Миры Пола Андерсона. Том 19 - Страница 40
— Но входите же!
Вулф взял капитана за руку и провел с террасы в старинную гостиную с широкими окнами, массивной мебелью и деревянными панелями (не исключено, что настоящими). Книжные полю! уставлены фолиантами и микрофильмами, на стенах — потрескавшиеся от времени картины, писанные маслом. Жена торговца, простоватая и выглядевшая на все свои пятьдесят, поклонилась гостю и ретировалась на кухню. Неужто она и вправду сама готовит? Непонятно отчего, но Коффина это растрогало.
— Садитесь, пожалуйста. — Вулф махнул в сторону неказистого потертого кресла. — Древнее, но весьма функциональное. Если только вы не предпочитаете, по теперешней моде, сидеть по-турецки на подушках. Даже Блюстители начинают находить это элегантным.
Конский волос зашуршал под тяжестью Коффина.
— Хотите сигару?
— Нет, благодарю. — Почувствовав излишнюю категоричность своего ответа, Коффин попытался объясниться: — Люди моей профессии обычно не имеют такой привычки. Видите ли, в межзвездном полете массовое соотношение примерно девять к одному... — Он осекся. — Извините, я не собирался утомлять вас деловыми разговорами.
— Но я ничего не имею против. Затем я вас сюда и пригласил, прослушав вашу лекцию. — Вулф взял из ящичка тонкую сигару. — Выпьете что-нибудь?
Коффин согласился на глоток сухого хереса. Херес оказался настоящий и, без сомнения, баснословно дорогой. Жаль переводить такое добро на человека с неразвитым вкусом, вроде него. Но, с другой стороны, Господь недвусмысленно высказался насчет греха потворства праздным желаниям плоти.
Космолетчик посмотрел на Вулфа. Торговец был дородный, вальяжный, крепкий для своих лет, с аккуратной вандейковской бородкой. Широко расставленные глаза придавали ему немного отрешенный вид, будто какой-то частью своего существа он постоянно наблюдал за миром со стороны. Торговая мантия надета поверх пижамы, на ногах — домашние тапочки. Усевшись, Вулф отхлебнул из бокала, смачно втянул в себя дым и сказал:
— Стыд и срам, что так мало народу пришло послушать вашу лекцию, капитан. Она была чрезвычайно занятной.
— Я не Бог весть какой рассказчик, — совершенно справедливо заметил капитан.
— Зато какая тема! Подумать только — планета у эпсилона Эри- дана, пригодная для жизни человека!
Коффина охватил приступ ярости. Не успел он его обуздать, как с языка слетело:
— С какой стати все хором повторяют, что я летал к эпсилону Эридана? Да будет вам известно: эту звезду исследовали несколько десятков лет назад и не нашли у нее ни одной планеты, где мог бы жить порядочный христианин. Мой «Рейнджер» летал к эпсилону Эридана! Я думал, вы слушали мою лекцию.
— Я перепутал. В наше время так редко обсуждаются вопросы астронавтики. Прошу прощения. — Вулф говорил учтиво, но без тени раскаяния.
Коффин понурил голову, щеки у него пылали.
— Это я прошу у вас прощения, сэр. Я был возмутительно груб.
— Забудем, друг мой. Мне кажется, я понимаю причину вашей нервозности. Сколько лет вы не были на Земле? Восемьдесят семь — из них вы бодрствовали пять лет плюс вахты во время перелета. Это был пик вашей карьеры, ведь мало кому из людей выпадало на долю нечто подобное. А затем вы вернулись. Ваш дом исчез, родные рассеялись по свету, люди и нравы изменились почти до неузнаваемости. И, что хуже всего, никому нет до вас дела. Вы предлагаете людям новый мир — планету, пригодную для обитания, хрустальную мечту всей двухсотлетней эпохи освоения космоса, — а они или зевают, или в открытую глумятся над вами.
Коффин молча вертел в руках бокал. Долговязый, с угловатым лицом типичного янки под шапкой волос, слегка подернутых сединой, он был одет в облегающий китель и черные брюки с безукоризненной стрелкой; на золотых пуговицах поблескивало изображение американского орлана. Даже для сотрудника космической службы такая форма была до смешного старомодной.
