Миры Пола Андерсона. Т. 3. Орион взойдет - Страница 15

Иерн поглядел на сгорбленную фигуру.

— Ну и чем все закончилось? — спросил он.

Сеси тряхнула головой.

— А чего вы ожидаете? — проговорила она терпеливо. — Он вновь стал пить запоем. Запоем, понимаете? И являлся, накачавшись, ко двору на всеобщее посмешище. — Она склонилась к Иерну, он ощутил ее дыхание на своей щеке. — А теперь послушаем о вас, — съехидничала она.

— Мой демон снедал меня, — жестким тоном объявил Плик. — Предоставляю вам самостоятельно определить, следует ли понимать слово «демон» в классическом или средневековом смысле. С моей точки зрения, беда была в том, что я постепенно потерял интерес к сочинительству, я не хотел больше создавать красивые мелодичные пустячки для чудесных маленьких человечков. Моя музыка их смущала.

— Тьфу! — Сеси вскочила на ноги. — Простите меня, Иерн. Сбегаю я лучше на двор… вернусь через минуту.

Она прошествовала к лестнице. Онемев, Плик следил за ней… она поднялась, закрыла за собой дверь. Тут он встряхнулся и закончил:

— Наконец и Местромор велел мне убираться. Впрочем, он добрый человек и позволил мне остаться в библиотеке. Но из всего, что касается книг, я умею только читать их. Впрочем, мои обязанности легки просто до жути, поэтому я выплачиваю половину своего скромного жалованья сменяющим друг друга студентам, чтобы они управлялись с делом за меня, а остальное зарабатываю в тавернах получше, чем эта — там дают чаевые, а иногда сижу писцом в будке на рынке. Жизнь грубая, но веселая.

Плик отпил вина. Наступило молчание. Иерн приложился к собственному бокалу. Дешевый напиток, слабый и кислый. Плику случалось пробовать куда лучшее.

— Не хочу вас задеть, — наконец осторожно проговорил человек из Клана.

— Но мне кажется странным, что вы… что вы застряли в Кемпере. Вы могли бы начать все заново, например, в Турневе.

— Почему я этого не хочу? — вопросил поэт. — А вы как думаете?

И взгляд его обратился к двери над лестницей.

— Она привлекательна по-своему, но… — Иерн решил не продолжать.

— Во мне обитает демон, — пробормотал Плик. — А в ней — богиня. К тому же христианин во мне скорбит о ереси, в которую впали мои брежадские друзья… Иногда она позволяет мне спать с ней. — Он коротко хохотнул и поглядел на пилота. — Она права, я действительно изображаю осла, — проговорил он. — И опять только что сделал это. Давайте поговорим теперь о вас?

— К тому, что вы слыхали обо мне, — ответил Иерн, отчасти сознательно, — добавить почти нечего.

— Всему есть место. — Плик повел рукой. — Не только таким блестящим вещам, как ваш полет в сердце урагана в позапрошлом году; как ваш отец, которого сеньоры Кланов, вероятно, выберут Капитаном Скайгольма, когда умрет старый Тома Сарк: есть место и легендарному уважению, которым вы пользуетесь среди пейзан Ар-Мора и, насколько мне известно, повсюду. Вы командуете аэробатической планерной эскадрильей Погодного Корпуса; ваша блестящая общественная жизнь… нет, я даже не буду говорить о вашем лидерстве в таких важных вопросах, как доброта к животным или ваше широко известное мнение, что геанство угрожает Домену. Оставим все это. Мне очень хочется побывать в вашем обличье: понять, какова Земля из Скайгольма — там внизу — в целых тридцати километрах. Как можно верить, что аним самого Чарльза Таленса может однажды передаться тебе, сливаясь с той чередой предков, которые и без того уже обитают в вас. Хочется знать, как вы, аэрогены, и ваша могучая цитадель стали не только правителями и стражами цивилизации, а ее основным мифом. Ведь каждое жизнеспособное общество несет в себе миф, иначе оно — живой труп и незамедлительно падет на землю…

— О-й-и-й! — визг пригвоздил пышные речи поэта к столу. Мужчины посмотрели на Сеси. Незамеченная, она вернулась из отхожего места и замерла на площадке, вся превратившись во внимание. — Ох, так вы святой! Вы — Талоне Иерн Ферлей? она сбежала по лестнице и бросилась перед столам на колени. — Ах, сэр, ах, сэр!

«Ох, черт», — подумал Иерн.

