Митральезы Белого генерала (СИ) - Страница 56
— Много ты понимаешь. Верблюды — корабли пустыни!
— Ага. Вон морда какая, то и гляди укусит, зараза.
— Ну это вряд ли, а вот плюнуть может запросто.
— Этого ещё не хватало!
— Ладно, хорош базарить, — поспешил прекратить дискуссию Будищев, — хватай нашу хурду и отчаливаем. А то и впрямь как-то душно.
— Так, куда нам идти-то?
— А вон видишь, часовой совеет перед трапом.
— Опять на пароход что ли?
— Угу.
Каспийская флотилия представляла из себя совершенно особое соединение в составе военно-морских сил Российской империи. Если у всякого иного флота или флотилии был предполагаемый противник, с которым в случае чего предстояло вести жестокий бой не на жизнь, а на смерть, то на Каспии такового не было и не предвиделось. Ещё в далеком 1828 году был заключен Турманчайский мирный договор, согласно которого Персия лишалась права иметь военные корабли в Каспийском море и русские становились полновластными хозяевами в его водах. Посему главной задачей многочисленных кораблей и судов, входивших в состав флотилии, стала перевозка грузов и охрана промыслов. Для этого с вооруженных пароходов и канонерских лодок сняли тяжелое вооружение, оставив по нескольку легких пушек, единственным предназначением которых было пугать аборигенов в прибрежных водах, да производить салюты во время праздников.
Служба на Каспии считалась среди офицеров Российского императорского флота не слишком престижной, а потому попадали туда лишь те, у кого не было связей, или же просто проштрафившиеся. А поскольку, возможность отличиться и перевестись из этих гиблых мест была весьма иллюзорной, многие из последних пускались во все тяжкие. Одни тихо спивались, заливая сивухой несбывшиеся мечты, другие, напротив, устраивали громкие скандалы, бравируя своим непристойным поведением, заявляя в оправдание: «Дальше Ашура [74] не пошлют, меньше вахты не дадут».
Военный транспорт «Баку» был совершенно типичным представителем «героической» Каспийской флотилии.
Двухтрубный деревянный колесный пароход, построенный двенадцать лет назад на Воткинском заводе, занимался регулярными рейсами между русскими и персидскими портами, а чтобы никто не сомневался в его военном статусе, на палубе было установлено несколько устаревших 4-х фунтовых орудий, а на флаг-штоке гордо реял Андреевский флаг.
— Минный кондуктор Будищев! — представился Дмитрий вахтенному начальнику — немолодому лейтенанту с усталым лицом.
— Весьма рад, — рассеянный взгляд офицера сфокусировался на новоприбывшем. — Чем могу быть полезен?
— Имею предписание явиться для дальнейшего прохождения службы в Бакинский порт. Я слышал, что вы идете туда.
— Правильно слышали, — с трудом подавил зевок лейтенант. — Идем. Точнее, пойдем.
— И когда же?
— Скорее всего, завтра, а может быть и послезавтра. Точнее, простите великодушно, не осведомлен.
Говорил он подчеркнуто равнодушным голосом, с длинными паузами между предложениями, отчего к концу их разговора у юнкера стало кончаться терпение.
— Я могу видеть командира? — немного более резко, чем следовало, спросил он у вахтенного начальника.
— А зачем? — искренне изумился тот.
— Имею такую необходимость, — стиснул зубы Будищев.
— Тогда, можете! — неожиданно кивнул офицер, и, сделав знак стоящим на вахте матросам, дескать, смотрите у меня, сукины дети, развернулся и через плечо бросил новоприбывшему: — прошу следовать за мной!
Каким бы маленьким не был военный корабль Российского Императорского флота, его командир располагается в отдельных апартаментах включающих каюту и салон. В первой он отдыхает, во втором принимает пищу и доклады по службе. Исключений нет и быть не может, таков уж заведенный порядок. Салон у командира «Баку» был, не сказать, чтобы роскошный, но вполне комфортабельный и хорошо обставленный. Европейская мебель причудливо сочеталась с драгоценными персидскими коврами и другими восточными редкостями. Приятно пахло сандалом и ещё какими-то благовониями.
