Миры Пола Андерсона. Т. 17. День, когда они возвратились. Рыцарь призраков и теней - Страница 2

Айвар вскочил на ноги, издал охотничий крик волкопаука, услышал, как такие же крики передали команду дальше по цепи. Натянув капюшон на голову и скрыв лицо под ночной маской, он сжал карабин и выбрался из укрытия под деревом дельфи.

Все его ощущения стали болезненно-яркими. Он видел каждый свернувшийся стебель огненной травы, по которой бежал, чувствовал ее упругость под ногами, ощущал тепло, исходящее от нагревшейся за день скалы, вдыхал сладкий запах кедра, задев на бегу ствол дуба, запомнил шершавость его коры. Казалось, он мог бы точно назвать число лепестков на цветущем расмине или вычислить скорость, с которой перьевица складывает листики перед наступлением ночного холода. Однако все это плескалось где-то на окраинах его сознания, как и игра мускулов, напряжение нервов, биение крови в сердце. Его «я», самая суть его существа была сосредоточена на одном — сейчас он сразится с врагами.

Все они были людьми — пешие солдаты, взвод морской пехоты, усиленный полевым орудием. Пушка на тихо гудящем антиграве плыла в двух метрах над дорогой, Хотя солдаты и не сняли касок, они явно не ожидали никаких неприятностей от этого рутинного патрулирования и скорее шли вразвалочку, чем маршировали. Большинство из них переключили свои наплечные энергопакеты на обогрев мешковатых зеленых комбинезонов.

Это Айвар понял по показаниям инфраскопа на своем карабине. Собственные же глаза сказали ему, что из-за кустов и по склонам холмов бегут его товарищи, как и он, в маскировочной одежде и с ружьями. Он услышал боевой клич и пронзительные вопли вперемежку с выстрелами. Энейцы вдвое превосходили противника числом, на их стороне было преимущество внезапности и жажда свободы.

Конечно, у них не было энергетического оружия, но шквал пуль обрушился на артиллериста, и Айвар увидел, как тот вылетел из-за пульта, превращенный в кровавое месиво. «Мы одолеваем!» Айвар тоже выстрелил и снова побежал зигзагом, низко пригнувшись. Цель атаки заключалась в том, чтобы истребить взвод и спрятать захваченное оружие в горах.

Но дуло пушки опустилось, и она стала стрелять. Слишком поздно Айвар понял: кнопка мертвого человека. [1]Морские пехотинцы, попадавшие на землю, когда началась стрельба, поднялись и перегруппировались под прикрытием огня. Только несколько раненых и убитых остались лежать на земле. Вспышки выстрелов из бластеров и гранатометов озарили все вокруг. Ближайший к Айвару энеец дернулся, покатился вниз по склону и закричал. Он кричал. Он кричал. Кровь на траве казалась невероятно яркой, она все текла и текла…

Новый стрелок занял место убитого. Из дула орудия вылетела молния, бело-голубой блеск которой превратил реку в поток расплавленного металла. За молнией последовал раскат грома. Там, где проходил луч, не было больше ни растительности, ни нападающих: только дым и пепел.

Оглохший и ослепший Айвар вжался в землю. Его пальцы вцепились в траву — планета пыталась вывернуться из-под него.

Прошла вечность, прежде чем этот кошмар кончился. Его голова все еще гудела, как колокол, ослепительно яркие пятна плясали перед глазами, но теперь он снова видел, слышал, почти что мог соображать.

Куст кинжальника частично скрывал его. Острые как бритва листья вспороли рукав и порезали правую руку Айвара, но в остальном он остался цел. Рядом с Айваром лежал убитый. Лучевой удар вспорол тело, внутренности вывалились на траву. Маска скрывала лицо, и Айвар не знал, кто из его друзей это был. Как ужасно, как непотребно, что внутренние органы выставлены на всеобщее обозрение, а лица не видно…

Айвар напряженно всматривался в темноту. Враги не развернули орудие в эту сторону. Здесь они применили бластеры — оружие более избирательного действия. По сравнению с солдатами, с их выучкой и дисциплиной, партизаны были все равно что стекло против брони.

«Партизаны! Они же просто дети! И это я повел их на дело», — Айвар изо всех сил боролся с тошнотой и слезами.

