Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет - Страница 14

Если только все это имеет смысл. Если кто-нибудь сродни ему существует хоть где-нибудь в подлунном мире…

Руфус набычил голову, ссутулив тяжелые плечи.

— Почему ты это сделал? — раздраженно бросил он. — Какого дерьма тебе надо?

Надо его немного успокоить. Луго осадил собственное нетерпение, наполовину смешанное со страхом.

— Пей свое вино. Пей и слушай, и я все объясню. Этот дом может навести тебя на подозрение, что я курий, преуспевающий владелец мастерской или что-нибудь в том же роде. Вовсе нет…

Луго давненько уже не менял занятий. Указ Диоклетиана должен был по идее приписать всех к тем званиям, в которых они рождены, в том числе и людей среднего достатка. Но эти люди вовсе не желали, чтобы их мало-помалу растирали в порошок жернова налогов, постановлений, обесценивающихся денег, умирающей торговли, и все чаще и чаще скрывались. Меняли имена, становились поденщиками или даже рабами, странствующими работниками и комедиантами; кто-то вступал в бандитские шайки, державшие в страхе окраинные деревни, а кто-то даже переходил на сторону варваров. Луго принял меры на будущее, если возникнет нужда уйти. Он привык заранее готовиться к неожиданностям.

— Сейчас я состою, — закончил Луго, — на службе у некоего Аврелиана, здешнего сенатора.

— Я слыхал про него! — враждебно сверкнул глазами Руфус.

— Он добился своего положения взятками, — пожал плечами Луго, — и даже среди сенаторов славится продажностью. И что с того? Он толковый человек и понимает, что надо ценить тех, кто ему верно служит. Быть может, тебе известно, что сенаторам непозволительно заниматься коммерцией, но его интересы разнообразны. Значит, ему требуются посредники, причем не просто подставные лица. Я за него хожу туда-сюда, вправо-влево, вынюхиваю да высматриваю разные опасности и возможности, доставляю сообщения, выполняю скользкие поручения, даю советы, когда требуется. Бывают занятия и менее достойные. По правде сказать, по-настоящему достойных занятий раз-два и обчелся.

— И что Аврелиану надо от меня? — беспокойно заерзал Руфус.

— Ничего. Он о тебе слыхом не слыхал. Роком суждено, что и не услышит. Я искал тебя по собственной воле. Мы можем оказаться весьма ценны друг для друга. — В голосе Луго зазвенела сталь. — Я не угрожаю. Если мы не сможем работать вместе, но ты будешь стараться подладиться под меня, я, по меньшей мере, смогу тайком переправить тебя из Бурдигалы туда, где ты сможешь начать жизнь заново. Помни, я тебя спас. Если я брошу тебя — ты покойник.

Руфус угрюмо сложил пальцы кукишем.

— Они узнают, что ты прячешь меня тут.

— А я и сам об этом сообщу, — холодно заявил Луго. — Как настоящий гражданин, я выступил против беззаконного самосуда, но полагал, что должен непременно допросить тебя наедине, вытянуть из тебя… Стоп! — Во время разговора Луго поставил чашу на землю, поскольку предполагал, что Руфус может ринуться на него, а сейчас подхватил посох обеими руками. — Сиди на табурете, паренек. Ты крепок телом, но ты же видел, что я способен сотворить с помощью этой штуки.

Руфус осторожно присел.

— Так-то лучше! — рассмеялся Луго. — Не будь ты так дьявольски вспыльчив! Я действительно не хочу тебе никакого вреда. Повторяю, если ты будешь честен со мной и станешь делать, как я скажу, то самое скверное, что может тебя ждать, — тайный исход из Бурдигалы. У Аврелиана большая латифундия; там, несомненно, пригодится лишняя пара рук, а если я замолвлю словечко, сенатор закроет глаза на некоторое отклонение от формальностей. А в лучшем случае… Ну, я и сам еще не знаю и потому не стану давать никаких обещаний, но все может обернуться более заманчиво, чем детские мечты самого высокого полета, Руфус.

Его слова и баюкающие интонации сделали свое дело. Да и вино начало действовать. Руфус посидел минутку спокойно, кивнул, расплылся в улыбке, залпом допил чашу и протянул руку с восклицанием:

— Клянусь Троицей, ты прав!

Луго пожал жесткую мозолистую ладонь. Этот жест в Галлии был еще в новинку — наверное, пришел от германских поселенцев.

