Мирные завоеватели
(Избранные сочинения. Том IV) - Страница 7

— Пить! — сказала она сквозь зубы.

Вольф протянул ей бокал, и она почти сразу вытянула шерри-коблер через соломинку.

— Еще! — приказал капитан.

И, ничего уже не говоря, они пили бокал за бокалом, пока лицо Артемиды не побледнело, а на нем багровым пятном, как свежая рана, выступили губы. Глаза ее пылали, почти жгли.

— Я хочу на мороз! — крикнула она и рассмеялась мелким дразнящим смехом. Она почти бежала, расталкивая гуляющих по залу масок. Добежав до зимнего сада, она открыла дверь и выбежала на веранду, выходящую в сад, террасами спускающийся к морю.

— Вы простудитесь! — крикнул, догнав ее, Вольф.

— Нет! — покачала она головой и стояла в легком платье, с открытой грудью и плечами, глубоко и возбужденно дыша.

— Мне страшно!.. — сказал капитан. Он накинул на плечи Артемиды спустившуюся соболью накидку и, обняв дрожащую от волнения и холода женщину, прижал к груди. — Так вам будет теплее!

Артемида прижалась к нему и, взяв его руки, положила к себе на плечи.

Потом вдруг рванулась и крикнула:

— Хочу чего-нибудь безумного! Слышите?

— Хорошо! — ответил капитан, и, прежде чем она могла опомниться, он схватил ее на руки, поднял, как маленькую девочку, и начал сбегать с горы, вниз к морю.

— Я вас повезу на буере, — говорил он прерывающимся голосом, чувствуя, как все сильнее и теснее прижимается к нему Артемида, с бледным лицом, крепко сжатыми губами и туманящимися глазами.

Он усадил ее на буер, прикрыл лежащей волчьей шкурой и поднял парус. Свежий ветер подхватил легкое судно, и оно с визгом полозьев, шурша перекидываемым с борта на борт парусом, понеслось по ледяной глади залива. Порой под ними не чувствовалось опоры, так как на неровностях льда или на небольших сугробах ветер подхватывал буер и нес его по воздуху. Вольф правил мастерски и довел, кружа по заливу, буер до того места, где уже портовые ледоколы разбивали лед. Тогда он начал быстро направлять санки обратно и несся с такой быстротой, что летящие снежинки превращались в сплошные белые полосы, мчащиеся куда-то и врезающиеся в землю; в ушах свистел ветер, пронзительно визжали полозья и скрипела мачта с гудящим от натуги парусом, ловящим ветер.

— Еще! Еще! — умоляла Артемида, прижимаясь разгоревшимся лицом к руке Вольфа.

Но он не слушал, и, завернув ее в шкуру, бросился вверх по лестнице, донес ее до бокового подъезда Собрания, усадил в стоящую пролетку и крикнул:

— Вниз по Светланской! Живо!

Через несколько минут они были у дома, где жила Артемида. Они открыли двери, не будя прислугу и, когда вошли в будуар, она хотела зажечь лампу, но Вольф бросился к ней и начал осыпать поцелуями ее губы, глаза, грудь и ноги. Она в изнеможении упала на кушетку и вдруг схватилась за грудь. Вольф сразу успокоился и внимательно смотрел на ту, которую несколько мгновений тому назад сжигал своими поцелуями. Голова Артемиды свесилась с кушетки, и все безжизненное тело ее медленно сползало на землю.

Вольф уверенными шагами прошел в кабинет и оглядел его. Потом он открыл лежащую на столе папку и взглянул на первую сверху бумагу.

Муж Артемиды, видно, почти на полуслове прервал важный доклад и, сложив все секретные бумаги в папку, оставил ее на столе и уехал с женою на бал…

Вольф совершенно спокойно перелистал некоторые бумаги, записал несколько цифр и некоторые сведения, затем вошел в будуар, где начал приводить в чувство Артемиду.

— Вам, дорогая, любимая, надо позаботиться о своем здоровье! — говорил он, прощаясь сухим и холодным голосом.

Выйдя на улицу, он сел в пролетку и, закрывшись полостью, крикнул:

— В Морское Собрание!

Вольф отыскал свою шубу и тотчас же поехал домой.

В своем кабинете он почти до утра писал длинную бумагу, прося предоставить поставку цемента «единственно кредитоспособной и надежной на Дальнем Востоке фирме „Артиг и Вейс“, которая может предложить к тому же цены, не превышающие, вероятно, одобренных строительной комиссией».

