MMMCDXLVIII год
(Рукопись Мартына Задека) - Страница 19

— Остановись! — вскричала Мери. Слова неизвестного, произнесенные голосом участия, поразили ее. — Постой! — повторила она. — Зажечь то, что перегорело?… Нет!.. Здесь хочу только дождаться его… хочу простить его, проститься с ним и тогда… О… тогда пусть куда хотят унесут меня морские волны!.. Ты удались отсюда: твое счастие не здесь; не заботься о несчастной Мери!

— Мери, Мери! Наше счастие там, где наше спокойствие.

Я понимаю, знаю обольщения сердца: оно имеет еще надежды, когда желает видеть предметы привязанности своей; но чем будет оно обольщать тебя, если я скажу, что здесь никогда не увидишь ты Эола?

С ужасом взглянула Мери на неизвестного.

— Напрасно поверяешь ты взорами истину слов моих; — продолжал неизвестный, — за твое доброе сердце я не отплачу неблагодарностью; я знаю также любовь, любовь счастливую, и взаимную; зачем же буду я обманывать тебя?.. Мери, ты едешь со мною; ибо от этого зависит и исполнение собственного твоего желания. Повторяю, тебе, как клятву, что здесь ты не встретить уже Эола.

Долго стояла Мери нерешительно, как существо, забытое посреди беспредельных песков степи Аравийской: со всех сторон пустыня сливается с мрачным отдалением и с небом. Наконец, как будто предавшись воле и предчувствию сердца, она произнесла:

— Я еду с тобою; верю словам твоим; ничто не удерживает меня здесь! — и вдруг опять задумалась. — А Лена? Дочь его, которая меня любит… У которой нет матери?

— Возьми ее с собою, — отвечал неизвестный на вопрос, который Мери невольно сделала сама себе.

— Хорошо; иди же в пристань; вот дорога… Я буду вслед за тобою…

Там встретит тебя Исаф, помни: Исаф, главный сторож острова. Эол не любит много говорить; тем для тебя удобнее быть на него похожим. Но, впрочем, и молчание одного редко похоже на, молчание другого. Но время молчания Эола говорят его вспыльчивые, но мрачные взоры. На устах его видна бывает только улыбка презрения; голос его отрывист и резок; походка медленна; всех корабельщиков называет он Ветрами; только те, которых предпочитает он и любит, пользуются его ласками и особенною свободою дружеского обращения с ним. Но на Нимфе Альзаме нет таких, которые были бы близки к Эолу. Иди же в пристань; не забудь имя Исафа; он тебя ожидает, а я пойду за дочерью Эола. Она должна, хотя в последний раз, подобно мне, увидеть отца своего!

Мери скрылась с виду. Неизвестный натянул на себя плащ, надел шапку и пошел по тропинке, ведущей к пристани…

Дорога шла холмами; приближаясь к берегу, поднялась она на возвышенность, с которой открылось все пространство моря и вся равнина Цитерская, ограничиваемая слева волнистым местоположением, покрытым садами и кустарниками, а справа отдельною горою, над которой возвышалась обзорная башня.

Неизвестный остановился. Прекрасная картина весенней светлой ночи, чистый, свежий воздух, одушевили его; он как будто утолял палящую жажду, всматриваясь, то в ясное небо, то в полное светило ночи, плывущее в высоте, то в бледный лик его, отражающийся и рассыпающийся в волнах моря. Перед ним, между скалистыми оградами залива была пристань острова; в ней стоял корабль, с движущимися на нем людьми и мелькающими огнями.

Насмотревшись перед собою, он оглянулся назад; но озаренная луной обзорная башня, как уединенный памятник, пробудила в нем неприятные чувства, и напомнила о заключении, о бедственных днях, которым не видел еще пределов. Отвратив взоры от башни и окинув извивающуюся дорогу к селению острова, в котором сквозь деревья видны были уже огни, неизвестный пошел медленными шагами к набережной.

Приближаясь к ограде, он увидел на каменной площадке, близ схода на воду, сидящего человека, а у лестницы корабельную ладью с несколькими гребцами.

Он мог уже различать голоса и слова.

— Какой попутчик дует в спину!

— Да, не нужно ловить боковых, Нимфа пойдет на одном востоке.

— Не отгадаешь, куда вздумает плыть Эол: может быть придется идти на пролом!

— Куда? Вот новость!.. Не в мастерскую ли землю? К Босфорану не дорога плавать Нимфам: там гребни и хвосты отобьют!

— Тишком, не размахивая крыльями, можно везде проплыть!.. Эол кажется слетал туда на днях. Чорт его знает, откуда явился он опять на острове?

— Тс! Кажется, идет! — сказал вдруг сидевший на площадке схода.

Неизвестный подошёл.

— Здорово, ветры! — произнес он громко.

— Здравствуй, начальник! — отвечали несколько голосов.

— Исаф здесь?

— Здесь, старый слуга твой!

— Готово?

— Все с нами, ветры в руках!.. Куда велишь? — прокричали гребцы, и готовы уже были принять мнимого Эола в ладью.

— Постойте! — сказал неизвестный. — Исаф, я жду Мери, она едет со мною.

— Мери? — возразил Исаф с удивлением. — Женщин хорошо возить из похода, а не в поход!.. Не на новое ли поселенье? Ты же, начальник, давно собирался в Океан. А старуха твоя?

Неизвестный молчал.

— Впрочем, зачем беспокоить старость, — продолжал Исаф, не дождавшись ответа. — А заключённый в башне?

— Едет! отвечал неизвестный.

— Едет! А, теперь понимаю: верно Северу поручил ты второй обоз… Не за свое только дело брался он, за сторожу… Каков заключенный… к иному мало двух чертей на часы!.. Знаем мы сторожа, да таим про себя! Иному в глаза не гляди— взглядом с ног сшибет; с иным слова не вымолви — разжалобит, всю душу вытянет; иного подле стены не сажай; иному железные цепи — стекло; иной сторожа вместо себя засадит, да еще уговорит опоясаться оковами. Был же такой случай!.. Каков язык… уверит хоть кого, что все равно: сторожем быть или заключенным; выслушай, задумайся, смотрит — он на воле, с крыльев тюремную пыль стряхнул, а ты сидишь в рогатке!..

— Исаф! — сказал неизвестный — иди скорее назад, скажи Мери, что я жду ее, но скажи так, чтоб никто не слыхал этих слов; про меня также никому ни слова: понимаешь?

— Понимаю! — отвечал Исаф подумавши, и пошел в остров. Приближаясь уже к дому Эола вспомнил он, что в связках ключей от башни и от подземельных ходов, которые он сдал Северу, был его складной, дорожный ножик. Столь необходимую для похода собственность, он и умирая не оставил бы в наследство недругу своему; и потому Исаф решился зайти сперва за ножом, а потом за Мери.

Он не застал Севера дома; но всех прочих домах его также не было.

«Верно в подземелье!.. Да что ж он делает по ночам с заключенным? Э! Не девица ли красавица у него под замками?… Должно быть так!..» — думал Исаф, и любопытство придало ему быстроты.

Торопливо вошел он в грот, вырубил огонь, зажег складной фонарь, который носил всегда за пазухой… и окинул взорами подземелье.

— Точно здесь! — сказал он, проходя отпертые железные двери.

Под сводами послышались, ему глухие стоны, но Исаф привык преодолевать внезапный ужас. Не останавливаясь, он прислушивался к ним и шел вперед. Хотя образы пленников колдунов и сети нечистой силы, живо представлялись воображению его, но редкие стоны казалось выходили из башни. Уже подошёл он к двери ведущей на последнюю лестницу. Стоны, утихли, но вдруг повторились: протяжнее, почти под ногами Исафа. Холодный пот обдал его, он остановился, свет ударил на пол… Кто-то лежал на земле.

«Это привидение, кажется, не поднимается само на ноги!» — думал, он, приходя в себя и рассматривая лежащего перед ним окровавленного человека.

— Север! — вскрикнул наконец Исаф. Волоса у старика стали от ужаса дыбом. — Я это предчувствовал! Не за свое ремесло, друг, ты взялся! Что, приятель, теперь поверил, что стены, замки да оковы плохая помога худому сторожу! Что, друг! Где твоя золотая птица? А?.. Эге, бедный! Как расклевала лицо!.. Пустой пистолет!.. Послал верно пулю вдогонку, да не по той дороге!.. Ну, приятель, жаль!.. Что-то скажешь?.. Кажется, еще есть надежда!.. Может быть, можно еще спасти тебя, да сказать Эолу, покуда не уехал; он же тебя любит как брата!.. Ну, не думал я, что ты в другой раз сядешь мне на плечи!..

С трудом довлек Исаф бесчувственного Севера до дома, принадлежавшего Эолу.