Мистика - Страница 107
Что это было, что несло эту смерть, никто так и не понял. Ясно одно: человек ли то был или дьявол — все едино, тошнотворно жесток. Кровь и кишки на песке, и неузнаваемы лица. У женщин из подновленных пышных грудей вырывало оно вставки из силикона. Что у мужчин отрывало, вы сами поймете. Те, кто стероиды колет, похвастаться мышцами может, но гениталии эта продукция портит, они уменьшаются и обвисают. Их-то убийца качкам отрывал. И валялись на пляже рассветном — нет, не медузы, не звезды морские, а плоти комочки.
Рот вне себя был: уже не узнать ни клуба, ни пляжа. Взял телефон, позвонил мне. Мы договорились о встрече.
Что ж, я пришел. Вокруг Рота дрыхли вповалку парни и девки — как на подбор, красивые шлюхи обоего пола.
Перешагнув их, я тронул его за плечо. И тотчас же замер на месте — я был под прицелом. Добрый десяток стволов мне нацелили в сердце и в голову Рота громилы. «Эй, — говорю, — вы чего? Я не монстр. Вернее, не ваш, если точно. То есть я монстр, но только не ваш я пока что».
Взял мою карточку Рот.
«А, — говорит он мне, — Тальбот. Киллер ты и детектив, и с тобой мы перетирали насчет кое-каких неполадок?»
«Да, — отвечаю, а сам все кошу под крутого. — Я неполадки любые улажу. Были бы бабки. Так что ж, по рукам?»
«Бабки? Конечно. Скажи, сколько надо, — заплатим. Заметано. Дальше. Ты их боишься — убийц? Я так думаю, мафия это. Или они китаёзы, или же евроизраиль».
«Нет, не боюсь никого, — отвечаю. — Чего мне бояться?» Ротовы люди прижукнулись как-то, ходили как тени. То есть на месте стволы у охраны и титьки у девок, но поглядел бы на них я до всей этой каши. Жалко, что клуб не в расцвете теперь, а в упадке. Я б поглядел. Поучаствовал. Не отказался б.
Я приступил к исполнению плана, но сути Роту не выдал. Как и всегда, тусовка открылась с закатом. Ну, запустили дэт-метал на полную мощность — честно скажу, у меня прямо шерсть встала дыбом. Ну и паршивая музыка, Роту я буркнул. «Ты, видно, старше, чем кажешься», — он отвечал мне. Пальмы на пляже от рева в испуге дрожали — ну и динамики в клубе у Рота, однако.
Разоблачившись, я спрятался быстро на пляже — ловко за дюной укрылся и стал караулить. Вечность прождал, а в колонках все грохотало. Так до рассвета. Назавтра опять. Так круглые сутки. Безрезультатно. И Рог на меня как наедет:
«Где твои люди, урод? За что тебе бабки плачу я? Только ночами и видно на пляже, что шавку. Крупную, да, — это, что ли, и есть твои люди?»
Я ухмыльнулся в ответ и ему отвечаю: «Тихо пока. Я каждую ночь караулю. Я никого не видал, да и жертв вроде нету. Так что остынь».
«Это мафия, знаю я точно, — Рот заявил. — В натуре, Евроизраиль. Им никогда я не верил, и правильно делал».
Третья по счету ночь наступает. Я вновь затаился. Что за луна в небесах — кровавая клякса. Нет никого на пляже, прибой на песок набегает. Парень и телка неподалеку резвились. Девка хихикала, задницей голой сверкала. Оба литые, упругие, просто картинка. Видно, под кайфом, но в меру, не слишком. Брызгались, падали в воду, лизались, сосались. Трахаться начали, ржали, как дикие кони, урчали, как кошки. Тошно смотреть, да и только — а слышно и видно прекрасно. «Тальбот, а, Тальбот, скажи, а зачем тебе уши такие — острые и пребольшие?» — «А чтоб лучше слышать». — «Тальбот, а, Тальбот, в глазах у тебя отчего огонечек мерцает зеленый?» — «Чтоб лучше видеть…» — «Убийцу пока что не вижу». — «Не идиот он, конечно, сюда еженощно являться — рискованно слишком».
Парень и телка в песочке валяются мягком. Что за досада: таким достается дар смерти! Только подумаю, сердце мое разрывается прямо. Первой она завизжала. Луна так ярко светила — ясно я видел, как тело под воду сползает. Но кто его тащит? Парень не стал дожидаться, вскочил и дал деру. И на ходу обмочился — в лунном свете струя засверкала. Он выл и бежал без оглядки.
