Миры Пола Андерсона. Том 19 - Страница 94

Политика!

Все то недолгое время, которое у него еще оставалось, Дэн утешал Еву. В конце концов она приняла его прощальный поцелуй и обещание вернуться, как только он освободится от дел, принеся в качестве подарка свою победу и победу своих товарищей. Он не сказал ей, что победа отнюдь не гарантирована. Впрочем, это она знала и сама. Ее ум и воля давно уже стали частью его разума и воли. Сейчас она просто устала, она нуждается в нем, а он за всю жизнь не совершил такого трудного дела, как сейчас, когда покидал ее рыдающей, чтобы выполнить свой проклятый долг.

Или попробовать его выполнить. Что может быть надежного в мире, который никогда не предназначался для человека?

Взгляните на этот мир, такой странный и чуждый во всех отно­шениях, и прибавьте сюда тот факт, что никакой помощи ему с Земли быть не могло — с той самой Земли, которую крошечная кучка свободолюбивых людей когда-то оставила за своей спиной. И еще учтите, что сила тяжести тут на четверть выше, чем на Земле, где ваш вид и его предки вплоть до первой полуживой плесени эволюционировали и видоизменялись.

Вряд ли переселенцам было легко привыкать к этой силе тяже­сти. Их дети, родившиеся уже на Рустаме, приспосабливались к ней уже лучше. Но вынашивать и рожать этих детей было куда как нелегко. И для большинства женщин это будет трудно и в будущем, пока естественный отбор не создаст совершенно новую человече­скую расу.

Хуже было то, что высокая сила тяготения удерживала на пла­нете более мощную атмосферную оболочку, чем на Земле. По­скольку она была куда плотнее, люди могли свободно дышать лишь вблизи вершин самых высоких гор. Когда они спускались вниз, концентрация различных газов резко возрастала, пока не превыша­ла определенного порога, за которым лежали тяжкие для человече­ского организма последствия: двуокись углерода начинала душить, азот производил опьяняющее действие, кислород медленно сжигал ткани. У среднего человека это вызывало заболевания, а при более длительном пребывании в такой атмосфере — смерть. Еще быстрее умирали дети.

Надо сказать, что люди сильно отличаются друг от друга. То, что одному полезно, для другого — яд. Такое разнообразие типов тре­бует для своего поддержания обширного генетического фонда. Первых колонистов на Рустаме было очень мало, они обладали слишком бедным набором хромосом, чтобы обеспечить надежное выживание расы в условиях глубоко чуждой человеку природной среды. Но они смогли привезти с собой запасы спермы и яйцекле­ток доноров, как это обычно делалось с животными. Эти половые клетки можно было соединять и держать в специальных аппаратах, где и развивались экзогенные дети с различными сочетаниями хромосом. Таким образом, Рустам имел более миллиона потенци­альных родителей.

Доноры на Земле отбирались с учетом их способности перено­сить высокое атмосферное давление.

Кое-кто из первых колонистов мог выдерживать давление на средних высотах; некоторые могли там даже жить. Но экзогены вроде Дэниела Коффина и Евы Спейн могли жить на любых уров­нях: от океана до альпийских гор. Для них и для их потомков, а также для тех, кто родится с такими же качествами, вся планета была открыта.

Люди бесконечно разнообразны. Те, что находятся на одном конце шкалы адаптивности, вовсе не обязательно дают точно таких же потомков. Безусловно, среди них окажутся и такие, что легко выжили бы на Земле, но к новым условиям приспосабли­ваются с трудом. А кое-кто, возможно, окажется совершенно негодным для жизни в условиях Рустама и умрет еще в утробе матери.

Вследствие такой вероятности каждая женщина, которая могла себе это позволить, стремилась провести вторую часть беременности в Верхней Америке. В прежние годы Коффин нередко навещал там Еву. В этом же — последнем — случае, она видела его очень редко, несмотря на то что почти все время он проводил на плато.

