Миротворец (СИ) - Страница 13

Так и говорил: не «если», а «когда».

В бывшей турецкой комендатуре, еще ранее бывшей райисполкомом, он устроил свою резиденцию. Я редко там бывала: мне на руки свалилось здравоохранение Дарго, то есть — четыре больницы, три из которых лежали в руинах, а четвертая была нашим архунским госпиталем. Я моталась между этими четырьмя больницами по горным дорогам в сопровождении автоматчиков, вместе с Билькис сидела над сметами. Потом я отловила Фазиля и вручила ему бумагу.

— Это что такое? — спросил он.

— Это бюджет моего министерства на следующий год.

— Тебе нужно сто сорок шесть тысяч долларов?

— В Свободной Дарго сейчас четыре больницы, — пояснила я. — Это в общей сложности триста десять койко-мест. Я не замахиваюсь на расширение, пока нужно то, что есть, поднять из пепла. Это сорок тысяч на год. Профилактика болезней встанет нам дешевле, чем лечение, расходы на повальную ревакцинацию составят еще сорок тысяч. Раньше было шесть фельдшерских пунктов в крупных селах, их нужно восстановить. Это двадцать четыре тысячи. Остальное — зарплата.

— И твоя тоже?

— И моя тоже.

— Ты будешь жить на двести долларов в месяц?

— Здесь все довольно дешево. В следующем году мы поднимем зарплаты. Пока люди будут рады и этому.

Фазиль заломил бровь.

— Приходил Умар, — сказал он. — Хотел, чтобы я снял тебя с поста министра здравоохранения, и поставил его двоюродного брата. Он предложил мне за это пятьсот тысяч. Значит, он рассчитывает получать с этой должности по меньшей мере два миллиона в год. Что такого можно украсть на твоей должности, если ты собираешься в год тратить сто сорок шесть тысяч?

— Можно спиртзавод Умара перевести в государственную собственность, и на бумаге он будет производить медицинский спирт, а на деле — паленую водяру и коньяк. Это так, для разминки.

— А не для разминки?

— Я анестезиолог, Фазиль. Я забыла о наркотиках больше, чем ты когда-либо узнаешь. Что может получить с моей должности человек, который будет сам себе выписывать лицензию на производство и экспорт обезболивающих? Смешной вопрос.

Фазиль сглотнул и положил на мою смету пистолет.

— Если я не сниму тебя с этой должности, — сказал он, — тебя убьют. Если я тебя сниму с этой должности, мне некого будет на нее поставить. Я должен посоветоваться с Эдиком. Иди к себе пока. Нет, не к себе. Заночуй в комнате отдыха при моем кабинете. Я все равно буду у Эдика.

И я заночевала у Фазиля. А наутро, когда пришла в свою больницу, Надия была заплакана, Билькис смотрела в пол, Айна и Йиса просто остались дома и там заперлись, а остальные ходили как тени.

В общем, ночью, пока меня не было, вперся некий Сули, которому довелось у нас в Архуне полежать и оставить в наших добрых руках половину тонкого кишечника, порванного осколками турецких гранат. Они с Надией улыбались-переглядывались, а когда он отлежался и ушел в горы, порой переписывались, если оказия находилась. Словом, он пришел, туда-сюда, слово за слово, они с Надией вполне доброжелательо поговорили — а оказалось, это была рекогносцировка. Ночью он вернулся, пролез в палату, где ночевала Надия. То есть, он так думал, что там ночевала Надия, на самом деле там ночевали Айна и Йиса, сестры, и Йису он изнасиловал.

Почему она не кричала? Не хотела, чтобы младшая сестра проснулась и увидела, что на ней мужчина. Сюжет для Декамерона. Гэндзи-моногатари, блядь.

— Я хочу, чтобы этот парень был наказан, — сказала я Фазилю. — Чтоб из него сделали пример: так будет с каждым, кто тронет медсестру или женщину-врача. Если вы спустите это на тормозах, я сама его пристрелю.

— Успокойся, — пообещал Фазиль. — Даю слово, что так этого дела не оставлю.

И не оставил. Так не оставил, что я потом не знала, куда себя девать. Порядочные офицеры в моем положении обычно стрелялись. Но я и офицер-то была условный…

Короче, Фазиль нашел этого Сули и в приказном порядке велел ему жениться на обеих: Йисе и Надии.

