Мистическая фантастика. Рассказы - Страница 1

Мистическая фантастика рассказы

Грех майора Симонова

Желтолицее, как китаец, хорошо отдохнувшее за сентябрьскую ночь солнце, еще цеплялось за острые зубцы темно – зеленых, почти черных елей, когда команда директорского катера комсомольского леспромхоза по крутой тропинке спустилась на берег Печоры, Солнце с веселым любопытством разглядывало хмурых, болевших после дня лесника речников. Капитан Савельев Виктор Петрович – высокий, сухощавый, пятидесятилетний мужик со спины сошел бы за молодого парня, да и морщин у него почти не было, лишь матовый цвет лица выдавал возраст. Отвернув бродни, он неторопливо вошел в холодную, как фригидная женщина осеннюю реку, наклонился, окунувшись с головой, выдохнул из груди воздух, прозрачными пузырями выпрыгнувший из воды и выпрямился. Фыркнув по – лошадиному, стряхнул ладонями, сверкнувшие, словно бриллианты капли, как гребнем расчесал растопыренными пальцами рук мокрые волосы. Ему немного полегчало. Савельев вышел на берег, посмотрел на опухшие лица подчиненных, усмехнулся и достал из сумки полуторалитровую бутылку пива, предусмотрительно припрятанною с вечера и наполнил протянутые, словно, по команде кружки. Пиво пенилось, как вода за кормой моторной лодки. Речники чокнулись и начали пить, не отрываясь от кружек, крупными, глотками. Глаза у них прояснились, голоса повеселели. По второй каждый вы пил не спеша, закусывая большими кусками малосольного хариуса, принесенного страстным рыбаком – мотористом катера Пашкой Боровиковым. Болтун и балагур он в любой кампании быстро становился своим. Люди любили его за открытость души, готовность и умение шуткой гасить ссоры и скандалы обычные в русском праздничном застолье. Допив пиво, столкнули лодку в Печору. Капитан и рулевой сели первыми. Пашка вытолкнул лодку на глубину, только потом запрыгнул сам, завел мотор и сел у руля. Команда спешила к своему катеру, который они перед праздником поставили в уютный заливчик за Якшей, как гостиницу для приехавших сделать дела, заодно и отдохнуть от городской суеты, Москвичей. Лодка шла ходко. Прозрачно – зеленые усы под носом моторки поседели от пены. Команда надеялась, что у оставшихся на катере охотиться и собирать ягоды москвичей еще осталось привезенное ими спиртное. Водки, вина и пива у них было запасено, чуть меньше, чем воды в Печоре. На день лесника подарили команде пол ящика водки и упаковку полуторолитрового пива, поэтому вчера погуляли от души. Давно так беззаботно не отдыхали. В смутные перестроечные времена вечно чего то не хватало: то водки, то денег, то настроения. Когда же у нас власть поумнеет и даст народу жить спокойно: хорошо зарабатывать, растить детей, отдыхать. Каждый генсек был с придурью: Хрущёв, Горбачев, теперь Ельцин! Савельев в сердцах плюнул в ни в чем неповинную печорскую волну и вздохнул. Пашка заглушил мотор, лодка, по дуге вошла в залив, и замерла, уткнувшись в мокрый песок. Паша, выпрыгнув из моторки, вытянул ее на четверть длины по смешанному с галькой песку на берег. Теперь она была похожа на остроносую, выбросившуюся на берег рыбу. С сумками, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить, ещё отдыхавших москвичей, мужики поднялись на катер в рулевую рубку. Они рассчитывали поменять малосольного сига и хариуса на пару бутылок водки, чтобы поправить, подорванное за праздник здоровье. Дожидаясь пробуждения москвичей, поставили вариться картошку и вскипятили чай. Москвичи все не просыпались. Ждали час, потом еще один – тишина, никаких признаков жизни, – Наверное, всю ночь гудели, понимающе посмеивались мужики. Небось, девок в Якше нашли – хихикнул Пашка,– они им за ночь жару дали, парни очухаться не могут. Ты бы пошел, Петрович, потревожил, мочи нет ждать. Щас бы, пару стаканчиков дерябнуть и на травку, покемарить минут пятьсот. Смотри, благодать какая! Не подвело бабье лето, глядишь – не налюбуешься! День, действительно радовал. Медово – золотые лучи солнца не жгли – ласкали. Хотелось, замурлыкав, как кошка, растянуться на травке, любуясь роскошно разодетым лесом. Осень, словно потерявший разум художник, не уставая, перекрашивало листья на деревьях. Они меняли цвет ежечасно, глаза не успевали уследить и запомнить: зеленые, желтые, малиновые, багряные – как праздничный фейерверк, украшали синеву над головой. Обессилев, листья один за другим падали, задевая за ветви и стволы, чиркали по ним, тревожа душу тихим шепотом прощанья, трепетом неумелого, робкого полета. Упав, они гасли, терялись в траве, как потухшие в полёте искры ночного костра. Н а сердце было радостно и тревожно от предчувствия близких, неотвратимых, неуютных дождей, грязи, слякоти и скуки. Савельев решительно встал и пошел в директорскую каюту, где, как он предполагал, спали гости. Знаком он был только с одним Грушко Виктором Степановичем, приехавшим на разведку, познакомиться с директором и договорится о поставках в Москву доски и кругляка. Видимо, с директором они поладили, поэтому директор согласился сдать в аренду катер с командой. Такое было в первый раз. Боровиков Петр Викторович человек в годах, старой социалистической закваски не верил, что капитализм всерьез и надолго. За свою долгую жизнь, он насмотрелся на заскоки и капризы вождей, Надеялся, что Ельцин перебесится и все пойдет по старому, поэтому старался не связываться с выскочками коммерсантами, норовившими урвать кусок пожирней, и исчезнуть не заплатив, по блатному – кинуть. Только профессиональный праздник и затяжное безденежье, заставило его вести переговоры о сдаче катера в аренду. К гостю должны были подъехать компаньоны из столицы, они хотели и дела сделать, и отдохнуть на северной природе, благо погода стояла теплая, солнечная. По просьбе Грушко, катер поставили на якорь в уютном заливчике, неподалеку от когда то знаменитого на весь Советский Союз Якшинского заповедника с лосефермой. Совсем недавно сюда то и дело привозили иностранцев, часто приезжали ученые. Любили бывать диссиденты, видимо прятались от власти в глуши. Грушко отпустил команду праздновать день лесника, сам в одиночестве остался ждать приезда друзей: Отосплюсь, отдохну, за ягодами похожу, над смыслом жизни и о вечном подумаю. В Москве некогда, суета заела. Савельев согласился с ним. Сам он в Москве больше двух дней не выдерживал. Раздражала бесконечная сутолока, толкотня – не жизнь а базар в праздничный день. С такими мыслями он открыл дверь каюты. Заглянув с порога, он сначала понимающе улыбнулся увидев Грушко и его друзей спящими за столом заставленным водкой, пивом и закусками. Приглядевшись, забеспокоился: слишком неестественными были позы гостей. Войдя в каюту, понял, что они уже никогда не проснутся, и позвал товарищей. Пока они шли, он разглядел на светлых рубашках гостей Грушко ржавые пятна, засохшей крови и чёрное пятно на правом виске самого Грушко. В бессильно упавшей на лавку руке, он держал пистолет. Прибежавшим речникам войти в каюту не дал, чтобы не затоптали следы. Они послушно застыли на пороге с открытыми ртами. Мужики и сами после выпивки могли поскандалить, помахать кулаками, но до стрельбы у них дело никогда не доходило. Среди бутылок Савельев разглядел пакетик с белым порошком и папиросы. Похоже, друзья перепились, накурились и поссорились, У Грушко крыша поехала, застрелил друзей потом себя – задумчиво сказал капитан. А, может, он их сюда специально заманил, чтобы отомстить – предположил Пашка. Решил замочить и утопить в болоте или Печоре. Тогда зачем сам застрелился? – спросил Савельев.