Миры Пола Андерсона. Том 19 - Страница 22

Ворон сложил руки под епанчой.

— Ты здесь со мной не останешься? — спросил он.

— Да, навсегда, навсегда.

— Нет, я имею в виду — сейчас. На время Бэйла.

— Что? О... нет, да... ты шутишь?

— Я слышал, Ночные Лики иногда являются людям и под Ко- лумкиллским обрывом. И еще я слыхал, что далеко не каждый год все, кто ушел в Святой Город, возвращаются домой. — Ворон го­ворил медленно, чтобы до ее сознания дошел смысл его слов.

Эльфави отпрянула от него на шаг.

— Бог не только добр! — умоляющим тоном произнесла она. — Бог реален.

— Да. Не менее реален, нежели смерть.

— Великий илем! — взорвался Тольтека. — Слушай, чего ты хо­чешь? Туда идут вс&, кто способен стоять на ногах. У кого-то может быть болезнь в начальной стадии, у кого-то слабое сердце, у кого- то плохие сосуды. От напряжения...

Ворон пропустил его слова мимо ушей.

— Скажи, Эльфави, то, что происходит во время Бэйла, — это что, тайна? — спросил он.

Мускулы Эльфави напряглись. Бурлившее в ней веселье вы­плеснулось наружу:

— Нет. Просто слова такие бледные и тусклые. Той ночью в святилище я тебе уже говорила об этом.

Ворон еще больше помрачнел.

— Ну, кое-что, по крайней мере, можно описать и словами. Расскажи мне, что сможешь. Что происходит с твоим физическим телом? Что можно было бы снять на пленку?

Кровь отхлынула от лица Эльфави. Она застыла в неподвижности, похожая на статую. Наконец в сгустившейся тишине прозвучало:

— Нет. Не могу.

— А может быть, тебе нельзя? — Ворон схватил женщину за голые плечи с такой силой, что пальцы вдавились в тело. Она, казалось, даже этого не почувствовала. — Тебе нельзя рассказывать про Бэйл, ты не хочешь или не можешь?! — прорычал он. — Что именно? Ну, живо! Отвечай!

Тольтека попытался пошевелиться, но тело его не слушалось. А мимо, пританцовывая, все шли и шли звездарцы, слишком упоен­ные и ликующие, чтобы замечать что-либо вокруг. Свидетели про­исходящего — нуэвамериканцы возмутились. Но Вильденвей не­брежным жестом вынул из кобуры пистолет и многозначительно ухмыльнулся им в глаза. Эльфави задрожала.

— Не могу! — выдохнула она.

Лицо Ворона снова окаменело и превратилось в неподвижную маску.      '

— Ты не знаешь, — сказал он. — В этом все дело?

— Пусти!

Он отпустил Эльфави. Споткнувшись, она чуть не налетела на бэйлов куст, на мгновение присела, тяжело дыша и всхлипывая, и тут же, как если бы на происходящее упал занавес, вновь вернулась в прежнее состояние безмятежного счастья. На ее щеках еще бле­стели слезы, но она взглянула на синяки у себя на теле, беззаботно рассмеялась, бросилась к Ворону и поцеловала его в неподвижные губы.

— Так жди меня, лиата! — Она сделала пируэт, затем скачок и исчезла в толпе.

Ворон стоял не шевелясь и неотрывно смотрел вслед удаляющейся по извилистой дороге толпе. Тольтека никогда бы не поверил, что человек способен простоять в полном оцепенении так долго.

Наконец, чувствуя появившийся во рту неприятный привкус, он спросил:

— Ну что, ты доволен?

— В некотором смысле — да. — Ворон по-прежнему стоял все в той же неподвижной позе. Его слов никто не понял.

— Не будь слишком самонадеян, — сказал Тольтека. — Она сейчас просто невменяема. Прежде чем тешить себя иллюзиями, подожди, пока она вернется и придет в себя.

— Что? — Устало моргая, Ворон обернулся. Казалось, он узнал Тольтеку не сразу. — Ах вот ты о чем! Ты не прав. Это не болезнь. Она не безумна.

— Гм...

— У вас на планете тоже меняются времена года. Если весной у тебя играет кровь, разве ты считаешь это болезнью? Разве для тебя не естественно, когда ясным осенним днем в твои жилы вливаетвя бодрость?

— На что ты намекаешь?

— Неважно. — Ворон пожал плечами, и они безвольно обвисли, как у дряхлого старика. — Ладно, господин инженер, не пора ли нам возвращаться на корабль?

— Но... Оа! — Тольтека с силой ткнул пальцем в лохланца. — Ты что, хочешь сказать, что разгадал?

— Да. Хотя, конечно, я могу и ошибиться. Пойдем. — Ворон поднял с земли Зио и долго устраивал ему уютное гнездышко у себя в рукаве.

-Что?

Не отвечая, Ворон двинулся к солдатам.

Тольтека схватил его за руку. Ворон резко развернулся. На се­кунду лицо лохланца исказила такая ярость, что Тольтека невольно отступил. Схватившись за кинжал, Ворон прошептал: «Никогда больше этого не делай».

Тольтека собрался с духом.

— В чем твоя догадка? — Он не спрашивал, он требовал отве­та. — Если Бэйл действительно опасен...

Ворон взял себя в руки.

— Я знаю, что ты задумал, — сказал он уже спокойнее. — Ты хочешь отправиться туда и в случае нужды защитить ее, так что ли?

— Да. Предположим, они и в самом деле лежат там в коматоз­ном состоянии. Какой-нибудь зверь может проскользнуть мимо сторожевых роботов и...

— Нет. Ты никуда не пойдешь. И остальные тоже. Это приказ, и я требую его выполнения данной мне властью военного коман­дира. — Суровый тон Ворона смягчился. Он облизнул губы, будто пытаясь набраться мужества. — Неужели ты не видишь, — добавил он, — все это продолжается у них уже более тысячи лет? Они суме­ли постепенно выработать — не осмысленно придумать, а вслепую выработать — способы, которые свели опасность до минимума. Большинство остается в живых. Лишь Их предки могли бы объяс­нить, какое хрупкое равновесие ты можешь нарушить. — Еще по­молчав, Ворон продолжил: — Я сталкиваюсь с таким не в первый раз. Мне приходилось, разработав наилучшую диспозицию, посы­лать солдат в бой, а потом сидеть и ждать, зная, что если я вмеша­юсь, пытаясь им помочь, то лишь уменьшу их шансы выжить. А ведь куда труднее иметь дело с Богом, который к тому же спосо­бен повернуться к тебе любым ликом. — Устало переставляя ноги, он побрел прочь. — Ты останешься с нами здесь и будешь ждать.

Тольтека пристально смотрел ему вслед. А в его мозгу постепен­но зрела мысль: «Нет, во имя хаоса, не буду!»

11

Ворон просыпался с трудом. Он взглянул на часы. Гром и мол­ния, неужели он проспал одиннадцать часов? Да еще будто после наркотиков. Сон не унес усталость. Возможно, дело в том, что ему снились кошмары; какие именно — он не помнил, но в душе остал­ся горький осадок. Ворон спустил ноги с койки и, сев на ее край, обхватил голову руками и попытался припомнить свой сон. Един­ственное, впрочем, что ему удалось, — это вспомнить отцовский замок, ястребов, гнездящихся на колокольне, себя, сидящим вер­хом на одной из лошадей, которыми лохланцы все еще пользуются; он собирается отправиться в путь, но остановился, чтобы взглянуть вниз на склон горы, болота, леса и жалкие клочки крестьянских полей, а затем все поплыло и растворилось в голубой необъятности. Лишь ветер доносил запах ледников.

Он нажал кнопку вызова вестового. В дверь каюты просунулся безобразный огромный нос Корса. «Чаю!» — приказал Ворон.

Чай обжег рот, но благодаря ему Ворон почувствовал себя менее разбитым и смог заставить себя расслабиться. Мозг со скрипом, но заработал. Все-таки не слишком разумно сидеть сложа руки и ждать, пока звездарцы вернутся домой. С Тольтекой он, пожалуй, перегнул палку, но этот парень его раздражал, а кроме того, только что сделанное открытие просто выбило его из колеи. Сейчас Ворон был уже в состоянии обсудить этот вопрос и все рассказать. Ему, честно говоря, не очень-то этого хочется. Какое право имеют жир­ные нуэвамериканские лавочники услышать такую истину? Но ее наверняка рано или поздно откроет какая-нибудь новая экспеди­ция. Если впервые правду услышат из уст аристократа, возможно, удастся избежать огласки.

«Не такой уж он и плохой, этот Тольтека, — заставил себя при­знать Ворон. — Наши раздоры наполовину из-за того, что он не­много влюблен в Эльфави. Когда он поймет, что к чему, это скорее всего пройдет. Таким образом, он сумеет взглянуть на вещи объек­тивно и, надеюсь, поведет себя достойно».

Эльфави. Ее образ предстал перед мысленным взором сурового лохланца и затмил все остальное. Многое между ними осталось недосказанным. Они так и не решились дать волю своим чувствам. Оба слишком опасались последствий. Но теперь... «Не знаю. Просто не знаю».