Проверив еще раз все цифры в своей бумаге с записанными в доме Артемиды, Вольф написал телеграмму в Берлин Фахгейму:

«Фирма, исполняя предписания, потерпит на поставке цемента восемьдесят шесть тысяч рублей убытка, который прошу восстановить нашей гамбургской конторе».

Когда Вольф закончил свою работу и тщательно вымарывал из записной книжки добытые у Артемиды сведения, он слышал, как со звоном бубенчиков, с криками и с пением разъезжались с бала в Собрании запоздавшие, кутящие компании.

Полученный торговым домом «Артиг и Вейс» подряд на поставку цемента заставил Вольфа совершить несколько поездок, позволивших ему близко познакомиться с различными городами в Приамурье и в Манчжурии. Особенно интересна была его поездка в Манчжурию в августе 1903 года.

Накануне своего отъезда Вольф пришел к Вотану и спросил:

— Дайте мне письма к вашим знакомым в Манчжурии, я уезжаю!

— Зайдите через полчаса, — ответил Вотан, — все будет приготовлено.

Вольф кивнул головой и вышел в чертежную. Через полчаса его пригласил к себе Вотан и передал ему письма к германскому консулу Мюллеру в Харбине, представителю «Артиг и Вейс» в Порт-Артуре — Велю и японскому купцу Манаки в Инкоу. Спрятав письма в карман сюртука, Вольф пожал старику руку и сказал:

— Нам, кажется, скоро придется сыграть историческую роль, господин Вотан? Время подходит…

— Господин Вольф — с презрительной улыбкой ответил Вотан, — вы, вероятно, еще плохо держались на ногах, когда фирме нашей приходилось играть роль, которую вы именуете исторической.

— Ну да, конечно… — рассеянным голосом протянул Вольф. — Не будем спорить на прощанье!

Они расстались дружелюбно, но, когда за Вольфом закрылась дверь, старый Вотан свободнее вздохнул.

Вольф же более не думал о Вотане. Он ехал на вокзал, и все мысли его были там, где он должен был затеять новое и обширное дело. В дороге он мало выходил из своего купе и почти все время спал.

Приехав в Харбин, Вольф явился к германскому консулу. Прочитав письмо Вотана, толстый Мюллер встретил капитана с распростертыми объятиями.

— Для вас, капитан, у меня давно хранится груз, присланный на ваше имя из германского морского штаба.

— А сколько мест? — полюбопытствовал Вольф.

— Двенадцать, — ответил консул.

— Тогда я вам могу сообщить интересную новость, ваше превосходительство, — улыбнулся капитан. — Война Японии с Россией решена…

— Я это знаю, — шепнул и с хитрым видом покачал головой консул. — Знаю… знаю!

— Вы разрешите мне прожить в вашем доме три дня? — спросил Вольф и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я должен, согласно предписанию, установить в вашем доме радиотелеграф, при помощи которого один из клерков нашего здешнего магазина отсюда будет передавать телеграммы по назначению. Обслуживающие японцев станции будут находиться по обеим сторонам полосы отчуждения Китайской-Восточной железной дороги.

Два дня без отдыха работал Вольф в темной комнате пристройки к дому консула. Ему помогал молодой, несуразный немец, служивший в Харбине у «Артиг и Вейса» и оказавшийся запасным кондуктором германского флота, знающим установку и применение переносных радиотелеграфных станций.

Когда работа была закончена, Вольф в присутствии консула подал сигнал. Ему через несколько секунд ответил кто-то короткой фразой:

— Принято — замолкните до войны!

Вольф с деловитым видом пожал руку консулу и клерку и начал одеваться.

Выходя, он приложил руку к шляпе и сказал:

— Надеюсь, что пост № 15 оправдает доверие правительства!

В голосе Вольфа звучали начальнические ноты, и оба — и консул Мюллер и несуразный клерк Петц — почтительно поклонились, провожая его.

А Вольф, выйдя от консула, пошел вдоль полотна железной дороги, взял за вокзалом извозчика и приказал везти себя в магазин «Артиг и Вейс». Здесь он вызвал управляющего и сказал ему, что в магазин будет прислан груз, который необходимо немедленно отправить Вотану, озаботившись, однако, тем, чтобы, по возможности, таможня вовсе не интересовалась содержимым груза.