Командовал транспортом капитан первого ранга Гусев — человек весьма примечательный. В молодые годы он служил на линкоре «Ростислав» и участвовал в славном Синопском сражении. Затем была осада Севастополя, где он совсем ещё молодым лейтенантом начальствовал над батареей № 6. Казалось, что отличившемуся на войне офицеру открыты все дороги, но согласно Парижскому мирному договору Россия лишалась права иметь флот на Черном море. Влиятельной родни или иных связей у него не было, а потому перевестись на Балтику не получилось. Оставался Каспий, где он и прослужил последние двадцать лет с лишком.
— Минный кондуктор? — удивленно переспросил он, резанув острым взглядом по Будищеву, успев отметить украшавшие его грудь кресты и медали за Русско-Турецкую войну, безукоризненно сидящую форму и слишком уверенную для человека его статуса манеру держаться.
— Так точно! — вытянулся Дмитрий.
— Не представляю, зачем вы тут нужны.
— Имею предписание явиться…
— Да понял я, понял, — поморщился тот. — Только вот нет на нашей богом спасаемой флотилии ни мин, ни гальваники.
— С чего-то надо начинать, Ваше высокоблагородие. Глядишь, и я на что пригожусь.
— Коли так, оставайтесь до прихода в Баку. Но учтите, у меня на борту пассажиров нет. Все должны быть при деле!
— Так точно!
— Вот и славно. Ступайте к старшему офицеру, он вас определит.
— Слушаюсь!
— И не кричите так. Не в Петербурге. Можете идти.
— С ним там ещё какой-то фрукт, — все так же вяло вставил вахтенный начальник. — С багажом.
— Не понял?
— Это мой слуга, — поспешил объяснить Будищев.
— Вот как? — изумился капитан первого ранга, очевидно, не часто видевший у кондукторов вольнонаемных слуг.
— Ну да. Когда надо камердинер, когда надо конюх. Федей звать.
— Да мне по-хрену как его звать! — рыкнул Гусев и добавил ещё пару мудреных фраз, выдававших крайнюю степень недоумения.
Пока он ругался, Будищев стоял перед ним навытяжку и преданно ел глазами, имея вид лихой и придурковатый. Очевидно, это сыграло свою роль, потому что командир вскоре смягчился и посмотрел на новоприбывшего ещё более внимательно.
— Надо же, какие сановные люди служат в Минном отряде!
— Никак нет, Ваше высокоблагородие!
— Ладно. Море покажет, кто вы есть на самом деле. А теперь отправляйтесь к старшему офицеру.
— Есть! — отдал честь юнкер и, развернувшись, вышел прочь, думая про себя «к чифу, так к чифу». [75]
«Старшой» оказался круглолицым толстяком с суетливыми повадками и капитан-лейтенантскими эполетами. Возможно, он ещё не потерял надежду ухватить птицу удачи за хвост, и потому старался содержать корабль в образцовом состоянии, щедро вставляя фитили нерадивым подчиненным, а при случае, не скупясь и на зуботычины для матросов. Фамилия его была Маслов.
— Весьма рад, — коротко ответил он на приветствие и, быстро вникнув в суть дела, распорядился: — Жить будете с Майером. Это наш гардемарин. Столоваться с ним же. Слуга может разместиться вместе с матросами. Внесете за него положенное ревизору.
— Благодарю.
— И прошу запомнить. Беспорядка я не потерплю!
— Слушаюсь.
На этом церемония представления была окончена. Первый же матрос, попавшийся на глаза зоркому старшему офицеру, был послан проводить господина кондуктора в отведенную ему каюту, а сам толстяк покатился в противоположном направлении, выискивать нарушения и немедленно наказывать виновных.
— Вот тут господин гардемарин обитают, — почтительно указал на дверь провожатый.
— Спасибо, братец, — поблагодарил моряка Будищев и постучал в дверь, но так и не дождался ответа.
— Так они «собаку» [76] отстоямши и теперь спят, — усмехнувшись, пояснил матрос. — Так что проходите, наш барчук не из гонористых.