Мирное время - Страница 58
Он приехал в Бухару. Там хозяйничали джадиды. Они радостно встретили Энвера и поручили ему организацию армии. Знатному турку это понравилось. Отсюда можно было начинать войну за объединение всех мусульман под знаменем ислама. Но, кроме джадидов, здесь находились другие люди, они следили за Энвером, вмешивались в его дела - они явно не доверяли зятю халифа. И Энвер-Паша сбежал. С верными людьми прискакал он в Локай к Ибрагиму, о котором много слышал.
Энвер-Паша рассчитывал поразить своим блеском диких номадов и сделать Ибрагима послушным помощником. Но получилось совсем другое. Едва он закончил свою речь, как на него со всех сторон надвинулись люди, запахло враждой.
- Он джадид! - крикнул кто-то.
- В зиндон его! Смерть джадиду! - понеслось со всех сторон.
Ибрагим не хотел отдавать власть.
Отряды окружили отряд Энвера, разоружили его, а зятя халифа заперли в старой, закопченной и грязной кибитке. Он просидел там двадцать дней, пока не прибыли послы афганского эмира и не освободили его.
Энвер понял: кроме него, есть еще один претендент на престол будущего халифата: тот же Ибрагим. Энвер-Паша смирился и притих.
Муллы Локая благословили Ибрагима на войну с неверными. Весной 1922 года в кишлаке Кокташ собрался курултай духовенства и объявил газават священную войну. Под зеленые знамена ислама со всех сторон стекались разные люди. Приезжали на сытых откормленных конях пышно разодетые феодалы, окруженные пешими, оборванными, кое-как вооруженными дехканами, через пограничную реку переправлялись шайки высоких длинноволосых людей, жаждущих крови и грабежей, приходили запыленные и усталые дервиши: из ущелий выползали разбойники, грабившие караваны на торговых путях. Ибрагимовские вербовщики обманом и угрозами пригоняли в войско ислама дехкан с прадедовскими ружьями, с кетменями и палками.
Длиннобородые феодалы, кряхтя, слезали с коней и шли в шатер Ибрагима. Они низко кланялись ему, складывали на ковер богатые приношения и почтительно, но хмуро поглядывали на Энвера. А тот мрачнел, сжимал кулаки, ругался про себя.
Под Дюшамбе Ибрагим коварно обманул зятя халифа. Разбив отряд бухарцев, он послал делегатов для заключения перемирия с Красной Армией. Энвер ускакал к Ишан-Султану под Байсун и послал оттуда письмо эмиру Саид Алим-хану. "Он обманывает вас и оттирает меня", - писал Энвер.
Шакалы стояли друг против друга, ощетинившись и оскалив зубы. Но за Ибрагима была родовая верхушка Локая, сбежавшая из Бухары эмирская знать, муллы, ишаны. Энвер проиграл.
Когда под Байсуном части Красной Армии разбили Энвера, Ибрагим не поспешил к нему на помощь.
- Истинно мы послали тебя благовестником и угрожателем и с тебя не спросится ответственности за идущих в адский пламень, как сказано в писании, - проговорил он и провел руками по бороде.
4 августа 1922 года в бою под Больджуаном был убит Энвер-Паша, бывший военный министр и главнокомандующий в Турции, зять халифа и атаман басмаческой шайки.
- Воля бога, - вздохнул Ибрагим. - В одном котле две бараньи головы не уварятся. Один из нас должен был уйти.
Ибрагим стал главнокомандующим - аскар-баши-газы. Новый титул прибавил работы. Нужно было созывать маслихаты, рассылать фирманы, объединять действующих на свой страх курбашей.
Теперь Ибрагим-бек завел штаб. За ним следовала большая свита. Впереди скакали глашатаи, бежали скороходы.
Но людей в войске ислама становилось все меньше. Вскоре после смерти Энвера, осенью в кровавых боях Ибрагим потерял шестьсот всадников убитыми и ранеными. Началось дезертирство. В кишлаках поднималась беднота, дехкане объединялись в отряды красных палочников и шли войной против Ибрагима.
С каждым днем все теснее смыкалось вокруг банды кольцо красноармейских штыков. Надо было уходить в непроходимые тугаи, скрываться в ущельях, болотах, держаться поближе к реке, за которой в тумане лежала чужая земля. Ибрагим-бек похудел, почернел, тяжелые морщины прорезали его мрачное лицо.