Томас де Смет был довольно молодым человеком. Несчастный случай, повлекший смерть его отца, рано поставил его у руля Куз­ницы. Дело он вел хорошо, производя большую часть тяжелых, машин Рустама, и сейчас планировал дальнейшее расширение про­изводства. До сих пор это было сравнительно небольшое семейное предприятие, с немногочисленным наемным персоналом. С тех пор как машины стали строить другие машины, объем производ­ства стал весьма внушительным. Узким местом в этом мире всегда был недостаток рабочей силы, и поселенцы всячески изворачива­лись, чтобы справиться с этой проблемой.

Коффин был знаком с де Сметом еще со школьных лет, хотя и не очень близко. На Рустаме все семьи, игравшие заметную роль, так или иначе были знакомы друг с другом. Когда первые слухи о проекте де Смета дошли до слуха Коффина, он решил, что Том — тот человек, на которого можно сделать ставку. В этом году Дэн затратил уйму времени, чтобы наладить дружеские отношения с де Сметом.

Хуже всего то, думал Коффин, что мне этот парень нравится. Он мне очень нравится, и я чувствую себя просто скотиной из-за того, что собираюсь с ним сделать.

— Привет, Том, — сказал он. — Извини, опоздал.

— Пустяки, — ответил де Смет. — Все равно у меня сегодня вы­ходной.

— Ну, это еще как сказать.

— Дэн, уж не думаешь ли ты снова вести пропаганду среди меня? Я-то полагал, что мы отправляемся на рыбалку.

— Сначала я хотел бы показать тебе кое-что. Оно тебя заин­тересует.

Де Смет — долговязый блондин — внимательно поглядел на Дэна. Ничего в слегка кривоватой улыбке, ленивой позе и протяж­ном говорке не выдавало серьезных намерений. Однако именно такой вид Коффин имел во время игры в покер.

— Как скажешь. Полетим?

Они сели в аэрокар. Поскольку Коффин должен был играть роль проводника в первой части их путешествия, де Смет жестом предложил ему занять место пилота. Машина вздрогнула, загудела и взлетела с посадочной площадки, находившейся на задах Кузни­цы. Анкер превратился в скопление кукольных домиков при слия­нии рек Быстрая и Тихая, дававших начало Императорской реке. Все три потока сверкали, как обнаженные мечи. Вокруг лежала сельская местность — коричневые вспаханные и сжатые поля, ян­тарные поля поздних сортов зерновых, тускло-зеленые луга земных трав и клевера, сине-зеленые луга их местных эквивалентов, много- цветие древесных куп и лесов — сложная и прекрасная шахматная доска. Между редкими фермами вились темные нитки проселоч­ных дорог. Далеко на севере, где обрывалось плато Верхней Амери­ки, белое море облаков вскипало над Низинами. На востоке взды­мались белые пики Геркулесовых гор; на юге виднелся над гори­зонтом еще более высокий хребет Кентавровых гор. К западу обработанные поля уступали место лесным дебрям.

Коффин направил аэрокар на запад, передал управление авто­пилоту, откинулся на спинку кресла, вытащил из кармана трубку и кисет с табаком. Он не хотел вести машину на большой скорости. Равноденствие только что миновало, продолжительность дня все еще превышала тридцать часов.

— Как Ева? — спросил де Смет.

— Сама она уже почти здорова. — Коффин немного помол­чал. — Как мы и опасались, нам не разрешают взять малыша домой.

Де Смет поморщился:

— Плохи дела. — Его пальцы коснулись руки Дэна. — Не могу выразить, как я огорчен.

Коффин старательно разминал табак в трубке.

— Нам уже приходилось видеть, как это было у наших соседей. Ева, конечно, переживает, но она — мужественный человек. Мы возьмем еще одного экзогенного ребенка, который сможет жить в наших условиях. — Они уже добавили к своим родным детям экзо­генную девочку, как того требовал обычай от каждой семьи. — Я напомнил ей, что она, да и я любим Бетти не меньше, чем тех, которых смастерили сами. И это чистая правда.

— Естественно. Хм-м... а ты уже предпринял какие-нибудь шаги в отношении... своего?

— Пока нет. Мы ничего не могли делать, пока не было оконча­тельного вердикта. — Коффин помолчал. — Не бойся ответить мне отказом, я понимаю, что это не мое дело, да и возможностей у нас много, но как вы с Джейн отнеслись бы к тому, чтобы взять в семью нашего Чарли?