Мистер Трикстер (СИ) - Страница 41

- Когда ты поймешь, что из-за своего страха признать слабость, ты потерял того человека, которого любил единственный раз в своей жизни, - его голос звучал слишком громко для поляны. Время остановилось. Он посмотрел прямо в лицо третьего брата, чье тело занимал Майкл. Он застал их врасплох. Он перевел взгляд на Дина – секунда, чтобы он узнал Сэма. И вот его клинок уже вонзается в тело Люцифера, неспособного даже посмотреть на него прежде, чем вспышка яркого света скроет его тело. Ему не нужно смотреть, чтобы знать, что Дин сделал то же самое в тот же момент. Две вспышки, наложившиеся друг на друга, и десятые доли секунды, прежде чем Сэм упал на колени, не в состоянии выдержать то, что происходило в его разуме.

«Спасибо, Сэм. Полагаю, хотя бы этому ты научил меня».

«Скажи мне, черт возьми, он существует?!»

«Пока ты в это веришь, Сэм. Прости меня за боль. Но теперь мне нечего здесь делать. Однажды мы встретимся снова, и я буду помнить, что обязан тебе этим. Если ты встретишь его, ты забудешь то, что помешает тебе попробовать снова. Я дарю тебе шанс. Не прогадай, Сэм».

Боль разрывала разум, истязала мысли, занимала все его существо. Клинок выпал из его руки, оставив глубокий ожог, и он упал на траву, вцепившись в нее руками. Вместе с остатками своей силы Габриэль забирал у него все то, что демоны считали нужным вложить, дабы подготовить его к тому, чтобы стать весселем Люцифера. Он забирал его кровь, темными ручьями скользившую по его запястьям в землю, он забирал его воспоминания, оставляя лишь образ, декорации, все то темное, что скрывалось глубоко в нем и никогда, никогда не принадлежало ему. Боль нельзя было выразить словами. Он пытался расслабиться, пытался дать телу волю, сдерживал крики и стоны, что рвали его горло, пока боль отказывалась уходить, ведь Габриэль разрывал его личность, восстанавливая ее по частям. Кажется, Дин опустился на колени рядом с ним и звал его по имени.

«– Кажется, я схожу с ума…

- Необязательно ты. Может быть, это мир вокруг тебя».

Все его силы были направлены лишь на браслет с самодельными крыльями на нем, между которыми удерживался медиатор. Вся наша сила, вся наша вера, все, что делает нас теми, кто мы есть, существует лишь для того, чтобы однажды мы использовали это в борьбе за тех, кто нам дорог. Неправильно, невозможно, иррационально, несуществующе и так желанно. Его слабости, которые навсегда останутся с ним. Его постепенно ускользающие воспоминания, что делали его хоть кем-то в этом мире. С молчаливого согласия Сэма Габриэль стирал все, что было изменено в нем чужими ошибками. С молчаливого согласия он забирал все, что делало Сэма Винчестером, парнем с арсеналом в багажнике старой машины, колесившим с братом по стране в поисках новых дел. Стирал долг и обязательства, которые были исполнены так давно, что он попросту забыл об этом. Теперь пустота его жизни не пугала Сэма, и он мог смириться с этим. Он нашел свой самообман, он видел свой смысл жизни, и теперь для него оставалось важным только то, что снова сможет сделать его отличным от других, каким бы он ни был в другом мире.

Пока сильна его вера в то, что где-то есть тот, кто поможет ему.

***

- Ты не хочешь об этом поговорить? – неделями спустя Дин спросил его, сидя на продавленной кровати и потягивая пиво. – Я имею в виду, это все странно. Врачи не нашли у тебя вообще никаких повреждений, но ты, чувак, орал так, что съехалась вся полиция. Кас вытащил меня от Захарии слишком поздно, и боюсь, что все веселье я пропустил.

- Главное, что все это закончилось, - и он скрылся в ванной комнате. Теперь он жалел, что Люцифера не стало. Иметь врага явного, существующего из плоти и крови, дающего твоей жизни хоть какое-то направление, всегда легче, чем оказываться раз за разом наедине перед самим собой. Дин настаивал на продолжении поиска дел, Кас был занят тем, что пробивался в своем Гарнизоне на самый верх, а Сэм проживал дни словно бы во сне. Теперь у него не было силы, не было предназначения, он был чист волею того архангела, который неожиданно оказался для него самым близким и наиболее понятным. И хотя впечатление от него было во многом схоже с впечатлением от Дина, от его своевольности и преданности отцу, потребности в опеке над братьями, даже если они старше него, все равно оставило свой осадок.