На шестом году басмаческой войны, запятнанный кровью своих жертв, пропахший дымом сожженных кишлаков, Ибрагим-бек собрал остатки верных ему людей. Под натиском частей Красной Армии и отрядов красных палочников он перешел реку и скрылся на афганском берегу.
Началась жизнь в изгнании, на чужбине. Афганистан неласково встретил пришельцев. Курбаши задолжали всем менялам на базарах Герата и Мазар-и-Шерифа. Джигиты, которым никто не давал в долг, нанимались в пастухи.
Ибрагим снова предстал перед Саид Алим-ханом. Бывший повелитель Бухары постарел. Жирные складки свисали со щек, белки глаз совсем пожелтели, борода поседела, увеличилась плешь. Он все еще косо поглядывал на Ибрагима - не мог забыть о двадцати вьючных верблюдах, захваченных из его каравана.
У эмира Ибрагим встретился с человеком в сером просторном френче и блестящих желтых крагах из свиной кожи.
- Зовите меня просто - ваше превосходительство, - сказал ему человек во френче, оскалив в улыбке длинные лошадиные зубы.
Он стал новым хозяином Ибрагима. Дом эмира превратился в место свиданий с этим человеком. Они подолгу сидели в прохладной комнате внутреннего двора и его превосходительство тактично инструктировал Ибрагима, как действовать дальше для успеха их дела.
Весной 1929 года его превосходительство приказал выступить. Передовым послали Фузайль Максума. Его не жалели. Он таджик, а какие из таджиков воины? Это - пахари. Воином может быть только пастух, наездник.
Фузайль ворвался в Каратегин. Он двигался, забрасывая далеко вперед тучи ложных слухов о том, что за ним идет сам Ибрагим с несметным войском, с пушками и пулеметами.
Фузайлю никто не поверил. Меньше чем через месяц он снова перешел реку и вернулся к своим шатрам. Он был жалок, как ощипанный петух. Больше о нем не вспоминали.
Затем границу перешел Утан-бек, старый и самый отчаянный басмаческий курбаши. Его люди жгли и уничтожали все на своем пути. Ибрагим одаривал гонцов с известиями о победах Утан-бека: это был его любимец.
Но прошло всего несколько недель и - жалкий, дрожащий Утан-бек вернулся. С ним приехали два всадника - все, что осталось от большого отряда. Шесть дней окруженный красными палочниками он, как шакал, скрывался в камышах. Он случайно выбрался к берегу Пянджа и темной ночью переплыл реку, потеряв там коня и саблю - подарок Ибрагима.
Тогда Ибрагим понял: надо идти самому.
В то время Афганистан переживал тяжелые дни. Страна пылала в огне гражданской войны. Теснимый войсками Баче-и-Сакао, падишах Аманулло бежал из Кабула.
Во главе момандов и племени хоста, поддержанный хазарейцами, в Кабул вошел Нурмат-хан, человек большого и хитрого ума. На кабульском базаре он повесил вниз головой слугу пророка божьего Баче-и-Сакао.
По всей стране начали действовать карательные экспедиции. Нурмат-хан не забыл никого из сторонников Баче-и-Сакао. В бою с солдатами Гаус-хана, посланного Нурматом на север, Ибрагим потерял много всадников и укрылся на острове Ура-тугай. Но и сюда уже стягивались афганские полки.
Изменники Мулла Иса Ленг и Гулям Кадыр, выразив покорность и раскаяние, сдались на милость победителя со всеми джигитами, оружием и лошадьми.
Ибрагим повел своих людей на Мазар-и-Шериф, но по дороге встретил сильные заслоны афганцев.
Оставался только один путь - через Пяндж...
А оттуда, с того берега каждый день шли тревожные вести. Приходили запыленные усталые люди, бросались на колени, посыпали себе голову пеплом, плакали от злобы и страха. Они рассказывали, что священная земля предков попирается железными машинами, там ломаются дувалы, разделяющие поля хозяев, в кишлаках у богатых и знатных людей отбирают землю, скот, дома и раздают оборванцам, кишлачной бедноте, батракам. Дети мусульман учатся в новых школах, куда не пускают мулл и где не читают корана. Женщины сбрасывают паранджу. Люди забывают бога и отцов.
Скорей туда! Скорей, пока остались еще друзья, пока еще можно собрать под зеленые знамена газавата людей, сердца которых откликнутся на слова: