Млечный Путь №2 (5) 2013 - Страница 58

И в самом деле, не нужна была особенная мудрость, чтобы уже 28 или 30 лет назад определить, что экспоненциальный, то есть неограниченный в предельном диапазоне рост на конечной поверхности Земли невозможен. Что в то время нельзя было осознать, так это исключительно быстро истощающуюся допустимую нагрузку земной биосферы за счет разрушительно расширяющейся техносферы. Сегодня угроза в целом и в различных отдельных областях диагностирована, но сделано же почти ничего не было. Катализаторы для двигателей внутреннего сгорания или фильтры для промышленных установок (дымовых труб), включая водоочистительные установки, микроскопичны по своим защитным силам по сравнению с уже существующим всеобъемлющим заражением и загрязнением, а требуемых не только мной «технологий второго поколения», которые должны были бы бороться с ущербом, приносимым в первую очередь энергетическими и производственными установками, в глобальном масштабе вообще не существует. Таким образом, прогноз о самых богатых индустриальных обществах как о «государствах в осадном положении», которые окружены умирающими от голода массами третьего мира, возможно, тоже маловероятен, потому что эти государства не смогли бы стать крепостями ни против отравленного воздуха, ни против зараженных водных источников. Разве только склониться к тому, чтобы серьезно принять те ужасные сценарии, которым мы в семидесятые годы обязаны научной фантастике: мертвая земля, покрытая горами трупов, а под огромными стеклянными куполами, как заключенные, внуки сегодняшних богачей. Если отдельные научные и технологические отрасли будут проверены в своих устремлениях в будущее, то все же можно будет представить вполне убедительные, т. е. понимаемые в будущем несовершенном времени, факты. Речь идет примерно о том, что американцы называют technology assessment, то есть не только о деталях какой-то технологии в ее конечном состоянии после фазы ускоренного развития, а сверх этого, о представлении возможных путей этого развития, причем в общую картину стоит включить и социальные стимулы и сопротивление (например, морального свойства).

Я цитирую фрагменты из «Суммы» (1963): «Можно получить конечный результат естественных процессов не посредством полного плагиата у Природы, а войдя в поток этих процессов, так сказать, «сбоку». (…) Представим себе, что нам удалось побудить [человеческую] яйцеклетку  к эмбриогенезу. (…) Вначале развивается весь плод, но в некоторой фазе этого развития мы удаляем «лишние» для наших целей части и заботимся лишь о том, чтобы сформировался мозг. (…) Здесь мы можем столкнуться, скажем, с обвинениями этического характера. Чтобы их избежать, мы отказываемся от использования человеческой яйцеклетки, а только копируем ее наследственность, переписываем всю наследственную информацию, содержащуюся в ней. (…) Роль «материала для копии» выполняет синтезированная нами (а значит, не происходящая из организма) система рибонуклеиновых кислот; яйцеклетка дает только «инструкцию», как эти молекулы кислот соединять. (…) И сначала мы делаем эти наши «искусственные» хромосомы в исходной точке развития. Если и этим кто-то останется недоволен, то мы сделаем еще больший крюк. Наследственную информацию (хромосом) мы изложим символическим языком химии в письменной форме, после этого искусственно произведем соответствующие хромосомы и позволим таким образом полученной «яйцеклетке из лаборатории» пойти в эмбриогенетическое «производство». Как видно, здесь наши действия стирают разницу между «естественным» и «искусственным»[12].

В «Путешествии двадцать первом» моих «Звездных дневников» один монах говорит об этом следующее: «Церковь может время от времени давать оборонительные сражения, однако, пока она защищает один фронт – ну хотя бы неприкосновенность зачатия, – прогресс, не ввязываясь в лобовую схватку, обходным маневром обессмысливает защиту старых позиций. Тысячу лет назад Церковь защищала материнство, а знание упразднило понятие матери: сперва оно разделило акт материнства надвое, потом вынесло его из тела вовне, затем научилось синтезировать зародыш, так что три века спустя защита утратила всякий смысл; а тогда уж Церкви пришлось дать согласие и на дистанционное оплодотворение, и на зачатие в лаборатории, и на роды в машине, и на духа в машине, и на машину, приобщенную таинств, и на исчезновение различия между естественно сотворенным и искусственным бытием»[13].