Медленно вышло Оно из воды, ступая разлаписто, тяжко. Просто как в фильме плохом, мне подумалось тут же. Задние лапы в песок упирались. В передних мертвое тело. Точно, та девка — вон загорелые руки и ноги. Слюни наполнили пасть мне от жажды напрасной.
Тут и чудовище зубы свои показало. Клац — откусило лицо оно вмиг у девчонки. Как же все просто, подумалось мне, как все быстро. Клац — и уже человека не стало, лишь мертвое мясо. Мертвое мясо. Пока еще теплое мясо. Ну а затем разложение на элементы…
Топот и вопли. На шум уже мчались из клуба люди Гар Рота, стволы свои в монстра нацелив. Пушки-то пушками, только на лицах их — страх, ужас читался на лицах у них первобытный. Выстрелить, впрочем, никто не успел — чудовище их похватало, точно щенят, и вспороло от паха до шеи. Шлеп на белый песок — и алая кровь в лунных лучах побежала.
Вижу, идет Оно дальше, верней, ковыляет Оно неуклюже. Плавать привычней ему, я это сразу заметил. Лапы зеленые все, в чешуе, в перепонках. Вдруг как разинуло пасть и завыло: «Мамочка, мама, ты видишь, я у тебя молодчина!»
Ну и мамаша у этого типа, решил я. Нет, не представить ее мне себе, как ни тужься. Тут я услышал — Гар Рот матерится с террасы:
«Тальбот, так тебя так, ты куда запропал-то?»
Я потянулся, и шумно, всласть я зевнул, облизнулся, клыки выставляя. Наперерез живоглоту я вышел спокойно — голый, как был, и сказал ему:
«Эй, погоди-ка».
«Кто это там свою пасть на меня разевает? Что ты растявкался, шавка? Допросишься, я тебе пузо мигом вспорю и кишки по песку раскидаю».
«Ай, как невежливо, где твои, братец, манеры?»
«Что ж, меня Алом зовут — Великим, запомни. Ты-то кто будешь? Каких? Из какой конуры или будки? Тявкай погромче, блохастый, а то не расслышу. Впрочем, щенок, что бы ты мне сейчас ни протявкал, будешь кишки свои жрать и песочком закусишь».
«К бою готовься, — сказал я. — Ублюдок зеленый».
«К бою? — Он рыкнул. — А с кем? Кто меня вызывает?»
«Я, — отвечаю. — Я страж, охраняющий берег. Я стерегу на пороге, вот мое дело».
Нет, он не понял, чешуйчатый, лишь тупо он выкатил бельма. Что тут таить, на миг его жалко мне стало.
В это мгновенье луна из-за туч показалась. Как я завыл — она в небесах содрогнулась.
В лунных лучах чешуя его мокро блестела. Лапы свои он занес и выпустил когти. Зубы ощерил, любого клинка поострее. Кинулся, целя клыками мне в самое горло.
Что он успел? Охнуть успел удивленно. Сипло успел он сказать: «Ты что, да ведь это нечестно!» Больше он не говорил, — я оторвал ему лапу и бросил подальше. Когти скребли по песку, она дергалась — крабом, лангустом. Я не смотрел на нее — я погнал его к морю. Как он бежал! Как он несся! Как кровь из раны хлестала! Я лишь отплюнулся, в рот соленой воды набирая. Ну уж и кровь у чудовища, вони-то, вони! Мигом нырнул я за ним в беспокойные волны.
Глубже нырнул он — я не отстаю, хоть мне худо: кровь молотками в ушах, разрывается грудь и сознанье мутится. Он все быстрее гребет, я за ним неотступно. Так мы доплыли до страшного места — до нефтяного разлива. Вышка стояла тут, рухнула и затонула. Только остов ее ржавый торчал над водою. Здесь-то чудовище смерть и настигла в итоге.
Здесь Ал, наверно, родился, и здесь его логово было. Что ж, я убил его? Нет, не совсем. Он и так, издыхая, весь кровоточил, когда я загнал его в море. Я приближаться все медлил — сдавалось мне, кровь у него ядовита. Вижу — кончается. Дал ему в морду. Клычище вырвал один у него — на удачу, — зашатавшийся сильно. В это мгновенье она на меня налетела. Вихрь из когтей и клыков, и яростней бури.