– Ладно, это не наше дело, пусть милиция разбирается и по рации позвонил в Комсомольск участковому. Тот, приказав ничего не трогать, никого не подпускать до его приезда, позвонил в районное отделение милиции. В наше переломное время торжества общечеловеческих ценностей, из которых самой общей оказалась жадность, жажда денег любой ценой, лишь бы, побольше и побыстрей одним трупом никого не удивишь. Сегодня, наживаясь за чужой счет, не останавливаются даже перед убийством. Киллеры без работы не сидят. Российский капитализм не отягощает себя совестью и моралью – истинно волк в овечьей шкуре демократии с клыками вампира. Но, даже в такое непутевое время для маленького таежного поселка три трупа за раз дело чрезвычайное, поэтому оперативная группа из района выехала, действительно оперативно, и к четырем часам была на месте трагедии. Синий потрепанный уазик остановился у черного джипа москвичей. Смотрелся он жалко, как нищий, выпрашивающий милостыню у разодетого богача. Возглавлял группу старший следователь районной милиции ст. лейтенант Соловьев Михаил Викторович. Пока шли к катеру, участковый торопливо докладывал об увиденном. Речники, во главе с капитаном спали на траве. Видимо, пока сторожили катер, успели хорошо похмелиться. Теперь, раскинув руки, как Гоголевский казак из Запорожской сечи, громко храпели на траве. Судя по количеству пустых бутылок, погуляли москвичи славно. Пакетик с белым порошком, скорее всего был кокаин. Компания веселилась, не обременяя себя принципами и законами. Соловьев впервые столкнулся с таким кровавым делом, раскрыв его можно получить долгожданную звездочку, поэтому нужно очень постараться. Приказал подчиненным работать внимательно, улик не упускать . Осмотрели, сфотографировали, пришла скорая, погрузили трупы, собрали вещь доки отправили в райцентр на экспертизу. Допросили команду и директора леспромхоза. Они ничего о причинах убийства не знали. В райцентр вернулись поздно вечером и разошлись спать, решив, что Утро вечера мудренее. Но и утром ничего кроме версии о ссоре разогретых спиртным и наркотиками компаньонов, придумать не смогли. Им в помощь республиканский прокурор отправил следователя по особо важным делам Симонова Михаила Николаевича. Проклиная ухабы, он за семь часов одолел на своей девятке дорогу до Троицко Печорска. Разбитая вдрызг, она утомила его так, что за ночь в гостинице не отдохнул, поэтому приехал в райотдел в плохом настроении. Прочитав материалы, подготовленные Соловьевым, остался ими недоволен. Хорошо подумав, решил, что читать коллегам мораль смысла нет. Люди, что смогли сделали. На большее у них ни знаний, ни опыта, ни желания надрываться за копейки из – за каких то приезжих москвичей. Экспертиза подтвердила, что смерть наступила от пуль выпущенных из пистолета Грушко. У всех в крови алкоголь и наркотики. В пакете кокаин, папиросы с анашёй. Видимо напились и накурились до одури. Придется согласиться с выводами Соловьева: убийство и самоубийство в результате действия водки и наркотиков. Симонов еще раз перечитал протокол допроса директора леспромхоза. Боровиков сказал, что Грушко хорошо разбирался в лесе, лесозаготовке и переработке древесины, уверял директора, что сам хороший вальщик и тракторист. Симонов решил узнать у директора, откуда у Грушко эти познания. Разыскав в справочнике телефон леспромхоза, позвонил. Ответившая ему секретарша, соединила с директором. Представившись, Симонов спросил: Петр Викторович, не знаете, где и когда Грушко мог работать вальщиком и трактористом?