Миры Пола Андерсона. Т. 3. Орион взойдет - Страница 101
— Подожди, подожди! — Джовейн поднял ладонь. Наступило молчание, усугубляемое вечным тихим дыханием аэростата. На геанский манер он заставил себя ощутить все окружающее, творения и вещи предков, ледниковую твердость стен под ладонью. И, собравшись с силами, осадил своего ментора:
— Я уже слышал эту риторику, Маттас. Сегодня мне нужен совет.
Ученый булькнул что-то и осел в кресло, наливаясь кровью.
— Надоело слушать, как алеманов называют варварами, — добавил Пир Верине. — Некоторые из них действительно таковы, но мои соседи вновь нашли дорогу к цивилизации. У них есть крепнущий класс грамотеев… торговля, законы… амбиции, которые когда-нибудь превратят их в соперников Домена, поскольку Конфедерация племен расширяется и совершенствуется. — Он отвесил Маттасу иронический кивок. — Но в известной степени вы правы; ради наших внуков мы должны смотреть вперед и принимать меры заранее.
— Вопрос в том, какие и как, — сказал Капитан. — Мы не можем проявлять мягкотелость, иначе Домен развалится на части. Скоро я соберу своих официальных советников, обсужу с ними вопросы, издам приказы. Но сперва я хочу понять — в какую сторону лететь. Я призвал тебя, Пир, поскольку верю, что твое мнение будет объективным и независимым. «Во всяком случае ничего более разумного я не услышу, — с нелегким чувством подумал он. — Можно ли надеяться на него? Пир Верине в прошлом рисковал многим, но всегда заранее вычислив последствия и тщательно продумав предосторожности. Он счел возможным поддержать мой заговор, он был готов отречься от меня в случае неудачи. Он может предать и сейчас — если усмотрит в том выгоду».
Второй аэроген провел ладонью по лысой макушке.
— Ну что ж, — ответил он. — Если ты разрешаешь мне быть откровенным: я не вижу причин, по которым мы должны серьезно относиться к случившемуся в Англеланне.
— Что? — взорвался Маттас. Он вскочил и заходил взад-вперед. — Можно игнорировать… не обращать на них внимания, если хотите позволить банде безмозглых узколобых реакционеров запретить покорному населению знакомиться с Истиной. Ты объявил, что симпатизируешь геанству. А ты помнишь, что означает эта вещь? Это память о том, что мы избавили Девон от пиратов, грабивших его берега, хотя, эта страна не принадлежала к Домену, и Скайгольм ничем ей не обязан. И это была единственная любезность с нашей стороны за все эти века, И какой же благодарностью отвечают нам эти чингарос[101]? Бесспорным нарушением договора, вот как?
— Давайте посмотрим все в перспективе, — мягко ответил Пир. — Морские пираты и сухопутные разбойники в прошлом грабили у наших партнеров товары, которые мы хотели получить морским путем, подрывали коммерцию и, вне сомнения, обнаглев, могли начать набеги на наши собственные берега. Скайгольм склонен к альтруизму не более чем любое другое правительство. — Он поднял указательный палец. — Действительно, Гернсейский договор гарантирует свободный доступ в страны Южного Англеланна законопослушным гражданам Домена. Однако Девон — государство иерократическое. Его епископ решил — причем совершенно правильно — что геанство подорвет церковь и веру. Поэтому он объявляет, что наши миссионеры нарушают закон. Но неужели ради этого стоит воевать? Почему бы не поискать новообращенных поближе к дому, учены?
— Кто тут говорил о войне? — спросил Джовейн. — Экономические санкции…
— Нет, — ответил Пир еще более мягким тоном. — Нет, сир, только не это, друг мой. Вы обещали изоляционистам ограничить иностранную торговлю, тем самым огорчили в Домене многих. Мы постарались положить эту программу обратно на полку. Но торговля, скажем, с маураями не достигла еще большого оборота. Другое дело — страны, расположенные по другую сторону канала. Эмбарго причинит серьезный ущерб мне и моим коллегам. — Он обратился взглядом к Джовейну и не отводя глаз продолжил:
— Капитан не может сознательно наносить ущерб своим сторонникам, не так ли?
