Миры Пола Андерсона. Том 19 - Страница 5

— Дальше их решение обычно воплощается в жизнь. Само собой разумеется, всех людей до единого ставят в известность о при­нятом решении заблаговременно. Если вопрос, который решается, важен, то он длительное время обсуждается в обществе. Но естест­венно, люди придают больше веса мнению тех, кто известен своей мудростью, нежели словам тех, кто глуп или невежествен.

— И все соглашаются с принятым решением?

— А почему бы и нет? Вопрос уже разобран по косточкам, и наиболее логичное решение найдено. Да, разумеется, всех убедить или удовлетворить невозможно никогда. Однако, поскольку они люди, то есть разумные существа, и находятся в явном меньшинст­ве, они подчиняются воле большинства.

— А как... э-э... финансируются подобные мероприятия?

— Это зависит от конкретного случая. Проект сугубо местного значения — например, постройка новой дороги — осуществляется непосредственно силами самой общины, и при этом каждую ночь устраиваются пиршества и увеселения. Для более крупных и специ­ализированных проектов могут потребоваться деньги, сбор кото­рых осуществляется в соответствии с местными обычаями. На­пример, мы, звездарцы, пускаем Танцора по улицам с мешком, и каждый жертвует ему столько, сколько считает разумным.

Тольтека решил на время прекратить расспросы: он и так про­двинулся дальше, чем антропологи первой экспедиции. Впрочем, возможно, он был внутренне готов услышать подобные ответы и сразу же принять их на веру, вместо того чтобы неделями докапы­ваться до тайны, которой на самом деле не существует. Если эко­номическая структура общества проста (а автоматизация произ­водства упрощает ее до предела, при том, разумеется, условии, что материальные потребности людей остаются скромными), а само общество однородно, его члены в своей массе обладают интеллек­том выше среднего и агрессивностью ниже среднего уровня, то почему бы и не возникнуть идеальному анархическому государ­ству?

Кроме того, нужно помнить, что в данном случае анархия не означает аморфности. В целом гвидионская культура являлась од­ной из наиболее сложных и запутанных, из всех, которые когда- либо создавало человечество в процессе своей эволюции. А это, в свою очередь, тоже странно, поскольку в ходе научно-технического прогресса традиции обычно отмирают, отношения между людьми упрощаются. И все же...

— Какое, по вашему мнению, воздействие окажут контакты с

другими планетами на ваш народ? — осторожно спросил Тольте­ка. — С такими планетами, где многое происходит совершенно по- другому, чем у вас?      .

— Не знаю, — задумчиво ответил Дауид. — Для решения этого вопроса нам требуется больше исходных данных и время для их всестороннего обсуждения, а без этого предугадать возможные по­следствия не стоит и пытаться. Но я тоже иногда задумываюсь, не будет ли для вас более целесообразным постепенное внедрение в новую культуру, а не резкий переход к совершенно иному образу жизни.

— Для нас?!

— Не забывайте, мы прожили здесь долгое время. Мы лучше вас знаем ипостаси гвидионского Бога. Если бы мы, скажем, отважи­лись посетить вашу родину, мы бы вели себя крайне осмотритель­но; поэтому я со своей стороны советую вам приобщаться к нашему миру со всей возможной осторожностью.

Тольтека не удержался:

— Странно, что вы так и не попытались построить звездолет. Насколько я могу понять, ваш народ сохранил или воссоздал все основные научные знания предков. Если имеется достаточно много­численное население и достаточно большой излишек националь­ного продукта, можно соединить термоядерный реактор с гравита­ционным излучателем и вторичным импульсным генератором, окружить эту двигательную установку оболочкой и...

— Нет!

Это был почти вопль. Тольтека резко повернул голову, чтобы взглянуть на собеседника. Гвидионец был бледен как полотно.

Через секунду его щеки вновь порозовели и рука, конвульсивно сжимавшая рукоятку управления, расслабилась. Однако, когда он отвечал, его глаза продолжали, не мигая, смотреть прямо перед собой.

— Мы не применяем атомной энергии. Солнца, воды, ветра, приливов и биологических топливных элементов, а также электри­ческих аккумуляторов вполне достаточно для создания запаса энергии.

