Мистика - Страница 106
Он напрягся, ожидая последней атаки.
Что-то взорвалось внутри собачьего черепа. Из его глазниц потекла жидкая серая кашица. Пес упал, как снятая с ниток марионетка.
Джером почти мог слышать этот убийственный звук. Кости его черепа со скрипом терлись друг о друга. От давления закладывало уши, болели барабанные перепонки. Вся голова была налита болью, пульсирующей под скулами, вокруг глаз, в основании черепа.
Собаки кидались к нему и падали. Черепа взрывались, словно бомбы, разбрызгивая кровь и мозги по выцветшим обоям в цветочек.
Он уцепился за перила и дотащился до следующей площадки. Мимси рядом с ним перепрыгивала через ступеньки, происходящее никак ее не затронуло. Ее глаза были такими же красными экранами, как у мумии. То воплощение было ближе всего к ней.
— Это только первая из них, — сказала она ему. — Из новых казней. Это проклятие собак.
Дверь в номер была открыта. На пороге лежал мертвый человек. На нем был черный комбинезон, а на лбу — знак Семи Звезд. Ему разорвало горло какое-то животное, несколько более разборчивое, чем собаки. Точными укусами у него были перегрызены вены.
— Один из моих, — признала Мимси. — Старушка все еще способна укусить.
Он пытался уравнять давление внутри головы, открывая рот и заставляя себя отчаянно зевать. Это помогало лишь на миг.
— Не беспокойтесь, — сказала Мимси. — Казнь скоро окончится.
Она подняла пускающего пузыри пекинеса и легонько хлопнула его по подбородку. Череп маленькой собачки пульсировал, будто яйцо, из которого вот-вот вылупится цыпленок. Она отвернула его мордой от себя, и собачьи глаза выстрелили гейзерами жидких мозгов.
— Фу, — сказала она, отбрасывая мертвое существо.
Он переступил через человеческое тело.
На кровати, занавешенной пологом на четырех столбиках, лежала изменившаяся сестра-близнец Мимси. Это была настоящая Женевьева, выгнувшаяся дугой, будто натянутый лук, когтистые пальцы на руках и ногах впились в разорванные простыни. Она металась из стороны в сторону, взмахивая длинными волосами. Ее окровавленный рот был полон длинных острых зубов. Глаза ее были красными, но не похожими на светодиоды.
На ее висках вздувались жилы.
— Она не человек, бедняжка, — сказала Мимси. — Она способна слышать то же, что и собаки.
Джером хотел подойти к кровати, но Женевьева прорычала ему, чтобы он держался подальше. Он решил, что она не доверяет себе и не уверена, что не бросится на него.
— Если она не человек, то кто вы?
— О, я полностью человек, — сказала Мимси.
— Вы в единственном числе. А как насчет вас во множественном?
— Семь Звезд, — сказала она, оттягивая вниз ворот платья и демонстрируя красный огонь, пылающий у нее под ребрами. Он разгорался все ярче по мере того, как нарастал неслышный звук.
Вопли собак затихали, один за другим.
Мелкие предметы на прикроватной тумбочке задребезжали. Эти вибрации пронизывали насквозь Джерома, отель, город, мир.
Плоть Мимси расступилась, когда камень поднялся на поверхность. Он остановился у основания ее шеи. Казалось, он говорит.
— Мы пришли издалека, — сказал камень. — Мы — Носитель казней.
Мимси заговорила в последний раз.
— Подумать только, — сказала она, — через минуту собаки станут вымершим видом. И вампиры.
Вой разом прекратился.
Все собаки были мертвы. По всему миру собачьи мозги взорвались в их головах.
Джером подбежал к кровати и взял Женевьеву за руку. Сила ее хватки не удивила его. Он заглянул в налитые кровью глаза, надеясь на ответ.
Существо, расхаживающее в теле Мимси Маунтмейн, заливало комнату кроваво-красным светом.
Глаза Женевьевы вылезли из орбит.
Теперь он слышалсводящий с ума жалобный вой на инфразвуке.
По лбу Женевьевы от висков поползли трещины, сочащиеся кровью, змеями исчезающие в волосах. Ее разинутый рот скалился полукружиями зубов.
— Ты Джером, — выговорила она сквозь муку. — Ты все, что осталось.
Кровавые капли, величиной с жуков, медленно катились из ее глаз, ушей и носа.
1416–2025?
Она села в кровати; последняя вспышка смертоносного излучения прошла сквозь нее. Голова ее с треском раскололась. Окровавленные волосы хлестнули его по лицу, и она обмякла, как тряпичная кукла.
Вой прекратился, осталась лишь ошеломляющая тишина.