Нужно скрыться. Дурацкое везение, ничего более, но все же он жив, и его пока не заметили. Морские пехотинцы многих захватили в плен. Айвар видел, как они сгоняли вместе легкораненых. Еще несколько человек под дулами бластеров подняли руки.

Никто не может скрыть что-нибудь от гипнозонда…

Вергилий опустился за невидимый горизонт. Ночь вступила в свои права.

Период обращения Энея составляет двадцать часов девятнадцать минут и несколько секунд. Рассвет был уже близок, когда Айвар Фредериксен достиг Виндхоума.

Серые гранитные стены окружали, наследственную твердыню Архонта Илиона. Она стояла на краю древнего мыса. Террасы, откосы, скалы, кое-где поросшие скудным кустарником, образовывали уступ континентального шельфа, обрывавшийся на три километра вниз к равнине Антонина, бывшей когда-то морским дном. Туда же в шуме водопадов устремлялась река, бросавшая отблески на стены замка.

Главные ворота были, закрыты — как знак того, что обитатели считают оккупационные войска сборищем бандитов. Айвар, спотыкаясь, приблизился к ним и нажал клавишу сканера. Где-то внутри уныло прозвонил колокольчик.

Усталость гнездилась в костях Айвара, пронизывала его плоть, заставляла кровь бежать медленнее. Колени его дрожали, зубы выбивали дробь, соленый пот щипал потрескавшиеся губы. Идти по дороге было бы опасно, и его бегство оказалось долгим и трудным.

Айвар прислонился к высокой стальной двери, со свистом втягивая воздух пересохшим ртом. Ветер окутывал его ледяным холодом. И все же никогда еще он так остро не ощущал красоту этой земли, как теперь, когда она была для него потеряна.

Небо казалось кристаллическим черным куполом, усеянным колючими звездами. Они разноцветными алмазами сверкали сквозь разреженный воздух, Млечный Путь тек, как покрытый белой пеной поток, а в полутора миллионах световых лет была видна его сестра-близнец — туманность в созвездии Юлы. Креуса уже зашла, но серп более медлительной Лавинии все еще стоял над горизонтом. Звездный свет серебрился на инее.

На восток простирались поля, лужайки, перелески; на их фоне кое-где темнели контуры спящих ферм. Дальше поднимались холмы. Взгляд Айвара обратился на запад. Там плодородные земли низин, перерезанные каналами, которые ночной мороз обратил в зеркальные поверхности, давали приют садам и плантациям; за ними полированным щитом лежали соленые болота, уходившие в бесконечность. Айвару показалось, что он видит движущиеся огни. Неужели крестьяне уже поднялись? Нет, на таком расстоянии он не разглядел бы зажженные лампы… скорее это фонари кораблей-призраков, бороздивших океан, который исчез три миллиона лет назад…

Ворота широко распахнулись. Сержант Астафф стоял, придерживая створку. Его коренастое тело, в нарушение всех имперских указов, было облачено в илионскую форму, хотя он позволил себе обойтись без капюшона и маски. В призрачном свете звезд его седая голова казалась столь же ледяной, как и его слова.

— Наследник Айвар! Где ты был? Что происходит? Твоя мать совсем измучилась от страха за эти пять дней.

Наследник Айвар, шатаясь, прошел мимо него. За аркой ворот в перекрестье теней башен и укреплений лежал двор замка. Гончая собака, поджарая, с могучими челюстями гесперийская борзая, была здесь единственным живым существом. Ее когти клацали по камням с неестественно громким звуком.

Астафф нажал кнопку и закрыл ворота. Некоторое время он, прищурясь, смотрел на Айвара, затем медленно произнес:

— Лучше отдай карабин мне, Наследник. Я знаю место, куда терране не догадаются заглянуть.

— Я тоже, — вздохнул в ответ Айвар.

— Похоже, твое умение вас подвело — прятались, пока не стали готовы… для той затеи, что… Эй! — Астафф протянул руку и подхватил Айвара.

— Я попал в такую беду, что теперь уже безразлично, даже если они поймают меня с этим. — Айвар крепко сжал карабин. — Разница одна — они дорого заплатят за меня.

Что-то вспыхнуло в старике. Он, как и его предки до него, всю свою жизнь служили Архонту Илиона. Несмотря на это, — а может быть, как раз поэтому, — в его голосе прозвучала боль.