Оказалось, что труднее всего отпустить то, что ты привык. Удушающе долгие поездки в машине прерывались паническими атаками, когда он требовал остановить машину и только в темном лесу возле дороги после нескольких глубоких вдохов, наконец, приходил в себя. Города сменяли друг друга, как они к этому привыкли, и если другой Сэм был привязан к воспоминаниям о закате там, где кончается на горизонте шоссе, что тянулось через всю пустыню, то этот мечтал оказаться в жилых четырех стенах, что хранят отпечаток своего хозяина. В Сэме существовало одновременно двое, один из которых уверял, что идиотская первая любовь, придуманная для него Захарией, не соотносится с Сэмом нынешним, а другая твердила, что все имело смысл. Он разрывался. Он пробовал рассказать об этом Дину, пару раз, но дальше первого предложения не уходил. Это было глупо. В конце концов, вопрос сводился не к ориентации, об этой стороне которой он думать не мог, будучи мужчиной и помня прикосновения лишь восемнадцатилетнего подростка, но слова Габриэля, те, что он помнил по этому, долгому, словно бы сну, все еще вызывали в нем отклик. Люди ищут себя подростками, потом забивают и становятся как все, или не как все, так или иначе попадают в свою толпу, но для него не было толпы, которой можно поддаться, за которой можно пойти.

- Сэмми, как ты оказался там? – спросил его Дин из-за двери, судя по звуку, он сидел на полу и подпирал дверь спиной, наверняка сжимая в руках всю ту же бутылку. – Знаешь, я видел будущее, меня предал Кас, он выпустил из Чистилища левиафанов вместе с Кроули, и мы были вынуждены ловить их. Черт возьми, они были еще хуже, чем архангелы. Этих хотя бы всего четыре. Я так много пережил, что не поверил в реальность, когда ты потребовал от Захарии выпустить меня. У тебя ведь была другая реальность, правда? Я знаю, так и было. В моей фантазии я почти не помню тебя, все, что я делал, было связано с Касом. Кажется, ты страдал от того, что пожертвовал собой, пытаясь избавиться от архангелов методом Габриэля, - Сэм вздрогнул, услышав имя, которое занимало все его мысли. – Кажется, Люцифер оказался в твоей голове. Знаешь, сейчас это даже кажется неважным. Я не помню половины. Почему я поступал именно так.

- Он погрузил нас в сон, Дин, заставил поверить наш разум, что окружающее реально, подкинул идею, которая закрыла все наше подсознание собой. Оно выбрало тех, кому мы доверяем, кого никогда не смели бы заподозрить в нереальности, ведь тогда наше сознание бы не выдержало. Мы теряли друг друга много раз, Дин. И подсознание… Оно знает, что один из нас жертвует не просто так. Нас нельзя более запугать потерей другого. Потому оно изобрело тех, кто для нас проверка для реальности. Так сложно понять сейчас, - он сел с другой стороны двери, не смея представить, что он скажет Дину с глазу на глаз.

- Кто это был, Сэм? – замявшись, все же спросил его Дин.

- Тот, кого я полюбил, - потолок был покрыт трещинами, ровно как и его прошлое. Верить в будущее, в то, что Сэм заслужил его и сможет оставить все позади. Какую же для этого нужно иметь силу? – Я не знаю, существует ли он.

- Помнишь, ты сдавал философию? Ты замучил меня этой мутотенью. Там было что-то про «ничего не берется из ниоткуда». Если этот кто-то действительно настолько зацепил тебя, то он может и существовать. Только там мы были другими. Мы совершали поступки из данности, которая никогда не станет для нас правдой, старик, потому что мы уже не доживем до тех моментов, мы их изменили. Не факт, что там были мы. Гоняться за своим хвостом – гиблое дело.

- А если попробовать? Что, черт возьми, будет, если я попробую?

- Тогда тебе придется выбирать, - и Дин грузно поднялся на ноги, пробормотав себе что-то под нос. – Я сейчас выйду подышать свежим воздухом и забуду ключи от Импалы на тумбочке. Если Импала будет поцарапана, я все равно найду и убью тебя.