Мировое правительство - Страница 15

Впрочем, не все ощущали себя плохо. Словно пир во время чумы над Манхэттеном на глазах поднимались по этажу в день несколько новых, самых высотных зданий Америки и всего мира. Восхитительный Крайслер-билдинг с ажурным шпилем в стиле ар-деко, небоскреб трастового банка Манхэттена на Уолл-стрит, превосходное здание Рокфеллеровского центра и, наконец, грандиозный, поражающий самое смелое воображение Эмпайер-стейт-билдинг строились почти одновременно, в самый разгар депрессии. Инвесторами и владельцами этих небоскребов помимо престарелого Джона Рокфеллера, ставшего к концу жизни видным филантропом, были несколько относительно молодых богачей, владевших контрольными пакетами акций ведущих корпораций Америки и предусмотрительно (а точнее, по мудрой и своевременной подсказке сверху) успевших продать эти пакеты акций еще до биржевого обвала. Каждого из этих людей Бернард Барух (совпадение?) хорошо знал лично.

Чуть ниже по Парк-авеню, около Юнион-сквер, находился небольшой продуктовый рынок под открытым небом. На прилавках лежали зелень и чуть подмороженные апельсины, яблоки и сливы, привезенные из Флориды. Около одного из прилавков раздавался громкий крик – хозяин изо всех сил бил палкой и кулаками худенького мальчонку, видимо, работавшего у него, за то, что тот стащил пару незрелых слив. С другой стороны рядов дородная деревенская женщина варила в чане густой, превосходно пахнущий мясной суп. В паре метров перед ней стояла дюжина детей разного возраста, в основном девочки, некоторые из них были даже вполне прилично одеты и аккуратно причесаны. Дети ничего не просили, просто смотрели на суп и внимали его аромат, зная, что торговка только накричит и выгонит их, может быть, даже позовет полицию. Проходя мимо, Барух протянул женщине металлический доллар. Возможно, ему хотелось, чтобы эта небольшая благотворительность принесла ему удачу. Женщина оказалась добродушной: все поняла, искренне просияла и жестом подозвала детей. Через мгновение банкир услышал оглушительные вопли восторга: детвора бросилась разливать суп по небольшим деревянным тарелкам. Еще через квартал, на пересечении с Пятой авеню, Баруха нагнал его лимузин, и вскоре он уже входил в офис банка National City на Уолл-стрит.

В личном кабинете Томаса Ламонта было просторно, но обстановка намеренно лишена роскоши – в разгар депрессии излишества могли бы выглядеть неуместно. В ноябре 1929-го, когда начался биржевой обвал, Ламонт получил личное предписание президента Гувера возглавить борьбу с кризисом, после чего он, по примеру своего учителя Дж. П. Моргана в 1907-м, собрал пул банкиров и создал стабилизационный фонд в четверть миллиарда долларов. К сожалению, в этот раз масштаб финансовых потрясений был таким, что эти деньги оказались каплей в море: через неделю обвал возобновился с новой силой. С того времени киты Уолл-стрит затаились, чтобы не навлечь на себя еще больший гнев народа, и особенно – конгресса Соединенных Штатов.

Когда прибыл Барух, в кабинете Ламонта находились несколько человек, включая Джона Моргана-младшего, с годами ставшего внешней копией отца, хотя и не со столь исключительными способностями. Был здесь и Маринер Экклз – молодой, необычайно энергичный успешный банкир. Вскоре его назначат председателем Федеральной резервной системы. До сих пор эта должность была совершенно формальной: чтобы не привлекать к Системе внимание общественности, возглавлять ее приглашали малоизвестных чиновников, ничего не решавших и мало что знавших. Экклз стал первым ее главой, вхожим в общество ее владельцев.

– Эти люди радуются весне, но даже не представляют, какой настоящий подарок их ждет.

Стоя у окна во фраке и держа в руках непременный высокий черный цилиндр, Барух рассматривал молодежь, гулявшую по Уолл-стрит напротив здания нью-йоркской биржи.

