Миры Пола Андерсона. Том 20. Аватара - Страница 38

— Я бы не стала считать вас ненормальными, — заверила ее Кейтлин. — Ты, например, быть может, чуточку застенчива, в чем есть некоторое очарование, для такой бывалой девицы, как я. И твой английский акцент радует мое ухо. Ты родом с юга Франции?

— Не я, а мои родители. Я родилась уже в Эополисе. Ты знаешь La Quincaillerie, большой магазин приборов на Тенари-авеню? Он принадлежит им. Я была единственным ребенком, совершенно не общительным, все близкие друзья, естественно, тоже французы, поэтому… — опустив чашку на ближайший стул, Сюзанна развела руками.

— Дэн говорил о том, что ты родом с Земли?

— Он видел мой curriculum vitae, но откуда ему знать о моем девчачестве, девичестве… опять напутала! Мои родители послали меня на Землю учиться, когда мне было шестнадцать земных, и экзамены показали, что у меня есть талант. На Деметре не учат линкеров. Я жила у тети и дяди, а после выпуска работала на фирме в Бордо, и только шесть лет назад затосковала по дому, и возвратилась. Капитан Бродерсен вскоре нанял меня.

Наступило молчание, большое и неуютное. Кейтлин постаралась прервать его:

— А теперь моя очередь, если тебе интересно. (Компьютерщица решительно кивнула.) Хотя я не так уж много могу рассказать тебе. Я родилась в Байле Атта Клиат — в Дублине, как ты бы сказала. Мой отец, врач, преуспевал и мог послать своих детей на праздники в знаменитые края, в том числе и в твою страну, Сюзанна, но чаще я топтала дороги Эйре: скверная девчонка, бунтарка. Мне становилось все хуже и хуже, и наконец, когда мне исполнилось девятнадцать земных лет, я подала заявление на эмиграцию. Квота на ирландцев почти не выполнялась, — после Бед наша страна потеряла почти половину населения, — и меня сразу же взяли. С тех пор я нахожусь на Деметре. — Она вздохнула. — Ох-о-нюшки, как я хочу еще раз походить по зеленой-зеленой траве, поцеловать своих родителей. Невзирая на все наши разногласия и обиды, которые я причинила, они так скучают по мне.

— Удивительно, что за столько лет ты не утеряла свой местный patois.

— Да, гаэльский наш основной язык, ты это знаешь, и нам всегда приходилось бороться за то, чтобы сохранить свое лицо среди Островного Кантона, а потом Европы, а потом всего мира. — Кейтлин изменила интонацию. — Когда надо, я могу разговаривать и на эополисском английском. Могу на британском, шотландском… на языке восточных янки и южных… собирателю баллад приходится многому учиться.

— Ты живешь в Эополисе?

— Да, в хижине возле реки на Ленивом Бережку, вместе с дворняжкой, парой трусливых мышей, банкой радужных мотыльков, похотливой старой кошкой и множеством ее котят. Я работаю фельдшером. То есть когда не брожу где-то еще. Но довольно обо мне, не сомневаюсь… я кажусь тебе странной, Сюзанна.

— Ленивый Бережок — это плохой район, — пробормотала связистка.

Кейтлин расхохоталась:

— Это район для полиглотов, дешевый, буйный, забавный, где плохо живется тому, у кого нет друзей. Ну а если запасешься друзьями и будешь держать язык при себе, жаловаться не на что. Ну а останки моей добродетели претерпевали больше угроз в больничных палатах Святого Еноха или модных домах на Наковальном Холме, чем у себя на Бережку.

— Но ты путешествуешь по всей планете, так ты сказала?

— Ага.

— И кто же заботится о твоих питомцах, когда тебя нет дома?

— Один такой оборванец, дедуся по имени Мэтт Фрай. Как ему удалось попасть на транспорт, я так и не узнала, как и все остальные. Эту повесть он никому не рассказывает в одном варианте. И притом не обладает какими-нибудь знаниями или умением, способными оправдать его проезд, если не считать того, что он, должно быть, самый очаровательный негодяй, родившийся на свет после сэра Джона Фальстафа. Я по крайней мере смогла сделаться медиком, поскольку папочка мой позаботился, чтобы его дочка хорошо стартовала в жизни.

Но Мэтт ласков и понимает животных, он содержит дом в порядке и следит, чтобы его не ограбили; за это я предоставляю ему кров плюс та выпивка, что осталась после меня, но полными бутылки не бывают. — Кейтлин покачала головой. — Мне бы хотелось давать ему приют целый год, но тогда ни у него, ни у меня не было бы уединения, к тому же мои друзья, мужчины… — Она умолкла. — Опять я, опять смутила тебя. Прости, пожалуйста.