— Замечательно! Просто говори подробно и откровенно. Я знаю, что это нелегко, но не забывай, у меня есть на то свои причины. Я намерен сделать тебе добро, насколько позволит Бог.

Он вновь наполнил опустевшие чаши. Несмотря на жизнерадостное выражение лица, напряжение в душе Луго все нарастало и нарастало.

Руфус поднес чашу к губам, кадык его задергался.

— И чего б ты хотел знать? — спросил он.

— Для начала — как ты попал в беду. Веселость Руфуса как рукой сняло. Прищурившись, он уставился в пространство мимо собеседника.

— Потому что жена моя померла, — пробормотал он. — Тут-то все горшки и хряснулись.

— Участь вдовца — вовсе не редкость, — отозвался Луго, хотя собственные воспоминания ранили его, как нож.

Толстые пальцы Руфуса сжали чашу изо всех сил, даже костяшки побелели.

— Моя Ливия была старухой. Волосы поседели, на лице морщины, зубы выпали… Наши двое детишек, мальчик и девочка, выросли, поженились, завели собственных детишек. И уже начали седеть.

— Я надеялся, что такое возможно. О Астарта!.. — шепнул Луго, но не по-латыни. А вслух, на современном языке, сказал: — Именно так мне и сообщали. Потому-то я и пошел к тебе. Когда ты родился, Руфус?

— С какого дерьма мне знать? — с горечью откликнулся тот. — Вот же задница! Бедняки не считают годов, как богатей. Я не представляю, кто консулом в этом году, а уж тогда — тем более. Но Ливия моя была юной, когда мы оженились, — лет четырнадцати — пятнадцати. Она была сильная кобылка, это уж да — выплевывала молодняк, как арбузные семечки, хотя в возраст вошли только двое. Она не загнулась сразу, как иные прочие клячи.

— Значит, тебе исполнилось троекратно по двадцать и еще десять, а то и больше, — очень вкрадчиво сказал Луго. — А выглядишь ты не старше двадцати пяти. Ты хоть раз болел?

— Нет, если не считать пару раз, когда меня ранило. Раны были скверные, но зажили дней за пять, даже шрама не осталось. И зубы не болели. Как-то в драке выбили три штуки, а они обратно выросли. — Самодовольство покинуло его. — На меня стали смотреть косо, а когда Ливия померла, тут-то все на меня и напустились. — Руфус застонал. — Говорили, будто я заключил сделку с дьяволом. Она мне пересказывала, что слышала. Но дерьма чего я мог сделать. Бог дал мне сильное тело, вот и все. Она мне верила.

— Я тоже верю, Руфус.

— Когда она под конец совсем расхворалась, со мной уж почти никто и не разговаривал. Шарахались от меня на улице, крестились, плевали себе на грудь. Пошел я к священнику. Он тоже перепугался, я же видел. Сказал, что я должен пойти к епископу, но отвести меня к нему этот ублюдок как-то все откладывал. А потом Ливия померла.

— А похоть? — не удержался Луго.

— Ну, я уже давно ходил в бордель, — буднично сообщил Руфус. И вдруг его охватила ярость. — И теперь они, эти суки, они велят мне сматываться и больше не появляться! Я осерчал и затеял скандал. Народ слыхал и собрался снаружи. Когда я вышел, эти мерзкие свиньи наорали на меня, а я дал по рылу самому большеротому. А дальше они все на меня накинулись. Я насилу вырвался и побежал, а они следом, все новые и новые.

— Они бы тебя непременно растоптали, — заметил Луго. — А еще слухи могли достигнуть ушей префекта. Человек, который не стареет, да притом явно не святой, — следовательно, он заодно с дьяволом. Тебя бы арестовали, допросили под пыткой и наверняка обезглавили бы. Нынче скверные времена. Никто не знает, чего ждать. Одолеют ли нас варвары? Будет ли новая гражданская война? Достанет ли нас чума, голод или полный крах в делах? Страх вымещают на колдунах и еретиках.

— Я не из таких!

— Я и не говорю, что из таких. Я согласен с тем, что ты обыкновенный человек, зауряднее не бывает, если не считать… Скажи-ка, ты не слыхал о ком-либо подобном тебе, кого время вроде бы не касается? Может, из родни?

Руфус покачал головой.

— И я тоже не слыхал, — вздохнул Луго. Собрался с духом и бросился, как с моста в воду. — Я терпел и ждал, искал и надеялся, пока не начал понимать, что к чему.