– Время медвежьего рынка окончено, господа. Акции «Дженерал моторз», к примеру, упали в восемьдесят раз. Достаточно, я полагаю, для выгодного вложения? Рузвельт пробуждает нацию, люди вот-вот начнут поднимать голову из летаргического сна. Система – осторожно, с большими ограничениями, разумеется, – в ближайшее время снова должна начать выдавать кредиты.

– Мы не слишком торопимся? – Голос Моргана-младшего, как обычно, звучал резко.

– Да, пока мы еще не готовы. За четыре года банки завладели почти всей промышленностью. Но золото, черт возьми, так и осталось в руках мелких владельцев, кто-то из них даже на грани голодной смерти не стал его продавать. Золотой стандарт никто в мире не отменил, и Системе для нового большого рывка необходимо, по моим расчетам, по меньшей мере, в пять раз больше золота, чем хранится сегодня в сейфах всех резервных банков страны.

– Бернард, золото никто не будет продавать. И население, и европейские банки будут держаться за него до последнего – это единственный актив, которому еще доверяют. И потом, в пять раз? Откуда вообще взять столько золота? У вас есть карта Эльдорадо?

– Завтра я встречаюсь в Вашингтоне с Рузвельтом. Франк будет сильно упираться, но другого выхода у нас нет. И тем более нет у него… Господа, наступил серьезный момент.

Аудиенция была назначена на девять часов утра. Баруха, прибывшего ранним утренним поездом, новоизбранный президент встретил с почестями, но не в Овальном кабинете, а в зале напротив. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что Рузвельт предпочел эту комнату, чтобы разговор с будущим финансовым советником получился более неформальным. Однако истинная причина выглядела гораздо прозаичнее: архитекторы Белого дома, завершившие его в 1800 году, предусмотрели в здании практически все, кроме одного – они даже не предполагали, что когда-нибудь его хозяином станет парализованный инвалид. В Овальном кабинете с роскошными диванами, толстыми коврами, инкрустированным столиком для фруктов и цветов посредине не было места для проезда коляски. Чуть позже мебель переставили, но Рузвельт, словно из принципа, до конца своих дней принимал самых уважаемых гостей в комнате напротив.

Франклин Рузвельт обладал уникальным для большого политика качеством: в любой речи он в первой же фразе переходил к самой сути обсуждаемого вопроса. Кроме того, его собеседники мгновенно забывали, что перед ними – немощный инвалид. Этот человек словно излучал неистощимую энергию и непоколебимую уверенность в себе.

– Господин Барух! Рад вас приветствовать. Прежде всего хочу сообщить вам о важной мере, которую сегодня же после обеда утвердит конгресс. Завтра все банки Америки закрываются!

Насладившись оказанным впечатлением, он продолжил:

– Разумеется, не навсегда – пока только на неделю. Я дал распоряжение министру финансов и казначейству провести тотальную проверку отчетности всех банков страны. Те, что не соответствуют требованиям, уже никогда не откроются снова. Я намерен начать свою работу на посту с беспощадной и беспристрастной ревизии национальной банковской системы. Возможно, я не похож на Геракла, – глаза президента задорно блеснули, – но я очищу эти авгиевы конюшни.

– Уверен, что это мудрое решение, господин президент. Также хочу вас заверить, что крупные, системообразующие банки, несмотря на кризис, имеют достаточное количество денег и соответствуют всем законодательным требованиям. Правда, проверку не смогут пройти тысячи мелких банков по всей стране, но их вклад в национальный капитал крайне незначителен.

– Да, и после того, как останутся только здоровые банки, я введу систему государственных гарантий депозитов населения. Отныне ни один американец не потеряет свои скромные, заработанные тяжелым трудом доллары, даже если банк лопнет.

– Господин президент, крупный капитал, безусловно, поддержит ваши решения. Но для быстрой стабилизации ситуации необходимо принять и еще некоторые меры.

Рузвельт напряженно посмотрел на Баруха. Он знал, какие могущественные силы тот представлял, но не ожидал столь откровенного давления на себя в первое же утро президентства.

– В национальных интересах необходимо срочно изъять все золото американцев в пользу Федерального резерва.