Хотя… впрочем, с этим Пликом приятно было поговорить — быть может, лучше на трезвую голову. Сеси замерла в почтительной позе, чтобы он мог поглубже заглянуть в недра ее корсажа.

— Мне ничего не надо, — ответил Иерн. И нагнувшись, он подхватил ее под руки и поставил на ноги. Она прижалась к нему. Восхитительное ощущение. — Давай-ка будем друзьями, — предложил он.

— Но это так чудно, — выдохнула она. — Я так хорошо чувствую себя в ваших объятиях.

— Сеси, аэрогены не поощряют предрассудков, когда речь заходит о них самих: мы — такие же мужчины и женщины, как и все вы.

Она опустила ресницы.

— Вы весьма симпатичный мужчина, сэр, — поглядев на него, Сеси прикоснулась к его рукаву. — Не отойти ли нам в уголок на секунду?

Пожалуйста. Тебе ведь все равно, Плик, правда?

Поэт одарил ее сухой улыбкой, вновь приступая к вину.

Сеси отвела Иерна в сторону, поднялась на цыпочки и, взяв его за руки, зашептала торопливо:

— Пожалуйста, не думайте, что я смелая, или пустоголовая, или какая-нибудь еще. Но я всегда обожала вас с того времени… в общем, так: по субботам владелец — он обслуживает бар вечерами — обычно закрывает заведение в восемь вечера, потому что наши посетители рано выходят на работу. Конечно, я знаю, что слишком простовата для вас. Но если вам хочется… я сплю в своей комнате наверху, и мне будет очень приятно…

Иерн спросил совета у своей совести насчет Фейлис. Ну ее — после почти двух лет замужества так и осталась холодной в постели; ей нравилось великолепие и блеск, которые давало ей положение его жены, но наедине она постоянно ссорилась с ним; и потом, она вечно читала свои геанские книги и — как ему было известно — переписывалась с Таленсом Джовейном Орилаком, обратившимся в геанство. Иерну уже не один раз случалось изменять ей. К тому же в Кланах не было принято всерьез относиться к подобным вещам.

Но оставался Плик. Иерн охотно вновь повидался бы с ним, ему хотелось получше узнать этого забавного человека, услышать больше песен.

Он бросил взгляд назад. Поэт перехватил его, криво ухмыльнулся и, приветственно подняв бокал, провозгласил:

— Не опасайтесь, я к этому привык. Я скоро вырублюсь, а потом проснусь и с головной болью побреду в свою нору. А моя Лозочка ничего плохого не сделает.

— Орион взойдет! Это были первые слова в ее собственной жизни, которые Роника Биркен запомнила. Более ранние детские впечатления смутно маячили в памяти, подобно островам в тумане… Вспомнилась песня, с которой мать укладывала дочку спать; отец, вернувшийся, должно быть, с войны, подбрасывал ее в воздух и подхватывал, а она хохотала; величественный олень-вапити, всеобщий любимец деревни, брал листья латука из ее пальцев; она помнила, как долгими часами возилась с мячом, чтобы научиться управляться с ним столь непринужденно, как мальчишки; а еще дождевые капли на темных окнах, рыдания матери…

В тот день она явилась домой и застала дядю Имана и другого мужчину в гостиной с Аннес; угрюмое выражение на лицах всех троих настолько потрясло ее, что она застыла в дверях и стояла незамеченной, тем временем тот, второй (кажется, это был Рикко Торсон, который был тогда тамошним мастером Ложи Волка; однако теперь она не могла припомнить его лица), говорил, что надо отвоевать свободу, а ее дядя ответил словами, которых она не поняла (ведь Звездный Охотник обязательно взойдет над заснеженными полями… не так ли?), но ощутила в них глубокую и трепетную магию.

Кажется, на следующий день явился незнакомец. Она забыла, каким именем он себя назвал, но рослая фигура и чужие черты лица впечатались в ее сознание словно шрам; хотя говорил он мягко, но рассказывал о смерти папочки и был первым из троллей-маураев, которого она увидела. Тут-то она и метнула в него волшебные слова разящей молнией. Но ничего не произошло, лишь мать немедленно увела ее. Но с того часа воспоминания Роники стали связными, словно бы это событие отметило начало ее подлинной жизни. В какой-то мере так оно и было. Вскоре семья переехала в Портанжелс на берегу пролива Уэнди Фука[34], там Аннес нашла работу, о которой детям говорила только, что работает в Ложе.