Миткалевая метель - Страница 46

В том царстве тоже был Николай второй, так это про того Николая, а не про нашего. Угостил царь казаков водочкой и посылает их постегать рабочих, копытами потоптать.

Вот скачут они путем-дорогою, видят — у фабрики народу видимо-невидимо. Шашки выхватили — ну, думается, сейчас головы под копыта полетят. Вдруг, откуда ни возьмись, лента красная поперек дороги протянулась, а за той лентой ткачи сход ведут. Лошади у казаков как вкопанные перед красной лентой встали. Старший со средним вспомнили отцовский совет, через красную ленту не перескочили, а младший дурашливый оказался: забыл отцово наставление, стегнул лошадь, перескочил через красную ленту — лошадь и бухнулась на камни, на все четыре копыта обезножела. Откуда ни возьмись, две дюжие руки — и давай молотить казака; так отстегали, что трех дней он не прожил.

А старший со средним отслужились, домой подобру-поздорову вернулись и стали жить-поживать, хозяйствовать. Про младшего же отец сказал: «Туда ему и дорога! Не подымай руку на того, на кого не след».

Открыл Антон костяной сапожок — свою табакерочку, понюхал да другую сказку завел — про казака умного и про казака глупого. До полуночи казаки его слушали. Пантелей спросил:

— Где ты столько сказок насбирал?

— Ветром надуло, — отвечает Антон.

Пантелей говорит: хорошо бы, дескать, в книжку эти сказки списать, по ночам бы он их казакам в казарме читал. Антон совет дает:

— Кто охоч до сказок, пусть ко мне ходит, у меня полон короб. А кто любит читать, вот тут у меня книжонка завалялась… Не знаю, как попала… Кто-то починку приносил да и забыл на лавке.

Вынул Антон из сапога книжечку. Пантелею отдает. Ушли казаки за полночь. Арсений руку пожал сапожнику.

— Спасибо, — говорит, — тебе за сказки.

На другой вечер к Антону восемь казаков пришло, он их опять сказками потчует. На третий — полтора десятка припожаловало. Расселись по лавкам, просят Антона про красную ленту рассказать им сызнова.

Рассказал Антон и про красную ленту и еще кое про что. Стали они в казарму собираться, Пантелей спрашивает у сапожника, нет ли еще чего почитать.

Антон опять из голенища вынимает две книжицы, а что в них — будто он и не знает: пошел, мол, поутру за водой, а они лежат под березой на скамье — знать, кто-то с вечера присел покурить да и позабыл. Взяли казаки, украдкой от Выбей-Зуба прочитали от корки до корки.

После того вечера еще больше казаков к Антону привалило. Антон всех привечает: у того ранты опрели у сапога, у другого подметка отскочила, у третьего гвоздем пятку колет — у всех починка. Антон молотком по сапогу постукивает, приговаривает:

— Сапог — не душа, сапог быстро починим, прелый рант вынем. А вот если с изъянцем душа — ее чини не спеша.

Опять книжек Пантелей просит. У Антона больше книжек не нашлось, он и говорит:

— Погоди малость. Есть у меня на примете книга — всем книгам книга, живая, ее и читать не надо, только слушай: сама рассказывает. Хотите ли послушать?

Казаки все в один голос:

— Послушать не прочь! Только бы Выбей-Зуб не проведал… Вот кабы вечером как…

Проводил Антон казаков. На следующий день, как темнеть стало: к нему в окно: стук, стук, стук.

— Кто тут?

— Не оставил ли я у тебя стельку?

— Есть стелька, есть!

Открыл Антон дверь. Весь до ниточки промокший, входит Арсений: под дождь попал, из лесу со сходки шел. С утра у него крошки во рту не было. Сварили картошки чугунок, по куску хлеба отрезали; горячей картошкой закусывают, квасом запивают, о делах своих толкуют:

— Ну как злая рота?

— Мягче стали. Десятка два хоть сейчас к ткачам на собрание готовы. Не поговоришь ли ты с ними? — Антон спрашивает.

— Я давно об этом думаю.

— А не боишься?

— Волков бояться — в лес не ходить.

— Не сграбастали бы…

— А ты им сказку расскажи, как у одного казака руки отсохли оттого, что он схватил кого не след.

— Ладно, завтра же их распотешу.

Пора горячая была. На субботу после смены собрание у ворот фабрики было одумано. Арсений собрался на нем говорить, как за народ стоять.

А Выбей-Зуб уж узнал от какого-то наушника, когда и где сходка собирается, кто выступать станет.

Выбей-Зуб во Владимир весть дал, что в субботу в его руках агитатор будет, а в понедельник он его под конвоем во Владимир самому губернатору представит.

На злую роту Выбей-Зуб, как на самого себя, надеялся, заранее руки потирая, считал уж Арсения запойманным.

Арсений тоже не дремал. Он всегда ухо востро держал, знал, с какой стороны туча собирается.

Условились они с Антоном в пятницу за оврагом на кладбище вечером на сходку казаков собрать. Антон казаков приведет, Арсений под березой на камне поджидать будет их, а за канавой, под кустом, друзья Арсеньевы на всякий случай притаятся. Арсений, прежде чем отрезать, семь раз примеряет. И уж если отрежет — не ошибется.

В пятницу, как вечереть стало, повел Антон казаков за овраг на кладбище живую книгу слушать. Ведет не торопясь, дорогой про непутевого казака небылицу в лицах строит, как у казака руки отсохли оттого, что схватил кого не надо.

Пантелей выслушал, раскусил орех и говорит:

— Ты, отче, об этом не думай. Со мной ребята надежные.

Пришли на кладбище, расселись на могилах под березами.

— Вот вам и живая книга, — указывает сапожник на Арсения.

— Не эту ли книгу мы не раз у фабричных ворот издалека видели? — сказал один казак.

Слово за слово, завязалась беседа. Казаки о своем житье-бытье рассказывают, о домашних делах, о царской службе, Выбей-Зуба ругают. Арсений им свое говорит, в душу каждому проникает, на свою сторону склоняет. Уже луна выше леса поднялась, а они все гуторят, никак не наговорятся — обо всем хочется посоветоваться с таким человеком. Что им Арсений ни скажет, они в одни голос отзываются:

— Правда, верно, так оно и есть.

По душам потолковали на погосте. На прощанье Арсений книжек казакам дал; рассовали они книжки по карманам, за рубашки; в казармы подались. Уходя, каждый Арсению руку пожал, каждый обещал:

— Не знаем, как другие, а мы не помешаем.

Утром Пантелей, как пошли лошадей убирать, казакам сказку про красную ленту рассказывает.

Выбей-Зуб спозаранку, словно наскипидаренный, бегал по казарме.

Казакам приказал быть наготове, никому не белел в этот день ни на минуту отлучаться.

Выходят ткачи со смены, а у ворот Арсений их уж поджидает. Взобрался Арсений на ящик, стал речь держать.

Выбей-Зуб саблю из ножен выхватил, крутнул ею над головой, летит со своей сотней прямо к фабрике, — а через улицу красная лента протянута. Выбей-Зуб перескочил через красную ленту, а остальные казаки все остановились. Один-то Выбей-Зуб боится в гущу въезжать. Повернул лошадь да обратно на ту сторону за ленту перемахнул. На казаков саблей замахивается, за револьвер хватается, а казаки — ни с места, как застыли. Видит Пантелей знакомого человека, что на возвышении стоит, — как жизнь устроить лучше, учит. Казаки тоже слушают да на ус себе мотают. Кой-кто в одобренье Арсению рукой помахивает: говори, мол, мы тоже послушаем.

Выбей-Зуб и побледнеет и почернеет, а ничего один со всеми сделать не может. Обманула, подвела его злая рота — на сторону ткачей переметнулась. Уж он и не рад, что приехал сюда. Собирался собрание разогнать, а получилось — сам казаков на запретное собрание привел. Кричит им:

— Назад! Домой! В казарму!

А казаки и назад не трогаются. И поскакал Выбей-Зуб к начальнику полиции. Тот — к телефону. Просит у губернатора другую сотню прислать, да позлее.

Кончил Арсений, захлопали ткачи в ладоши, и казаки вместе с ними тоже захлопали, потом в казарму потихоньку поехали.

Вечером Арсений спать укладывается, одну полу на себя, другую под себя, говорит сапожнику: