Мировой заговор против России - Страница 11
Только через год(!), осенью 1940-го, эти пять установок были изготовлены в РНИИ и отправлены на войсковые испытания. Т. е. целый год понадобился на то, чтобы изготовить даже не ракеты, на доводку которых и уходит у создателей много месяцев испытаний, а машины со швеллерами направляющих балок, которые надо было изготовить по одобренному образцу осенью 39-го, а нарисовали в апреле 39-го.
В феврале 1941 года чертежи установок поступили наконец на завод для производства. И только к середине июня заводу удалось изготовить аж две(!) БМ-13. 17 июня 1941 года они провели показательные стрельбы для наркома обороны С.К. Тимошенко, начальника ГШ Г.К. Жукова, наркома вооружений Д.Ф. Устинова.
В конце концов из-за решения запустить их в серию только с «началом войны» (?) приняты они были на вооружение только 21 июня 1941 года и первые залпы давали, проходя войсковые испытания, только в июле 41-го.
Кстати, интересный получается факт. Во время испытаний 1939 года было решено запускать БМ-13 в производство «лишь в предвидении войны». Решение о серийном производстве было принято правительством (Сталиным) за несколько часов до начала войны. Но сама подготовка решения в форме документа-постановления не отрабатывается за пару часов. Не писал проект решения лично глава правительства Сталин. Т. е. фактически решение о начале производства БМ-13 принималось несколько раньше. И именно «в предвидении войны»!
Получается, что принимали решение о производстве «Катюш», именно зная о более-менее точном времени нападения немцев? А теперь представьте, что уже на границе колонны немецких войск встречали бы залпы БМ-13/16 «Катюш», которые стали усиленно разрабатывать еще в 1938 году, но не принимались на вооружение военными-артиллеристами из-за «малой дальности полета снаряда, плохой кучности и отсутствия какой бы то ни было точности стрельбы» (даже на военной хронике видно, что эти снаряды летели иной раз куда попало). Но эти установки накрывали площадь гектарами, были просты в изготовлении снарядов и самих пусковых установок. Целый год был потерян на то, чтобы достаточно простую конструкцию пусковой установки (по крайней мере, по сравнению с тем же Т-34) подготовить к войсковым испытаниям. И это в преддверии войны.
Все-таки в истории и «Катюши», и Т-34 есть много забавного – везде маршал Г.И. Кулик отметился как зам. наркома обороны по вооружению и начальник Главного Артиллерийского управления до июня 41-го. Его расстреляли в 1950 году, когда началось разбирательство причин разгрома РККА в 1941 году среди генералов, которым задавались те самые пять вопросов Покровского.
И в чем, интересно, его обвиняли? Также за прием вооружений отвечал генерал Д.Г. Павлов, начальник Автобронетанкового управления до осени 1940 года. Тот самый командующий ЗапОВО, что сдал Минск на 6-й день войны и который в начале следствия, в июле 41-го, признавал факт заговора среди военных с целью поражения в войне с Германией. Это уже потом ему поменяли статью «предательство» на «халатное исполнение своих обязанностей». Не захотел тиран Сталин устраивать в армии во время войны разборки с генералами. А после войны и смерти Сталина генералы победили своего Верховного главнокомандующего. Он их заставил стать героями великой войны, а они его победили.
А теперь о С.П. Королеве, занимавшемся реактивной ракетной техникой, на которого писали доносы сослуживцы и начальники (проходившие так или иначе по делу Тухачевского).
Тут надо немного пояснить, что означает «проходившие по делу Тухачевского». Дело в том, что аресты в деле ракетчиков вышли из разборок по делу о военном заговоре и попытке военного переворота Тухачевским и его подельниками.
Как пишет в своих исследованиях А.В. Глушко: «Из всех тех, кто имел отношение к ГДЛ и РНИИ по делу Тухачевского, проходил один только Н.Я.Ильин, бывший начальником ГДЛ в 1931–1932 годах, а до этого тесно сотрудничавший с ним с 1928 года, как сначала состоящий для особых поручений при командующем ЛВО, а затем как уполномоченный УВИ ТШ НВ РККА». Из трех протоколов его допросов два посвящены его работе с Тухачевским, а в первом он рассказывает о том, какое из его коллекции оружия, где, как и когда было им приобретено.
Что касается всех остальных, то (а это тогда соблюдалось очень строго) в их делах нет и намека на дело Тухачевского. Поскольку единственным доказательством вины «врага народа» считались показания его «подельников», то следствие старалось собрать их как можно больше и подшить к делу даже в том случае, если они кардинально противоречили друг другу. Это не имело никакого значения, главное, чтобы в них было подписано, что тот или иной – участники заговора.
Но в делах Клейменова, Лангемака и Глушко нет ни одной выписки из протокола допроса Тухачевского, а сами они по делу Тухачевского не допрашивались. Клейменов допрашивался по его работе в Берлинском торгпредстве и в ГДЛ, а потом в РНИИ. И то, по его работе в СССР было задано два или три вопроса, тогда как основная масса вопросов задавалась по его работе в Германии.
Что касается Лангемака, то он насильно подписал протокол допроса, написанный на основании информации, присланной Костиковым из НИИ-3. Там были вопросы только по его работе в РНИИ-НИИ-3, и ничего более. Глушко допрашивался тоже только по работе в ГДЛ, а потом в РНИИ-НИИ-3. Поэтому никакого отношения к делу Тухачевского они не имели, и считать, что они были арестованы именно по этому делу, ошибочно.
Это же относится и к Королеву. В его деле нет выписок ни из протоколов допросов Тухачевского, ни из протоколов допросов Эйдемана, которого тоже ошибочно считают виновником ареста Королева, как нет в протоколе допроса Королева ни одного вопроса о его работе с ними. Все связано только с РНИИ-НИИ-3. Это говорит только о том, что причина всех этих арестов находится в НИИ-3».
Действительно, формально дело ракетчиков не очень как будто связано с делом Тухачевского. Однако именно волна, поднятая тем делом и выявлением «врагов народа» (поиском будущей «пятой колонны» в скорой войне с Германией) и породила таких, как Костиковы…
«Что же касается того, что они писали доносы друг на друга, то это тоже неверно. Донос – это бумага, написанная на свободе, имеющая своей целью убрать человека с дороги путем клеветы и потом занять его место. Ни директору НИИ-3, ни его заместителю, ни главному конструктору ЖРД смысла в этом не было. Зачем писать доносы на человека, который им не только не мешает, но и спокойно и, что самое главное, прекрасно делает свое дело?
Смысл писать доносы был только у Костикова, еще с 1933 г. желавшего занять место директора РНИИ-НИИ-3, воспользовавшегося ситуаций, чтобы на горе другим сделать себе карьеру, что у него прекрасно и получилось. Считать же доносами вынужденные показания – это значит не знать истории и не понимать то, как они выбивались.
Дело в том, что порог чувствительности у людей разный. Одни могут выдержать подобные пытки и издевательства, другие нет. (Я, например, точно знаю, что оказавшись там, постарался бы как можно скорее покончить с собой, понимая, что пытки эти я не выдержу, но оговаривать никого не стал бы либо придумал бы несуществующих персонажей и валил бы все на них, как это сделал один знакомый Клейменова, получивший 8 лет ИТЛ за шпионскую связь с Сирано де Бержераком).
Из показаний следователя НКВД М.Н. Шестакова, который вел дела Лангемака, Глушко и Королева, данных им в 1955 г., во время реабилитации сильнее всех досталось Лангемаку, он держался до последнего, и только пробитая голова и полуобморочное состояние позволили Шестакову обманом получить его подписи под протоколом допроса. Надеюсь, что в ближайшем будущем этот протокол допроса станет достоянием общественности. Мне это известно от дочери Г.Э. Лангемака, М.Г. Беляниной, которая ходила вместе с матерью и сестрой в прокуратуру во время реабилитации и сама читала эти показания следователя. Таким же образом были выбиты показания и из Клейменова, и из Глушко, и из Королева».