Это было написано семнадцать лет назад, когда еще не дошло до хорошо известного сегодня «разделения материнства на две части», но направление развития прогресса в области биотехнических технологий очень хорошо видно как в первой, 29-летней давности, так и во второй, 17-летней давности, цитатах. Неудивительно, что сегодня я читаю очень модные дискуссии о дозволенном и недозволенном в эмбриогенетически ориентированной биологии с «sentiment du déjà vu». Я предполагал это за четверть столетия, и не только «биотехнический» компонент, но и ожесточенные столкновения одобренных религией и/или гуманистически-агностически укоренившихся моральных требований с «прогрессом». Кроме того, во многих рассказах и романах (не в последнюю очередь в написанном между 1975 и 1980 годами «Осмотре на месте») я символически изобразил трагикомическую борьбу законодателей с аннулирующим их кодексы ходом «прогресса».

VIII

Само собой разумеется, здесь я могу упомянуть лишь некоторые избранные крохотные выдержки из работ, которыми я занимался десятилетиями.

Сейчас я хочу вернуться к самому давнему, т. е. самому раннему, прогнозу: он был составлен в 1953-54 годах и опубликован в 1957 году в томе «Диалоги», вышедшем небольшим тиражом в 3000 экземпляров и в то время не получившим в Польше ни одной рецензии. Понятийный аппарат был заимствован из области кибернетики, потому что мне нужна была какая-нибудь терминология, но не существовало еще ни синергетики, ни кибернетической социологии, ни математических теорий катастроф или хаоса.

Я пытался найти причину возникновения сил, которые в «истинном социализме» приводят всю систему к непериодическим колебаниям. Другими словами, речь шла о колебаниях в политической линии между двумя крайностями, в общем словоупотреблении именуемых «заморозками» и «оттепелью», которые сменяют друг друга. Эти колебания я назвал «осцилляциями второго рода», потому что хорошо известные при капитализме экономические подъемы и спады конъюнктуры действовали в моей модели в качестве «осцилляций первого рода». При социализме, который централизованно объединяет политическую и экономическую власть, в моем представлении, должны были бы действовать несколько факторов, образующих своего рода порочный круг, так как утопический план Маркса нельзя провести в жизнь без применения насилия; но так как у подобным образом реорганизованного общества недостает мотивации для производительности, для инструментальной, познавательной и художественной креативности, государство в качестве надсмотрщика должно стать вездесущим. В конечном счете это ведет к стагнации, которая вынуждает центральный аппарат власти «ослабить» ограничительное применение насилия. Дело доходит до «новой экономической политики», которая, однако, – о ужас – склоняется к рыночно ориентированной, то есть «капиталистической» системе. Гайки закручивают крепче, и тогда государство ведет себя как осциллятор. «Для приведения в действие и последующего ускорения не обладающих автоматизмом процессов производства разрастаются две гигантские организации: бюрократическая пирамида надзора и пирамида репрессивного аппарата. Общественный труд питает эти машины принуждения. Такова реализация плана сотрудничества свободных со свободными...»[14]

И далее, в другом месте того же текста: «Создается впечатление, что одна и та же централизованная модель не разрушается при определенных условиях и действует в государствах разной величины при разном применении силы для гашения осцилляции; в большом государстве необходимо, понятное дело, более значительное применение силы, чем в малом, из чего можно сделать ложный вывод о том, что правители большого государства обладают большей объективной склонностью к автократическому порядку, к тирании, чем главы малых стран. По существу, здесь обнаруживается только проявление определенной динамической закономерности, столь же объективной, как и та, по которой у слона такие огромные ноги по сравнению с любым другим, меньшим, чем он, млекопитающим»[15].