«Как холодно, наверное, мне это лишь кажется, но почему я тогда дрожу?»
— Я не говорил о войне, — буркнул Маттас. — Жесткие дипломатические меры, ультиматум, если потребуется — мобилизация. Этих мер будет довольно.
Пир улыбнулся:
— Да, а когда закончится кризис, нам предоставят новые коммерческие концессии. Прошу вас не забывать мои слова. Конечно, бизнес не следует воспринимать чересчур серьезно, но это не значит, что из него можно делать полный кавардак.
Они оба внимательно поглядели на Джовейна.
— Еще один важный момент, — пояснил Пир Верине. — Подумайте о наших военных. Им не нравится наша внезапная дружба со старым врагом, с Эспейнью. И еще меньше — предстоящее сокращение их рядов и постепенное замещение теми людьми, которых Скайгольм наберет непосредственно. Да, в моих Альпах тоже слышны жалобы; настроение близится к бунту.
Мобилизация займет новых военных. У них будет занятие, которое можно контролировать, Капитан.
— Я… думал… о… подобном, — признался Джовейн.
…Через несколько часов он остался один; сгорбившись, заложив руки за спину, он глядел на побуревший от времени лист Турской Декларации, едва замечая буквы, а в памяти пульсировали слова: «…Ради мира, порядка, справедливости и предельного объединения…»
«Я, переживший войну, мирный человек. Но если я угрожаю войной и мной пренебрегают, я должен затевать войну. Почему? Как это случилось? Что пошло не так?»
Он расправил плечи; Жизненная Сила, которой служил он, порождала боль вместе со смертью. Об этом нельзя забывать.
Часы сообщили, что Юропа, оставив короткий день этой поры, закатилась в долгую ночь. Пора домой, к Фейлис. Быть может, он сумеет получить от нее силы. Нет, это она будет просить у него утешения, поддержки, надежды. Хорошо, что она наконец перестала жаловаться на то, что он редко бывает дома.
Заметив вдали огоньки в окнах, Тераи, забыв про усталость, ускорил шаг. Он знал, где искать рыбацкий поселок; инжуны, которых он вчера встретил, рассказали ему. Они предоставили кров, еду, одежду, но, переночевав у них только одну ночь, он распрощался с гостеприимными лесовиками. Весть, ради которой он прошел такой путь, ждать не могла.
Он бежал от них с чувством вины: Северо-западный Союз был родиной и этих людей. Но его долг — перед своим отечеством, перед всем человечеством в целом и всей живой планетой. Луга вдоль дороги померкли, гравий шептал под его мокасинами. Прохлада уже предвещала мороз — и ждать недолго. Небо расчистилось. Инжуны сказали ему, что день этот, подходивший к концу, отмечал начало зимы.
Дорога повернула навстречу волнам, и еще не померкший свет на западе исчез за холмами. Тераи мог уже различить радиоантенну над зданием, которое должно было, по его мнению, оказаться залом собраний какой-нибудь из здешних Лож. Строгие тонкие линии напоминали мачту — корабль среди звезд направлялся к неизвестному порту. Звездной громадой над ней высился Орион.
По разбитым колеям Тераи приближался к своей цели. Встречных не было: сейчас все были дома, ужинали. Он видел их в окнах — мужчин, женщин, детей, стариков, обитавших под одной крышей… приятелей, явившихся в гости. Сценки эти несли душевное тепло и мир, но были бесконечно чужды ему. Нужный ему дом был в городе самым большим — как подобает месту собраний, но стены его тоже сложены из тех же прочных бревен, как и повсюду. Дверь была не заперта. Тераи решил постучать: свет свидетельствовал, что внутри кто-то находился. Наверное, сторож, живущий здесь же. Дерево гулко ответило на удар. Дверь распахнулась.
Перед Тераи предстал мужчина средних лет. Свеча, которая была в подсвечнике, осветила сгорбленную фигуру, морщинистые руки, привычные к тяжелой работе. Сторож глядел на рослого пришельца в одежде с чужого плеча.
— Кто ты и чего хочешь? — спросил он наконец. (К незнакомцам в этих лесах обычно относились дружелюбно.) «Но я маурай, — подумал Тераи. — Конечно, он заметил это». И громко проговорил: