Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия - Страница 80

Просветление означает, что вы начинаете все осознавать, но еще не полностью. Да, осознание иногда посещает вас, доносится до вас, как ветерок. В это время человека можно одурачить и обмануть, ведь осознанность еще не стала его состоянием. Если бы он перешел в это состояние, он бы не беспокоился, чтобы заявлять об этом во всеуслышание или добиваться признания. Для этого существую я, вам самим не нужно объявлять об этом.

И бросить саньясу после просветления невозможно — вы почувствуете такую благодарность, что столь неблагодарный поступок покажется вам немыслимым.

Второй вопрос

Ум Индии — один из наиболее древних в мире умов, поэтому у него есть свои проблемы. У ребенка проблем нет — им еще предстоит появиться, — но у старика за плечами большой жизненный опыт, который с каждым днем становился все больше и больше. Жизненный опыт продолжает накапливаться. Старик несет с собой тысячу и одну неудачу, навязчивые мысли, кошмары и неизжитые переживания, которые ждут своего часа…

Индия — одна из наиболее древних стран. По сравнению с Индией Америка пока находится в младенчестве. Даже ортодоксальные историки полагают, что Индия прожила без единой революции по крайней мере десять тысяч лет. Революция означает разрушение старого порядка и начало нового, который совершенно не похож на старый.

Однажды я спросил муллу Насреддина:

— У тебя такой красивый новый зонтик. Когда ты его купил?

Он ответил:

— Ошо! Это чудо, он совсем не новый, ему не меньше тридцати лет.

— Тридцать лет!? Он выглядит таким новым, как будто еще ни разу не побывал под дождем! — сказал я.

— Ему лет тридцать, но я обменивал его на другие зонтики по крайней мере сто раз. На днях в храме это случилось снова!

Когда буквально вчера вы обменяли свой зонтик на чужой, и все еще продолжаете называть его старым, купленным тридцать лет назад, — это одно. Но Индия не меняла зонтика на протяжении десяти тысяч лет — и это еще по оценкам ортодоксальных, очень консервативных историков. Если послушать индуистских шовинистов, то окажется, что Индии по крайней мере девяносто тысяч лет. Таковы расчеты Локманья Тилака — он тоже жил в Пуне. Девяносто тысяч лет. Но не важно, сколько времени прошло с тех пор: десять или девяносто тысяч лет. Важно, что за плечами у Индии огромное прошлое, которое ни разу не прерывалось революцией; оно все еще продолжается.

Все это время индийцы жили под тяжелым гнетом. С исторической точки зрения, хорошо известны как минимум последние двадцать пять столетий. События более далекого прошлого выглядят несколько смутно. Но последние двадцать пять столетий, прошедшие после рождения Махавиры и Гаутамы Будды, известны очень хорошо. Ни одна другая страна, ни одна другая культура, ни один народ за эти двадцать пять веков не проникся таким отрицанием жизни. Сердце Индии поразил странный неизлечимый недуг, нечто вроде рака. Индийцы стали одержимы мыслью о том, что отрицание жизни помогает достичь освобождения или приблизиться к богу. То есть вам придется отречься от жизни, как будто бог — ее противник.

Это самая большая глупость, которую только может совершить страна. С одной стороны, люди говорят: «Бог создал жизнь, бог сотворил существование, бог сотворил нас — бог сотворил все сущее», а с другой стороны, те же самые люди безо всякой логики настаивают: «Если вы хотите приблизиться к богу, вам придется отречься от созданного им мира».

Равным образом можно сказать, что, если вы хотите полюбить Рабиндраната Тагора, вам придется возненавидеть его поэзию, или, если вы хотите полюбить Пикассо, вам придется уничтожить его картины. Если бог — это творец, если бог — это поэт, музыкант, танцор, тогда все существование — это его танец, его картина, его музыка, его поэзия, его песня. Все это существование представляет собой Шримад Бхагавадгиту, Песню бога. Если вы хотите приблизиться к богу, вам придется приблизиться к существованию.

