Мисс Джин Броди в расцвете лет - Страница 4
— Чем же вы сейчас займетесь? — спросила мать Сэнди.
Сэнди метнула на нее взгляд, полный затаенной ярости, как бы говоря: ты обещала оставить нас в покое и не вмешиваться, а обещание есть обещание, ты же знаешь, что это очень плохо — нарушать обещание, данное ребенку, так же можно человеку всю жизнь испортить, — у меня все-таки день рождения.
Мать Сэнди попятилась, уводя с собой и мать Дженни.
— Не будем им мешать, — сказала она. — Ну, веселитесь, веселитесь, милочки.
Сэнди иногда смущало, что ее мать — англичанка и зовет ее «милочка», потому что эдинбургские мамы так не говорили, а говорили «дорогая». У матери Сэнди было яркое зимнее пальто, отороченное пушистым лисьим мехом, как у герцогини Йоркской, а матери других девочек носили твидовые пальто или в лучшем случае ондатровые шубки, которых им хватало на всю жизнь.
Стояла дождливая погода, и в саду было слишком сыро, поэтому девочки не могли пойти докапывать тоннель в Австралию. Они подняли стол с остатками пиршества и перенесли его в угол комнаты. Сэнди открыла крышку ящичка в табурете у рояля и извлекла оттуда тетрадку, спрятанную между двумя стопками нот. На первой странице было написано:
ХИЖИНА В ГОРАХ
сочинение Сэнди Стрэнджер и Дженни Грэй
Это был их еще не законченный рассказ о Хью Каррутерсе, возлюбленном мисс Броди. Его не убили на войне, в телеграмме была ошибка. Он вернулся с фронта, зашел в школу справиться о мисс Броди, и первой, кого он встретил, была директриса мисс Маккей. Она сообщила ему, что мисс Броди не желает его видеть, что она любит другого. С горьким хриплым смехом Хью ушел прочь и поселился в хижине в горах, где однажды Сэнди и Дженни и нашли его зябко кутающимся в кожаную куртку. На данном этапе повествования Сэнди была в плену у Хью, а Дженни удалось ночью сбежать, и она пыталась отыскать в темноте дорогу вниз. Хью готовился пуститься за ней в погоню.
Сэнди вынула из ящика буфета карандаш и начала писать продолжение:
«— Хью, — взмолилась Сэнди, — клянусь вам всем, что для меня свято, что мисс Броди никогда не любила другого, что она ждет вас внизу, молясь и уповая в расцвете лет. Если вы дадите Дженни уйти, она приведет к вам вашу возлюбленную Джин Броди, и вы увидите ее своими собственными глазами и заключите в объятия после разлуки, длившейся двенадцать долгих лет и один день.
Его черный глаз блеснул в свете висевшей в хижине лампы.
— Отойди, девочка, — крикнул он, — и не преграждай мне дорогу. Что я, не знаю, что ли, что эта девчонка Дженни донесет о моем убежище моей бывшей невесте, насмеявшейся надо мной! Что, я не знаю, что ли, что вы обе — шпионки, которых она подослала, чтобы поглумиться надо мной! Отойди от двери, тебе говорят!
— Никогда! — сказала Сэнди, решительно заслонив своим юным гибким телом дверь и вставив руку в задвижку. Ее большие глаза горели лазурным огнем мольбы».
Сэнди отдала карандаш Дженни:
— Теперь твоя очередь.
Дженни написала:
«Одним движением он отшвырнул ее в дальний угол хижины, вышел за порог, в лунный свет, и зашагал широкими шагами, не обращая внимания на метель».
— Вставь про его сапоги, — подсказала Сэнди.
Дженни написала:
«Его высокие сапоги блестели в лунном свете».
— Слишком много лунного света, — сказала Сэнди. — Ничего, когда будем издавать, убавим.
— Ой, но это же тайна, Сэнди!
— Я знаю, — сказала Сэнди. — Не волнуйся, мы это не опубликуем, пока не достигнем расцвета.
— Как ты думаешь, мисс Броди когда-нибудь жила с Хью половой жизнью? — спросила Дженни.
— Тогда у нее был бы ребеночек, правда?
— Не знаю.