— Д-да... — заговорил он наконец, с трудом подбирая слова. —
Я знал, что мир... что мир изменится, когда я вернусь. Естественно. Но я ожидал каких-то других перемен. Мы, то есть я и мои спутники, мы, как и все астронавты, прекрасно понимали, что избрали не совсем обычную жизненную стезю. Но ведь избрали во имя служения человеку, а значит, и Богу! Мы рассчитывали вернуться в космическое общество или по крайней мере в Сообщество астронавтов, своего рода нацию среди наций, — вы понимаете меня? Но рбщество так деградировало... ,
— Немногие пока осознают это, — кивнул Вулф, — однако похоже, что космическим полетам приходит конец.
— Почему? — пробормотал Коффин. — Чем мы провинились, за что нам такая суровая кара?
— Мы сожрали все свои ресурсы и расплодились до безобразия. Так что Четыре Всадника уже выехали на предсказанную тропу. Экспедиции нам больше не по карману.
— Но есть же заменители, новые сплавы... Алюминий наверняка еще остался. А термоядерная энергия, термионное превращение, диэлектрические аккумуляторы?..
— Да, конечно. — Вулф выпустил колечко дыма. — Все это есть, но всего этого мало. Теоретически мы можем произвести термоядерную энергию в неограниченных количествах. Но на одной энергии далеко не улетишь. Легкие металлы и пластики не заменят стали. Машинам нужно топливо. Конечно, можно разрабатывать и скудные месторождения, можно синтезировать органику и так далее. Но стоимость производства неуклонно растет. А все, что мы производим, с каждым годом приходится делить на возрастающее количество людей. Мы даже не притворяемся, что делим поровну, иначе все без исключения тут же скатились бы на Нижний уровень. Богатые нынче богатеют, а бедные нищают еще больше. Обычный исторический процесс: так было в Египте, Вавилоне, Риме, Индии, Китае, а теперь на всем земном шаре. Поэтому сознающие свою ответственность Блюстители (а таких больше, чем кажется на первый взгляд) не считают себя вправе тратить на чисто научные исследования те миллионы, что могут хоть немного смягчить нищету основной массы граждан. Безответственным же Блюстителям вообще все до лампочки.
Коффин, очнувшись от оцепенения, пристально взглянул на собеседника.
— Я кое-что слыхал об учении конституционалистов, — тихо промолвил он. — Вы разделяете их воззрения?
— Отчасти, — признался Вулф. — Хотя за столь пышным названием скрывается очень простая вещь: стремление воспринимать мир таким, какой он есть на самом деле, и вести себя соответственно. Анкер, кстати, не называл свою систему взглядов каким-то конкретным словом. Но Лэрд был человек тщеславный... — Вулф сделал паузу, сосредоточенно затянулся с видом рачительного хозяина, знающего цену табаку, и подвел итог: — Вы, капитан, наверняка такой же конституционалист, как любой из нас.
— Извините, я не согласен. Судя по тому, что я слышал, конституционализм представляется мне чем-то вроде веры — языческой веры.
— Но это вовсе не вера, в том-то все и дело! Напротив — мы, похоже, представляем собой последний оплот разума, противостоящий очередному религиозному всплеску. Низы, а с недавних пор и отдельные представители верхов, бегут с помощью мистицизма и марихуаны в более гуманный мир иллюзий. Я же предпочитаю жить в реальном мире.
Коффин поморщился. Он уже насмотрелся всей этой мерзости. Достаточно вспомнить хотя бы улыбающегося идола, воздвигнутого на месте белой церковки на берегу моря, где читал когда-то проповеди его отец.
Капитан переменил тему:
— Разве власти не понимают, что космические полеты — единственное средство выбраться из экономической западни? Пусть Земля истощается, но ведь к нашим услугам целая Галактика!
— Земле это мало чем поможет, — сказал Вулф. — Представьте, во что обойдутся нам полезные ископаемые, завозимые с ближайшей звезды, то есть за девять световых лет, с массовым соотношением девять к одному! И сколько потребуется средств, чтобы откачивать с Земли избыток населения, опережая его прирост? Даже если бы Рустам был раем — а вы сами признаете, что у планеты есть серьезные недостатки с человеческой точки зрения, — туда можно было бы отправить от силы несколько тысяч человек.