Однако Индия жила с отрицанием жизни. Почему же оно так привлекло индийцев? Отрицание всегда апеллирует к эго. Эго живет в окружении отрицаний: нет, нет, нет. Оно живет в лесу отрицаний. Когда вы начинаете говорить жизни «да», эго начинает умирать естественной, очень легкой смертью; его не требуется убивать. «Да» — это смерть эго.

Индийский ум стал эгоистично относиться к своей святости, духовности, религиозности и древнему наследию. И чем более эгоистичным он становился, тем больше ему приходилось жить, руководствуясь отрицаниями, и кормить ими свое эго.

В Индии человека считают святым в той мере, в которой он отвергает предметы обихода и все окружающее. Он отказывает себе в пище, он отказывает себе в жилище, он отказывает себе во всех удобствах, он отказывает себе даже в одежде. Он отказывает себе во всем, что позволяет его человеческой природе удобно себя чувствовать, — и тогда он считается великим святым, махатмой.

Поэтому я кажусь почти грешником, это естественное заключение. Если отрицание жизни означает святость, то я, конечно, не святой. Я говорю жизни «да», говорю «да» всем ее радостям, всем ее красотам, всему ее великолепию. Я говорю «да» от всего сердца, полностью. Я готов к тому, что меня станут называть грешником, но я не готов отречься от жизни.

Полюбить означает сказать жизни «да». Любовь есть не что иное, как «да» по отношению к жизни. Ненавидеть означает сказать жизни «нет». А в Индии человеку, который ненавидит и осуждает жизнь, отказывается от нее, отвергает ее и ниспровергает, начинают поклоняться как святому. Из-за этих людей, из-за этой традиции и этой атмосферы все оказались под гнетом. Энергия любви извращена у каждого. Извращенная любовь порождает похоть. Любовь прекрасна, а похоть уродлива.

Когда вы видите женщину, прекрасную женщину, или привлекательного мужчину, вы можете посмотреть на них с любовью или с похотью. Разница очень тонка и вместе с тем огромна. Когда вы смотрите на женщину с любовью, вы смотрите на нее так же, как на розу, лотос или закат. И если вы скажете, что закат прекрасен, и остановитесь на минуту, чтобы им полюбоваться, никто не увидит в вашем поступке ничего предосудительного. Если вы скажете, что роза прекрасна и подойдете к ней, чтобы насладиться ее ароматом или даже нежно к ней прикоснуться, чтобы ощутить ее бархатистость, никто не назовет вас грешником. Люди подумают, что вы поэт, чувствительный человек, что в вас развито чувство прекрасного.

Но если вы хотите подойти к прекрасной женщине, просто чтобы коснуться ее, посмотреть на нее, потрогать и сказать ей: «Ты прекрасна!» — внезапно возникает огромный страх. Это недопустимый, аморальный поступок; она может принадлежать кому-то другому. И даже если эта женщина ваша, то вам следует это делать наедине, как будто вы не можете любоваться закатом открыто, — вам приходится где-то прятаться, чтобы им наслаждаться, — вы не можете любоваться звездной ночью.

Любовь означает просто чувствительность к красоте, к жизни. Похоть означает желание эксплуатировать, желание воспользоваться женщиной как средством Похоть сексуальна, а любовь чувственна Любовь может сопровождаться сексом, но в этом случае он будет иметь совершенно иной смысл, иное значение, иной аромат. В этом случае секс не занимает центрального места.

В любовных взаимоотношениях секса может и не быть; он не является чем-то неизбежным Если секс случается, то является частью любви, обмена энергией. Если нет, то это тоже часть любви. Нет необходимости переходить на физический уровень; вы можете делиться своими энергиями на психологическом и духовном уровнях.

Поэтому любовь имеет много измерений, по крайней мере, три: физическое, которое может стать сексом, психологическое, которое становится дружбой, и духовное, которое превращается в молитву. Все три измерения могут присутствовать в любви одновременно, и все они отражают любовное отношение к жизни. Эксплуатации нет; нет желания использовать партнера как средство, а затем отмахнуться от него.