Миры Пола Андерсона. Том 19 - Страница 19

Между тем Бьерд вспомнил еще об одном чуде:

— Большой Мигель, расскажи мне, пожалуйста, о планетах. Когда я вырасту, я хочу быть астронавтом. Как ты.

— Может, и станешь, — ответил Тольтека.

Бьерд получит здесь не худшее образование, чем в любом уголке исследованной Галактики. К тому времени когда мальчик подрастет, лет этак через десять, астроакадемии на планетах вроде Нуэва- мерики с удовольствием распахнут свои двери перед курсантами- гвидионцами. Да и сам Гвидион через десятилетие будет нечто большее, нежели простая перевалочная база. Люди столь одаренные, как его жители, не смогут удержаться: в них наверняка проснется желание узнать больше о Вселенной (впрочем, почему «проснет­ся»? Они и сейчас так живо всем интересуются, что лишь восхище­ние перед разумностью и содержательностью их вопросов позволя­ет выдержать их количество) — и, к чему скрывать, появляется желание оказывать на них влияние. Империя пала, человечество снова пришло в движение. Можно ли придумать для возникающей новой цивилизации лучший идеал, нежели Гвидион?

«А почему я забыл про себя? — подумал Тольтека. — Когда мы построим здесь свои космодромы — скоро их будет не один, а мно­го больше, — на них потребуются нуэвамериканские администрато­ры, инженеры, торговцы, офицеры связи. Почему бы мне не стать одним из них и не прожить остаток жизни под Инисом и Ею?»

Он опустил глаза на лохматую головенку шедшего рядом маль­чика. Мысль о том, чтобы жениться на женщине с ребенком, всегда ему претила. Но почему бы и нет? Бьерд — воспитанный и одарен­ный мальчик, но это не мешает ему быть по-детски непосредствен­ным. Воспитывать его будет большим удовольствием. Вот, скажем, и нынешняя прогулка — предпринятая, честно говоря, с целью снис­кать расположение некоей Эльфави Симнон — очень его позабавила.

Тольтека вспомнил, как один из нуэвамериканских астронавтов выразил желание поселиться здесь, и Ворон предостерег его: мол, через стандартный год ты сойдешь с ума от скуки. Но что в этом понимает Ворон? Нет сомнений, в его отношении это предсказа­ние справедливо. Лохланское общество, жестко разделенное на касты, регулируемое обрядами, надменное и жестокое, не имеет с Гвидионом ничего общего. «Но вот Нуэвамери^а... стоит ли при­творяться, что мне будет недоставать огней и высотных зданий, театров, баров, веселых вечеринок... да, время от времени я буду по всему этому скучать. Но что помешает мне ездить туда с семьей в отпуск? А что касается повседневной жизни, то вот — мирный, разумный, но при этом веселый народ, обладающий осмысленным и воплощенным в жизнь идеалом красоты и живущий на малозасе­ленной планете в полной гармонии с девственной природой. И при этом их жизнь отнюдь не стоит на месте. Они ведут научные иссле­дования, разрабатывают новые инженерные проекты, да и искусст­во у них прогрессирует. Достаточно вспомнить, как они обрадова­лись возможности установить регулярные связи с другими звездами. Разве можно не влюбиться в Гвидион? А особенно в...»

Но Тольтека отогнал эту мысль. Он принадлежит к цивилиза­ции, которая рассматривала все проблемы прежде всего с практи­ческой точки зрения. Поэтому не стоит предаваться пустым мечта­ниям, лучше обдумать, что следует конкретно предпринять, чтобы добиться желаемого. Пока что удача сопутствует Ворону, однако вряд ли это обстоятельство явится серьезным препятствием, тем более что_ч Ворон отнюдь не обнаружил желания остаться здесь навсегда. Бьерд продолжал приставать к Тольтеке с просьбами рас­сказать о других планетах, и астронавт пустился в воспоминания, не забывая, что его слушатель — всего лишь ребенок, так что оста­ток пути прошел быстро.

Они вошли в город. За время их отсутствия с ним произошла странная метаморфоза: улицы опустели, жители, еще несколько часов назад толпившиеся на улицах, теперь заперлись в домах. Время от времени то там, то тут мелькала одинокая фигура челове­ка, спешившего куда-то с ношей в руках, но это лишь подчеркива­ло безлюдность города. И хотя нагретый лучами солнца воздух был неподвижен, из домов доносились отчетливые звуки, похожие на бормотание.

