Миранда - Страница 11

– Сейчас не время устраивать сцены.

Элизабет подошла к бару, достала коньяк. Тупая боль в затылке отвлекала ее, мешала владеть собой.

– Придется основательно потрудиться, чтобы встать на ноги после такого удара. И ответить на множество вопросов. – Стоя спиной к Миранде, она плеснула в бокал немного коньяку. – Для тебя же лучше, если тебя к этому времени не будет в стране.

– Я готова ответить на любой вопрос, ты же знаешь, скрывать мне нечего. – Миранду начала охватывать паника. Ее отсылают, у нее отбирают «Смуглую Даму». В ее работе сомневаются, ее честь запятнана. – Я не сделала ничего противозаконного или неэтичного! И продолжаю настаивать на своем заключении. Потому что оно верно.

– Очень на это надеюсь, ради твоего же блага. Прессе известно твое имя. Поверь мне, они обязательно будут склонять его на все лады.

– Ну и пусть.

– Какая самоуверенность! – прошипела Элизабет. – Ты что, не понимаешь, что твои поступки отражаются на мне – на твоей матери, на директоре института?!

– Раньше надо было об этом думать, – парировала Миранда, – когда ты вызвала меня, чтобы я подтвердила твои собственные подозрения. Хоть ты и возглавляешь «Станджо», но тебе не хватает для этого квалификации. А тебе понадобилась слава – ведь такой случай может больше и не повториться. Ну как же им не воспользоваться! Я и понадобилась тебе для подстраховки. – Сердце ее колотилось как бешеное. – Ты послала именно за мной, потому что я ношу твое имя, являюсь твоей дочерью. Но мы обе об этом сожалеем, не так ли?

Глаза Элизабет сузились. Обвинение было справедливым, но и ей было что сказать.

– Раз в жизни я дала тебе возможность показать, на что ты способна. Да, ты права, я вызвала именно тебя, потому что ты носишь фамилию Джонс. Ты же не только упустила свой шанс, но и сумела скомпрометировать мой институт.

– Я делала только то, ради чего меня сюда пригласили. Я не говорила ничего и никому, я не разговаривала об этом даже с сотрудниками, не имеющими допуска!

Элизабет не шелохнулась. Она приняла решение, и нет смысла дальше обсуждать все это.

– Ты сегодня же уедешь из Италии. Ты не вернешься в лабораторию и ни с кем не будешь контактировать. Если ты не подчинишься, я добьюсь твоего увольнения.

– Ни ты, ни отец формально больше не управляете институтом. Его возглавляем мы с Эндрю.

– Если ты хочешь, чтобы все так и оставалось, делай как я сказала. Хочешь верь – хочешь не верь, но я пытаюсь спасти твое доброе имя.

– Неужели?! С чего это такая забота обо мне? Тебя ведь заботит только твой собственный престиж.

Ее выгнали, с отчаянием повторяла про себя Миранда. Отобрали любимую работу и теперь выгоняют, словно наказанного ребенка.

– Выбирай, Миранда. Если ты останешься, окажешься в полной изоляции. И больше не будешь работать ни в «Станджо», ни в его филиалах.

Выбора у Миранды как раз и не было. Ей хотелось кричать, но она старалась говорить спокойно.

– Я никогда тебе этого не прощу. Никогда. Да, я уеду, потому что дорожу своей работой. Но когда вся эта история закончится, тебе придется передо мной извиняться. А вот тогда я пошлю тебя ко всем чертям. Это последние слова, которые ты от меня слышала.

Она взяла бокал из руки Элизабет, залпом выпила содержимое и с размаху швырнула на пол. Потом повернулась и вышла, не оглянувшись.

Эндрю Джонс думал о своей неудачной женитьбе и пил виски. Он прекрасно понимал, что давно уже пора забыть о разводе и начать новую жизнь. Но он не находил в себе сил для новой жизни. Куда как проще было потихоньку спиваться.

Решиться на брак для Эндрю было делом нелегким, он долго обдумывал этот шаг, хотя и был безумно влюблен. Скрепить любовь документом с печатью – скольких бессонных ночей ему это стоило! Ведь в семье Джонс еще не бывало счастливых браков.

Над ними с Мирандой будто висело проклятие рода Джонсов.

