовой, и он уже спрашивает, к кому мы идём на ночь – ко мне или к нему.

– Какой кошмар!

– Да нет, к этому быстро привыкаешь и быстро учишься отшивать их с полуслова. И всё равно начинаешь встречаться со своими русскими парнями, потому что американцы им и в подмётки не годятся. Ни по внешнему виду, ни по внутреннему содержанию. Но всё это к вам не относится, потому что в Америку вы не попадаете.

– Почему?

– По возрасту не проходите. Все старые американские программы сейчас закрыты. В Америке стало слишком много русских, им больше не надо. Они опасаются нелегальной иммиграции.

– Но я не собираюсь иммигрировать.