— Нет-нет-нет, — промолвила Сюзанна, краснея. — Ничего. Я просто подумала… ты и Дэниэл — нет, как ты сказала, уединение личности… aliens, меняем тему, так?

— Лучше бы, — трезвым голосом согласилась Кейтлин. — Мой язык слишком болтлив. Ирландская черта, как склонность к пьянству. Дэн постоянно осаждает меня.

— Ну, по-моему, болтовня и пьянка проблемы всего человечества как вида, а не национальные, — торопливо проговорила Сюзанна, оставив личные темы и оттого приобретая уверенность. — Я еще никогда не встречала ирландку, правда, читала кое-что из ваших книг, смотрела пьесы, видеоматериалы… Быть может, в нашем путешествии ты сможешь показать мне твою землю?

— Ей-богу, мне бы хотелось это сделать.

— А потом я возьму тебя в Прованс. И дальше, если у нас будет время. Но сперва мы поедем в Ирландию, потому что тебя там ждут родители.

— Великолепно! Что ты предпочитаешь: современный город — говорят, что Дублин стал сейчас восхитителен, — или исторические монументы и уединенные чарующие сельские края? Возможно, нам потребуется выбирать между тем и другим.

— Сельскую местность. Города Земли слишком похожи, а окрестности каждого уникальны.

— У нас часто идет дождь, — предупредила Кейтлин, — моросит, льет, потом наползает туман, и снова льет, даже бывает снег; я уже забыла, какое сейчас будет время года.

— Cela ne fait rien.

Мне бы хотелось увидеть. Наша французская campagne теперь слишком цивилизованна. Агродомены, парки, поселки и между ними несколько уголков, которые сохраняют неприкосновенность для туристов.

Кейтлин скорбно улыбнулась:

— Тогда поспешим в Ирландию, потому что, насколько я слыхала, мой край быстро следует тем же путем. Рада я, что застала свою страну еще дикой и что Деметра останется такой, пока я живу. — Она пропела одну-две строчки.

— Что это? — спросила Сюзанна.

— Говорят, старая колыбельная. Я сочинила ее на свои собственные слова не так уж давно, после того как мать написала мне из Лахинча, где она отдыхала.

— Слова? Может, споешь?

— И когда же бард отказывался? — расхохоталась Кейтлин. — Песня эта приятно коротка.

К нам туристы едут, Слышь, туристы близко, К нам туристы едут, Спи же, моя киска. Вот они приедут, То-то будет шума. Заработать денег, Вот ирландца дума.

А потом обе они еще более оживились.

«Чинук» находился примерно в миллионе километров от Т-машины, когда сторожевой корабль «Бор» вошел с ним в лазерный контакт. На сторожевик передали извещение о том, что кораблю разрешен полет к Солнцу. Оставалось совершить пару формальностей, сопровождавшихся отсылкой вперед небольшого автоматического роболоцмана, который сообщит охране на другом конце Ворот о том, что через них проследует космический корабль и необходимо принять обычные меры безопасности. Процедуры были завершены, и «Чинук» направился к первому маяку, которые предстояло использовать на пути к Земле. Это был не самый дальний из всех. Путь корабля пролегал возле семи светящихся шаров и не был похож на траекторию, приводившую к Фебу от солнечной Т-машины, имевшей десять маяков. Многие гадали о причинах подобных отличий. «Инопланетные космоплаватели уже обнаружили некоторые ответы», — подумал Бродерсен.

Он сидел один в командном центре. Все шло к тому, что во время перехода ему придется оставаться простым пассажиром. Кибернетические системы обязаны были самостоятельно справиться со всеми делами. На случай ошибки — скорее просто возможности ее — за компьютером находилась Сью Гранвиль; следуя ее указаниям, Фил Вейзенберг и Мартти Лейно, дежурившие в двигательном зале, немедленно приняли бы меры и приступили бы к делу. Тем не менее он ощущал себя обязанным находиться здесь, так чтобы Пиджин не отвлекала его, хотя ему очень хотелось провести эти часы с ней. Бродерсен никогда не уставал наблюдать. Визуально приближение к Воротам уступало в величии многим видам космоса. Но он думал о смысле того, что сейчас видел заново, и пытался понять, какие существа смогли сотворить такие Ворота, и душа, как всегда, растворялась в глубинах и трепетала.