Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1 - Страница 2
Так, например, в XX в. историков волновали процессы развития интернационализма и объединения — в противовес национализму и нацизму, исторической разобщенности государств и народов, сделавшей возможной Вторую мировую войну. Необходимость объединения, интеграционные тенденции ученые обосновывали не только примерами из новейшей истории, но и опытом Римской и Священной Римской Империи, империи Габсбургов, Британской и Российской империй. Наука обогатилась множеством трудов по истории империй, исследований, характеризующих историю различных международных организаций и интеграционных проектов. Больше всего таких исследований появилось в последней трети XX в., они были посвящены различным этапам и моделям объединения Европы.
Видный советский и российский историк А. Я. Гуревич справедливо утверждал, что «историческое познание есть не что иное, как пытливое, настойчивое и неустанное вопрошание современностью прошлого, т. е. постановка вопросов, волнующих нас, ныне живущих людей».
С 1970‑х годов начало стремительно меняться настоящее — и вместе с ним видоизменились взгляды на прошлое. Изменения геополитического расклада сил в конце XX в., структурные общественно–политические трансформации, усложнившаяся общественная ситуация привели к тому, что на рубеже XX-XXI вв. политики измеряют время собственными предвыборными кампаниями, бизнесмены — краткосрочными бизнес–программами, позволяющими принести быструю прибыль, деятели культуры — размерами финансирования собственных проектов, аспиранты и молодые ученые — возможностями рынка труда.
Соответственно и историческая наука почти перестала заниматься большими историческими периодами. Историки стали скептически относиться к обобщающим теориям, к поиску закономерностей в объяснении и познании истории человечества. На смену «социологизирующей истории» и «большим нарративам» пришли иные взгляды на роль и место культурных и социальных практик, частной и повседневной жизни, природных факторов и их воздействия на социум.
В центре концепции короткого прошлого и тесно связанной с нею микроистории оказался частный человек во всем многообразии его мировоззренческих установок, личных и социальных связей, в его повседневной жизни. Предметом исследований стали представления людей разных эпох о жизни и смерти, доверии и предательстве, о социальных ролях мужчины и женщины в различных сообществах, о восприятии тела и телесности, о голоде и эпидемиях в истории.
Питательной средой для разочарования в «долгой истории» во многом послужило возрождение национализма. Создавалось впечатление, что национализм — общественная реакция на попытки объединить мир и сделать его глобальным. На протяжении многих веков доминирующей политико–институциональной формой существования государств и обществ были империи. С одной стороны, они соединяли страны и народы, а с другой — способствовали их отчуждению друг от друга. В истории и памяти миллионов остались угнетение и порабощение, которыми сопровождался колониализм. Но в то же время метрополии несли в колонии и имперские окраины передовую технологию, достижения в сфере культуры и образования. Эти факторы, привязывая имперскую периферию к метрополиям, в то же время способствовали формированию в зависимых обществах национального самосознания и национальной идентичности. Тем самым подтачивались основы колониальной системы.
XX век практически начался с крушения империй, что явилось очевидным следствием национально–освободительной борьбы и прямым результатом Первой мировой войны. В ее итоге распались Австро–Венгерская и Османская империи; революция 1917 г. знаменовала крах Российской империи.
По итогам Версальского мира на мировой карте появились новые государства: Чехословакия, Польша, Финляндия, страны Балтии, Югославия. Это было явным торжеством национального над интернациональным. Но вскоре заявила о себе и его оборотная, темная сторона. В 1920-1930‑х годах семена реваншистского национализма взрастили германский национализм, приведший к самым страшным и трагическим событиям XX в.
Феномен национализма стал одной из самых примечательных черт XX в. Уже сразу же после Первой мировой войны появились концепции национального самоопределения, национальной идентичности, которые вошли в уставы международных организаций.
В конце XX в. агрессивный национализм стал источником локальных и региональных конфликтов, превратился в серьезную опасность для всего мира. Национализм противостоит глобализации — такова историческая дихотомия.
В начале XXI в. многие представители исторической науки пришли к выводу, что микроистория не способна самостоятельно ответить на вопрос о смысле исторического процесса. В свое время она позволила уточнить и дополнить выводы, полученные в ходе изучения «больших длительностей». Но в итоге масштаб событий и тенденций, о которых рассуждали и рассуждают историки, значительно изменился, стал более узким. Казалось, прежняя социальная история утратила свой потенциал, а само историческое познание стало уделом профессионалов и узкоспециализированной областью гуманитарных наук.
Однако глобальные вызовы, вставшие перед всем человечеством, побуждают вновь вернуться к широкому взгляду на историю. Броделевская концепция «longue duree» снова оказалась востребованной, однако ее методология подверглась серьезному переосмыслению и пересмотру. Прежде всего методологические инновации последних десятилетий были направлены на восстановление роли человеческой субъектности в историческом процессе и критику структуралистской социальной истории. Сегодня по–новому понимаемая «долгая история» может обрести статус магистрального пути развития исторической науки; ее методы, аналитический язык вызывают наибольший интерес среди профессиональных исследователей.
Разницу подходов к решению поставленных историей вопросов демонстрирует, в частности, развернувшаяся в науке дискуссия об экономическом неравенстве. С точки зрения концепции «longue duree» конца XX в. неравенство не может исчезнуть, поскольку оно соприродно человеку. Сторонники идеи «короткого прошлого» опровергли этот вывод, ссылаясь на пример экономического положения США в период от Великой депрессии до 1960‑х годов. Рост благосостояния в этот период был истолкован как предпосылка к тому, что по мере развития капитализма неравенство будет уменьшаться. Однако сравнительный анализ данных о неравенстве в мире за последние два столетия (достаточный временной отрезок для применения методов работы с историей большой длительности) показал, что ситуация в США была исключением из правил, а в целом развитие капитализма ведет не к сокращению, а, напротив того, к увеличению разрыва между богатыми и бедными.
Глобальная история воскресает сегодня на новом уровне: она вбирает в себя достижения исторической науки последних десятилетий. Размышлять о долгих исторических периодах невозможно без учета того, что сделано микроисторией, без использования достижений регионоведения, религиоведения, экономической истории, культурологии и т. п. Задача сегодняшней науки — сочетать изучение особенного и уникального с умением находить общие закономерности развития государств и обществ.
Современные концепции глобальной истории, методы транснациональной истории — построенные на компьютерных исследованиях больших массивов данных — выводят ученых за пределы национальных историй, задают вопросы об общих путях развития человечества. Кроме того, концепция «longue duree» сегодняшнего дня позволяет преодолеть европоцентризм, подразумевающий под всеобщей историей прежде всего историю Европы. Сегодня многие десятки стран Азии и особенно Африки стали полноправными объектами исторического исследования. Историки этих стран — так же, как и их европейские коллеги — ищут сейчас свою национальную историю и идентичность, органически вписывающуюся в общий процесс мировой истории.
К истории постепенно возвращается ее общественная миссия: исследователям предстоит делать выводы относительно современных социальных институтов, оценивать соблюдение ими базовых прав и свобод человека. Историкам придется выполнять эту миссию в трудных условиях: престиж гуманитарных наук в обществе падает, сокращается финансирование фундаментальной исторической науки, уменьшается количество мест на гуманитарные специальности в университетах.