Его бабушка пережила своего мужа больше чем на десять лет и никогда – во всяком случае, Эндрю никогда не слышал – не помянула добрым словом человека, с которым прожила тридцать лет своей жизни.

Наверное, ее можно было понять: покойный Эндрю Джонс печально прославился своим неуемным интересом к молоденьким блондинкам и виски.

Внук, его тезка, прекрасно понимал, что дед был сукиным сыном – умным и удачливым, но тем не менее сукиным сыном.

Отец Эндрю домашнему очагу предпочитал раскопки и большую часть времени проводил вне дома, отыскивая следы древней цивилизации. Находясь дома, он неизменно соглашался со всем, что говорила его жена, подслеповато щурился на собственных детей, словно не понимая, откуда они вообще взялись, и часами просиживал, запершись в своем кабинете.

Чарльза Джонса не интересовали женщины и выпивка. Своей семье он изменял с наукой.

Не то чтобы доктору Элизабет Станфорд-Джонс было до этого дело, угрюмо размышлял Эндрю над стаканчиком-другим (как он это называл) в баре «У Энни». Воспитание детей его мать переложила на плечи слуг и управляла домом, абсолютно не считаясь с мужем. Он платил ей той же монетой.

Эндрю каждый раз передергивался, когда задумывался о том, что по крайней мере дважды эти холодные, эгоистичные люди провели в постели достаточно времени вместе, чтобы завести двоих детей.

Мальчиком Эндрю часто фантазировал, что Чарльз и Элизабет купили их с сестрой у какой-нибудь бедной семейной пары и те горько плакали, отдавая своих детей.

Став старше, он стал склоняться к мысли, что они с Мирандой были зачаты искусственным путем – своего рода «дети из пробирки». А секс тут совсем ни при чем.

Но, к сожалению, приходилось признать, что в нем самом слишком уж много фамильных черт Джонсов. Тридцать три года назад Чарльз и Элизабет все-таки переспали и таким образом зачали следующее поколение уродов.

Но, видит бог, он старался, сказал себе Эндрю, ощущая, как виски горячей волной распространяется по пищеводу. Он сам честно старался стать хорошим мужем, сделать Элайзу счастливой и разорвать эту цепь несчастливых семейных браков.

Ничего у него не получилось.

– Налей мне еще, Энни.

– Хватит с тебя.

Эндрю заерзал в кресле, шумно вздохнул. Он знал Энни Маклин всю жизнь и знал, как себя с ней вести.

В то чудесное лето, когда им было семнадцать, они занимались любовью на грубом одеяле, разложенном на песке, под шум волн Атлантического океана.

Какими они тогда были неумелыми – ведь у обоих это случилось впервые. Все произошло довольно неожиданно. Огромное количество пива, ночь, опьянение юности – все это подействовало не менее сильно, чем вспышка страсти.

И оба не подозревали, что сделает с ними обоими эта ночь, эти несколько часов, полные страсти.

– Да ладно тебе, Энни, налей мне еще.

– Ты и так выпил две порции.

– Ну так пусть будет и третья.

Энни неодобрительно покачала головой, налила в кружку пиво, ловко подтолкнула ее по деревянной стойке к дожидавшемуся клиенту. Деловито вытерла руки о фартук.

Рослая, крупная Энни Маклин не оставляла сомнений в том, что с ней шутки плохи.

Коротко подстриженные густые пшеничные волосы обрамляли ее лицо – скорее миловидное, чем хорошенькое: четко очерченный подбородок, слегка вздернутый нос, весь в веснушках. Говорила Энни с типичным новоанглийским выговором, проглатывая гласные. И запросто могла собственноручно выкинуть из своего бара подвыпившего гуляку, что порой и проделывала.

Она создала бар «У Энни» из ничего. Экономила каждый пенни, работая официанткой в коктейль-баре, – каждый пенни, который не успел утащить подлый изменник-муж, теперь уже бывший. Остальное пришлось занять. Она работала день и ночь, чтобы превратить маленький подвал в уютный бар для местных жителей.

Она знала всех своих посетителей, их семьи, их проблемы. Знала, когда подлить пива, когда подать кофе, а когда решительно отобрать ключи от машины и вызвать такси.

Энни посмотрела на Эндрю и покачала головой. Сейчас напьется до помрачения рассудка, если его не остановить.