МИР ТЕСЕН - Страница 14

…Дева молодая

Прочла молитву до конца — и вот,

Шелка и драгоценности бросая,

Она почти нагою предстает…

и, покраснев от смущения, прочел, как Порфиро раскладывает перед спящей изысканные яства, как пытается разбудить ее звуками лютни, как касается ее закрытых век, как сверкает она очами, увидев наяву свой сон, как обращает к нему испуганные речи — и тут Перс дошел до кульминационной строфы:

Такою речью сладостной

Порфиро Был зачарован и воспламенен.

Как яркая звезда среди эфира

Сверкнет, спеша войти на небосклон,

Как в аромат, что розой порожден,

Вплетет фиалку нежная природа, —

Так он вошел в ее прекрасный сон.

Хорошо было Моррису Цаппу говорить о невозможности истолкования художественного текста! Персу МакГарриглу сейчас надо было знать точно, имел ли в нем место акт соития или нет — вопрос тем более для него трудный, что никакого личного опыта у него на этот счет не было. В целом он склонялся к тому, что ответ положительный: решающим аргументом послужило дальнейшее обращение Порфиро к Маделин как к невесте.

Этот вывод, впрочем, подвел Перса к другой дилемме. Возможно, Анжелика и предлагает ему стать ее любовником, но едва ли собирается объявлять себя его невестой — по крайней мере, в ближайшем будущем, так что следовало позаботиться о непредвиденных последствиях, как бы пошло и омерзительно это ни звучало. Возможно, эта мысль и вовсе не пришла бы

Персу в голову, если бы не только что услышанная история кузины Бернадетты и суровый комментарий Морриса Цаппа: «Когда я слышу, как легко такие барышни в наши дни попадают в беду, я просто свирепею». С тяжелым сердцем и мрачной физиономией Перс отправился на поиски аптеки.

Идти пришлось обходным путем, чтобы не попасться на глаза участникам конференции. В конце концов, изрядно проплутав, он оказался в центре города, в лабиринте грязных и зловонных подземных переходов, переулков и проулков, по которым сновали местные обитатели, ныряя и выныривая по обе стороны бетонной автострады, сотрясавшейся от тяжелых грузовиков. По дороге Персу то и дело попадались аптеки, но в одних было слишком много народу, а в других слишком мало. Наконец, разозлившись на собственную трусость, он выбрал одну наугад и решительно вошел.

В аптеке было безлюдно, и Перс стал шарить глазами по полкам в поисках нужного предмета, чтобы просто указать на него аптекарю. Ничего не обнаружив, он к своему ужасу увидел появившуюся из-за полок молодую продавщицу в белом халате.

— Слушаю вас, — безучастно сказала она.

От смущения у Перса перехватило дыхание. Он был готов броситься вон, но ноги у него словно приросли к полу.

— Чем могу помочь? — спросила продавщица, теряя терпение.

Перс уставился на носки своих ботинок.

— Я бы… мне бы… будьте добры, есть ли у вас «Дьюрекс»? — пробормотал он, с трудов выдавив из себя слова.

— Маленький — средний — большой? — холодно спросила продавщица.

Такого поворота событий Перс не предусмотрел: — Я думал, они все одного размера, — хрипло прошептал он. — Не-а. Маленький — средний — большой, — скучающим тоном повторила продавщица, разглядывая свой маникюр. — Ну, тогда средний, — сказал Перс.

Девушка исчезла и моментально появилась с упакованной в бумажный пакет подозрительно большой коробкой, за которую

потребовала семьдесят пять пенсов. Перс выхватил пакет — он оказался на удивление тяжелым, — сунул ей в руку фунтовую банкноту и бежал из аптеки, не дожидаясь сдачи.

В темном и шумном подземном переходе, изрисованном футбольной символикой и смердящем луком и мочой, он остановился под лампой рассмотреть покупку. Из пакета вылезла картонная коробка с изображенным на ней пухлым улыбающимся младенцем, перед которым стояла тарелка каши. На боку крупными буквами было напечатано название товара: «Фарекс».