Затем они въехали в город. Дауид вел автомобиль по широким, прямым улицам, не вязавшимся с увитыми плющом домами и остроконечными черепичными крышами, живописными парками и бьющими фонтанами. Во всем городе было лишь одно большое здание — массивное, угловатое строение из монолитного камня, угрюмо вздымавшееся над уютными печными трубами и резко контрастировавшее с ними. Переехав реку по изящно выгнутому мосту, Дауид остановился. Он уже настолько успокоился, что улыб­нулся своему гостю:

— Это мое жилище. Не желаете ли вы войти?

Когда они сошли на мостовую, из-под крыши дома выпорхнула крохотная алая птичка, уселась Дауиду на палец и радостно заще­бетала. Он что-то прошептал ей в ответ, смущенно улыбнулся Тольтеке и повел его к парадному входу в дом. От улицы его заслонял куст высотой в рост человека, на котором зеленели только что раскрывшиеся звездообразные листья. На двери был установ­лен массивный замок, но, судя по всему, им не пользовались, и дверь была не заперта. Тольтеке снова невольно вспомнилось, что на Гвидионе, по всей видимости, отсутствуют преступления, так как его жители, беседуя с пришельцами, не могли даже взять в толк, что это такое.

Открыв дверь, Дауид развернулся и низко склонился перед гос­тем:

— О гость мой, а быть может — Бог мой, желанный и любимый всем сердцем, переступи порог дома сего. Во имя радости, здоровья и разума, Инис, Она и звезды свидетели — да будет мой огонь твоим огнем, да будет моя вода твоей водой, да будет мой скот твоим скотом, а мой свет — твоим светом. — Он перекрестился и, протянув руку, начертал пальцем крест на лбу Тольтеки. Этот обряд пришел, по-видимому, из глубокой древности, и тем не менее гви- дионец вершил его не для проформы, а истово, со всей серьезно­стью.

Входя в дом, Тольтека заметил, что дверь только облицована деревом. По существу, это была стальная плита, плотно пригнанная к проему в украшенной лепкой стене, которая оказалась из проч­нейшего железобетона двухметровой толщины. Натертый до блеска дощатый пол сверкал под солнечными лучами, льющимися в ши­рокие окна, но каждое окно было снабжено железными ставнями. В отчете первой нуэвамериканской экспедиции отмечалось, что такие дома-крепости строят здесь повсюду, но почему — выяснить не удалось. Из уклончивых ответов аборигенов ученые-антропологи экспедиции сделали вывод, что это традиция, сохранившаяся со времен варварства, которые последовали непосредственно за уни­чтожением первой колонии водородной бомбой, и что нынешние мягкосердечные гвидионцы не любят вспоминать о той мрачной эпохе.

Впрочем, стоило коленопреклоненному Дауиду зажечь перед нишей в стене свечу, возникшее недоумение вылетело у Тольтеки из головы. В гвидионском святилище находился металлический диск, наполовину золотой и наполовину черный, с волнистой ли­нией посередине — то был древний как Вселенная символ «инь- ян». Однако по бокам диска в нише лежали книги, как обычные, так и микрофильмированные, с заголовками вроде «Применение биоэлектрических потенциалов в диагностике».

Дауид встал.

— Садись, друг дома моего. Моя супруга ушла в Ночь... — Он замолк в нерешительности, но затем продолжил: — Она умерла не­сколько лет назад, и ныне лишь одна из моих дочерей не замужем. Сегодня она танцевала в поставленной в вашу честь приветствен­ной пантомиме и поэтому будет дома позднее. Когда она придет, мы сможем принять пищу.

Тольтека оглядел предложенный ему хозяином стул. Его кон­струкция была так же рациональна, как у любого нуэвамериканского шезлонга, но сделан он был из бронзы и обит тисненой кожей. Космонавт провел рукой по орнаменту, в котором повторялся мо­тив свастики.

— Насколько мне известно, у вас во всяком орнаменте заключе­на скрытая символика. Мне в высшей степени интересно, потому что в этом отношении моя культура диаметрально противоположна вашей. Не могли бы вы для примера объяснить мне значение этого узора?