— Я не думаю, чтобы они что-нибудь такое делали, — сказала Сэнди. — Их любовь была выше всего этого.
— Мисс Броди говорила, что в его последний отпуск они прижимались друг к другу в страстном самозабвении.
— Ну и что? Они же, наверно, одежду при этом не снимали, — сказала Сэнди. — А ты как думаешь?
— Нет. Я себе этого не представляю.
— Мне бы не хотелось жить половой жизнью.
— Мне тоже. Я выйду замуж за целомудренного человека.
— Бери ириску.
Они сидели на ковре и ели сладости. Сэнди подложила угля в камин, и пламя взметнулось вверх, бросая отблески на кудряшки Дженни.
— Давай, будто мы ведьмы у костра, как перед днем всех святых, помнишь?
Они сидели в полутьме, ели ириски и произносили колдовские заклинания. Дженни сказала:
— А в музее есть греческий бог. Он стоит совсем голый. Я его видела в прошлое воскресенье, но я ходила с тетей Кейт и не могла разглядеть как следует.
— Пойдем в следующее воскресенье вместе, — предложила Сэнди. — Это же изыскание.
— А тебя со мной отпустят?
— Вряд ли, — ответила Сэнди, завоевавшая печальную славу тем, что ей никуда не разрешали ходить без взрослых. — Может, сумеем кого-нибудь уговорить нас повести.
— Можно попросить мисс Броди.
Мисс Броди часто водила девочек в картинные галереи и музеи, так что эта идея казалась вполне осуществимой.
— Ну а вдруг, — сказала Сэнди, — она не даст нам поглядеть на него, раз он голый?
— А она, наверно, и не заметит, что он голый. Она просто не захочет смотреть на его это самое.
— Я знаю, Мисс Броди выше всего такого.
Дженни пора было ехать с мамой домой, на трамвае через мост Динбридж, по заколдованному ноябрьскими сумерками Эдинбургу. Сэнди помахала им из окна и задумалась: интересно, а Дженни тоже иногда кажется, что они обе ведут двойную жизнь, чреватую проблемами, с какими не приходится сталкиваться даже миллионерам? Ведь хорошо известно, что миллионеры ведут двойную жизнь. Вечерняя газета гремучей змеей вползла в почтовый ящик, и неожиданно в доме воцарилось настроение, какое бывает только в шесть часов вечера.
Без четверти четыре мисс Броди читала своему классу стихи, чтобы взбодрить девочек перед уходом домой. Ее глаза были почти закрыты, голова откинута назад.
Сэнди смотрела на мисс Броди сощуренными белесыми глазками, плотно сжав губы. Роз Стэнли выдергивала нитки из пояска гимнастического костюма. Дженни была очарована стихами и сидела с приоткрытым ртом, ей никогда не бывало скучно. Сэнди тоже никогда не было скучно, но она, чтобы никогда не скучать, вела двойную жизнь.
«Интересно, чем же ваша светлость написала эти слова?» — мысленно спросила Сэнди, продолжая сидеть с плотно сжатыми губами.
«На поросшем травой берегу случайно оказалась банка с белилами и кисть, — милостиво ответила леди Шалотт. — Без сомнения, их забыл какой-нибудь беспечный безработный».
«Увы, и это в такой-то дождь», — заметила Сэнди, чтобы что-то сказать, а в это время голос мисс Броди возносился к потолку и обволакивал ноги старшеклассниц этажом выше.
Леди Шалотт положила белую руку на плечо Сэнди и долгим взглядом посмотрела ей в лицо.
«Почему такой юной и прекрасной суждено быть столь несчастливой в любви!» — промолвила она тихо и печально.
«Что означают эти слова?» — в тревоге вскричала Сэнди, уставившись прищуренными глазками на мисс Броди и не разжимая губ.
Мисс Броди спросила:
— Сэнди, у тебя что-нибудь болит?
Сэнди сделала изумленное лицо.
— Вы, девочки, — сказала мисс Броди, — должны учиться придавать лицу выражение безмятежности. В этом одно из важнейших преимуществ женщины: и в беде и в радости — на лице безмятежность. Взгляните на Мону Лизу, вон там!