Бьерд выпустил руку Тольтеки и запрыгал по мостовой.

— Уходим, уходим! — закричал он нараспев.

— Откуда ты знаешь? — спросил Тольтека, уже знавший, что фиксированной даты наступления Бэйла не существует.

Мальчик в ответ улыбнулся всеми своими веснушками:

— Я знаю, большой Мигель! А ты с нами пойдешь?

— Я лучше, пожалуй, останусь присматривать за твоими зве­рюшками, — ответил Тольтека. У Бьерда, как и у большинства детей его возраста, был собран целый зверинец из жуков и земноводных.

— А вот и деда! Здравствуй, деда! — Бьерд пустился бегом.

Дауид, выходивший из дома, весь подобрался, когда внук уда­рился в него с силой небольшого циклона, обнял мальчика и под­толкнул к двери.

— Иди домой, — сказал он. — Мама собирается. Прежде чем мы отправимся в путь, ей нужно смыть с тебя хотя бы килограмм- другой грязи и собрать тебе еды в дорогу.

— Спасибо, большой Мигель! — бросил на бегу Бьерд и юркнул в дом.

— Надеюсь, он вас не слишком утомил, — сказал Дауид с добро­душным смешком.

— Вовсе нет, — ответил Тольтека. — Мне очень понравилось с ним гулять. Мы прошлись вверх по реке до Дома философов. Я и представить себе не мог, что в месте, предназначенном для отвле­ченных раздумий, могут быть площадки для пикников и карусель.

— А почему бы и нет? Как я наслышан, философам также ничто человеческое не чуждо. Возня с детьми их забавляет... а ребятишки, может быть, приучатся уважать мудрость. — Дауид вышел на ули­цу. — Мне предстоит одно дело. Не хотите ли составить мне ком­панию? Поскольку вы — человек технического склада ума, вам это может быть интересно.

Тольтека поспешил нагнать Дауида и пошел с ним рядом.

— Значит, вы вот-вот уходите? — спросил он.

— Да. Даже мне все признаки стали ясны. Пожилые люди не так чувствительны, а молодые все это утро сами не свои. — Глаза Дау­ида лихорадочно блестели. Его смуглое, изборожденное морщина­ми лицо уже не было таким безмятежным, как обычно.

— По прямой до Святого Города примерно десять часов ходьбы пешком, — продолжил он, помолчав. — Если ты не обременен детьми и стариками, то время пути сокращается. Если вы сами почувствуете приближение Бэйла, очень надеюсь, что вы последу­ете за нами и проведете вместе с нами эти дни.

Тольтека с силой втянул в себя воздух, будто надеясь распознать признаки приближения Бэйла. Воздух был напоен благоуханием сотен цветущих трав, деревьев, кустов, лиан; в солнечных лучах гудели, собирая нектар, насекомые-медоносы.

— А каковы эти признаки? — спросил он. — Мне этого никто не говорил.

Обычно, когда у Дауида спрашивали что-нибудь о Бэйле, он, как и другие его соплеменники, приходил в некоторое замешатель­ство и менял тему разговора — сделать это было очень просто, ведь после тысячи двухсот лет изолированного существования у них было о чем поговорить. Теперь же врач громко расхохотался.

— Я не могу вам этого объяснить, — сказал он. — Я просто знаю их, вот и все. Откуда узнают бутоны, что настало время распуститься?

— Но неужели вы в другое время года не пытались научно иссле­довать...

— Вот мы и пришли!

Дауид остановился у здания из монолитного камня, того само­го, что находилось в самом центре города. Его угловатая громада мрачно нависала над ними. Портал здания оказался открытым, они вошли и зашагали по прохладным коридорам, где царил полумрак. Их обогнал человек с гаечным ключом в руках. Дауид приветствен­но помахал ему рукой.

— Это механик, — объяснил он, — в последний раз проверяет •центральный пульт управления. Все, что необходимо для жизни или является источником повышенной опасности, во время Бэйла свозят сюда. Например, автомобили ставят в гараж в конце вон того коридора. Моя обязанность... вот мы и на месте!

Он распахнул дверь, за которой оказался залитый солнцем огромный зал; вдоль его стен, покрытых яркими росписями, вы­строились ряды колыбелей и детских манежей. Возле каждого из них стоял самодвижущийся робот, а в центре помещения гудела какая-то сверкающая машина внушительных размеров. Дауид про­шелся по залу, заглядывая во все углы.