— Ты соображаешь, что делаешь?! — я еле сдерживалась, чтобы орать шепотом и наедине. — Девочку трясет при одном упоминании его имени, а ты ее в жены ему отдаешь?

— А что я должен делать? Расстрелять его пред строем? Из-за какой-то вертихвостки паршивой? Слушай, женщина, ты стала хотеть слишком многого. Я тебя терплю за твою честность и за то, что ты знаешь дело. Но ты не умеешь хорошего отношения ценить. Ты на голову садишься. Да меня в любом нормальном суде высмеяли бы: какое изнасилование, где четыре свидетеля, почему она не кричала? Пусть она Аллаха благодарит, что я заставил его жениться. Она сирота, да еще и опозоренная, кто бы ее взял?

Я поняла, что еще секунда — и врежу ему. А там пусть убивают.

Развернулась и пошла к Эдику.

— Слушай, ну что ты ко мне со всякой ерундой? — сказал он. — И Фазиля донимаешь. А у него и так голова пухнет, как сохранить тебе и жизнь, и должность.

— Ерундой? — меня трясло. — Когда тебя изнасиловали, ты не считал это ерундой. Ты чуть в коньяке не утопился.

Он задохнулся на миг, а потом сказал тихо:

— Не думал, что ты ударишь меня ниже пояса.

— А ты по-другому не понимаешь, — вырвалось у меня. — Тебя прет от того, что брутальные мальчики дали тебе поиграть в их песочнице, и ты начисто забыл, что в Иране, на который дрочит душка Фазиль, таких, как ты, вешают. На подъемных кранах.

Он побледнел, губы задрожали, и голос отнялся разом.

— Пошла вон, — сказал он. — Пошла вон, сука.

Я покинула его кабинет, выдернула из блокнота листочек и написала прошение об отставке.

— Не валяй дурака, — сказал Фазиль. — А если ты из-за Умара, то с ним я разберусь.

Я вышла, не говоря ни слова. В приемной мне вслед посмотрел какой-то неприметный мужичок в хорошем костюме. Я не разбираюсь в этих Бриони, но когда мужичок меня догнал, я отметила качество пошива.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я имею честь говорить с министром здравоохранения Свободной Дарго?

— Уже минуту и сорок две секунды как нет, — отозвалась я, посмотрев на часы.

— Вот как…

Я подумала, что он отстанет. Такие люди, увидев, что у тебя больше нет ни власти, ни влияния, засыхают и сами отваливаются. Но он не отстал.

— И все же я хотел бы поговорить с вами. Меня зовут Николай Поляков, и я некоторым образом замещаю тут господина Яхонтова.

— А он куда делся?

— Увы, внутреннее расследование показало, что он замешан в очень неблаговидной деятельности… Торговля оружием, похищения людей и даже убийства…

— Подал в отставку и улетел на Канары? — вяло поинтересовалась я.

— Нет, я полагаю, пенсию ему будут начислять в республике Мордовия, — Николай улыбнулся. — Нам в самом деле нужно поговорить. Пойдемте, тут неподалеку есть отличная хинкальная.

Знала я эту хинкальную. Готовили там и правда отлично, но я была единственной посетительницей с сиськами.

Впрочем, мне это было безразлично.

— Мы не меньше вашего обеспокены тем, что господин Хуссейнов фактически вводит тут шариатское право, — продолжил Поляков, или как там его на самом деле звали, когда нам подали еду.

— В Чечне вас это не смущает?

— Если с нынешним президентом Чечни что-нибудь случится и на его месте окажется человек не столь лояльный, нас это немедленно станет смущать.

— Значит, Фазиля купить не получилось, — я поддела хинкалину ложкой. Если господин Поляков обломается со мной, он выйдет на Умарчика, подумала я. Если Фазиль не даст себя купить, его проще будет застрелить.

— Купить можно всех, это прописная истина. Главное — найти то, в чем человек нуждается больше всего на свете.

— Штука в том, — сказала я, покончив с хинкалиной, — что благословением Господа вы не распоряжаетесь и предложить его Фазилю не можете.

— Согласен, — кивнул Поляков. — Но вы-то не фанатичка.

— То, чего я хочу больше всего на свете, вам тоже не принадлежит.

— Но у нас могут быть общие цели. Например, слегка притормозить тут наступление мракобесия. Для начала — слегка.