И в этой тишине мир продолжал сходить с ума.
Он обернулся. В глазах у него было красно. Семь Звезд вышли из комнаты.
Нил Гейман
Био-вольф [120]
Лоренс Тальбот — это, разумеется, имя персонажа, которого блистательно сыграл Лон Чейни-младший в фильме «Человек-волк» (The Wolf Man), снятом в 1941 году на студии «Universal», и в его продолжениях — «Франкенштейн против Человека-волка» (Frankenstein Meets the Wolf Man, 1943), «Дом Франкенштейна» (House of Frankenstein, 1944), «Дом Дракулы» (House of Dracula, 1945) и пародии «Эббот и Костелло встречают Франкенштейна» (Abbot and Costello spoof Meet Frankenstein, 1948, реж. Ч. Бартон).
В первом фильме Тальбот, отпрыск знатного европейского рода, возвращается под отчий кров, в поместье, расположенное в узнаваемо-голливудских декорациях Уэльса. Скорбя осмерти старшего брата, Тальбот встречает теплый прием со стороны отца, сэра Джона (в исполнении Клода Рейнса). Однако, когда Ларри пытается спасти местную поселянку от нападения цыгана-оборотня, тот успевает нанести герою роковой укус, прежде чем Ларри насмерть забивает его своей тростью с серебряным набалдашником.
Теперь Ларри сам превратился в оборотня и вынужден осознать, что даже тот, кто сердцем чист, волей судьбы может превратиться в волка, когда восходит полная луна и проклятие настигает его…
Герой Нила Геймана, оборотень-киллер Лоренс Тальбот, впервые появляется в рассказе «Просто опять конец света» (Only the End of the World Again), вошедшем в антологию «Тени над Иннсмутом» (Shadows Over Innsmouth, 1994). Эта история в духе Лавкрафта посвящена выслеживанию Глубоких, [121]— только Тальбот, детектив-оборотень, в силах предотвратить возвращение Старших Богов. Мы предлагаем вниманию читателя стихотворение в прозе, написанное Нилом Гейманом специально для этой антологии. Тальботу вновь предстоит сразиться с мифологическим чудовищем, только уже в наши дни.
Рот сказал:
«Вот что, Тальбот, кто-то людей моих мочит. Выясни, кто, и разберись. Пресеки».
Голос его рокотал в телефонной трубке, как в ракушке море рокочет.
Я отвечал:
«Взять и пресечь? Разобраться? Как это?»
Рот отвечал:
«Дело твое. Мне важно одно лишь: чтобы после разборки убийца не ушел как ни в чем не бывало. Ну, ты меня понял». Я его понял. Вот так я был нанят.
Слушайте дальше. Вся эта заварушка была в Лалаланде, в две тыщи двадцатых. Гар Рот в Венис-Бич всем заправлял. У него под началом ходили и сутенеры, и девки, и просто бандиты. Долю имел в наркоте и стероидах. Крут был мужик. Это-то чуяли все и его обожали — грудастые шлюхи, качки и задастые парни, все в коже. От Малибу до Лагуны не было круче Гар Рота. Дань собирали ребята его регулярно. Он, говорю я, на побережье был главный — никто не оспаривал это. Многим владел: его казино, и отели, и бары. Чем не владел, то окучивал: все под Гар Ротом ходили. Выстроил на побережье Гар Рот заведенье — там и паслась пляжная вся эта кодла. Клуб, дискотека, ну и наркотики, видно, опять же.
Что говорить, этот город молился на плоть, и уж где-где, а в клубе Гар Рота плоти было с избытком. Круглые сутки гуляли — кололись, курили и пили. Музыка так грохотала, что даже в костях отдавалась. Тут-то неладное и началось: пачками гибли. Кто убивал и зачем, неизвестно, — однако убийства те были жестоки. Кто-то, незримо прокравшись на пляж, колол черепа как гнилые орехи, вспарывал жертвам своим животы, кишки выпускал, обрывал руки-ноги, откусывал груди и члены. В шуме прибоя и грохоте музыки — кстати, в тот год почему-то самый тяжелый «металл» снова был в моде, — криков никто и не слышал, трупы ж потом находили, да опознать удавалось отнюдь не всегда их. Жертв выносило на берег — утащенных ранее в воду. Всегда спозаранку. Рот порешил: ему мстят по наркоте конкуренты. В клубе удвоил охрану, снаружи — утроил, камер везде понатыкал. Катер кружил круглосуточно неподалеку — подкараулить убийцу. Снова пришел он — а может, она иль они, — и никто их не видел. Ни на одной из видеопленок — а камеры были повсюду — не разглядели и тени. Жертвы опять были просто растерзаны в клочья.