Перс уныло поплелся в университет. У него не было ни малейшего желания вернуться в аптеку заменить покупку или зайти в другую и еще раз попытать счастья. В провале предприятия он усмотрел предначертание свыше, божественное осуждение его греховных намерений. На широком проспекте среди автомобильных салонов он приметил католическую церковь и помедлил перед плакатиком с надписью «Исповедь В любое время». Сам Бог посылал ему шанс раскаяться в грехе. Однако он решил, что не сможет с чистым сердцем, добровольно отказаться от свидания с Анжеликой. Он перешел через дорогу — внимательно глядя по сторонам, поскольку стал теперь Нераскаявшимся грешником, — и продолжил свой путь, дав Волю воображению и рисуя сладострастные картины с участием Анжелики, входящей в спальню, где он тайно поджидает ее, Анжелики, раздевающейся у него перед глазами, Анжелики в его объятьях. А что дальше? Будучи знакомым с половым актом лишь по художественной литературе, а потому имея смутное представление о его технической стороне, он стал бояться, что своей неопытностью загубит вожделенное мгновенье.

Еще один плакат, явное дело рук дьявола, привлек его внимание надписью, сделанной крупными черными буквами на огненно-красном фоне:

КИНОКЛУБ.

ФИЛЬМЫ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

ОТКРОВЕННЫЕ ЛЮБОВНЫЕ СЦЕНЫ

ПОКУПКА БИЛЕТА ГАРАНТИРУЕТ ЧЛЕНСТВО ПЕНСИОНЕРАМ — СКИДКИ

Не дожидаясь, пока в нем заговорит совесть, Перс проскочил в дверь и оказался в полутемном, устланном коврами фойе. Из-за прилавка ему приветливо помахал билетер:

— Хотите стать членом, сэр? Заполните анкету. С вас за всё три фунта.

Перс подписался именем Филиппа Лоу.

— Надо же, какое совпадение, сэр, — сказал билетер с тонкой улыбкой. — У нас уже есть в списках Филипп Лоу. Пожалуйста, проходите, дверь вон там.

Пройдя через обитую дверь, Перс шагнул в полную темноту. Он наткнулся на стену и пару секунд постоял, прижавшись к ней, пока глаза привыкли к отсутствию света. Откуда-то раздавались странные, будто исходившие от мучеников в аду, звуки — многократно усиленные динамиком тяжелые вздохи, охи, сдавленные крики, стоны и взвизги. Направляемый тускло светящимся указателем, Перс двинулся вперед, наткнулся на портьеру, обогнул угол и оказался в задних рядах небольшого зрительного зала. Звук стал еще громче, а вокруг стояла все та же кромешная тьма, в которой ничего не было видно за исключением мелькающего на экране изображения. Прошло несколько секунд, прежде чем до Перса дошло, что его взору предъявлен многократно увеличенный мужской член, ходуном ходивший в столь же многократно увеличенном женском влагалище. Кровь прихлынула Персу к голове и к другому органу его тела. Нагнувшись, он стал пробираться по уходящему вниз проходу, высматривая свободное место. Изображение на экране сдвинулось, крупный план сменился более широкой перспективой, из чего стало ясно, что обладательница влагалища держит во рту другой мужской член, а обладатель первого члена трудится языком в другом влагалище, чья обладательница засунула палец в чей-то задний проход, а обладатель последнего работает у нее во рту своим членом, и все это лихорадочно движется, будто поршни адского механизма. Это был далеко не Ките с его нежной фиалкой, вплетенной в аромат розы… «Да сядь ты наконец!» — прошипел во тьме чей-то голос. Перс попытался нащупать сиденье, но схватил кого-то за плечо, с которого его руку с крепким словцом стряхнули. Тем временем охи и вздохи нарастали громче и громче, поршни сновали быстрее и быстрее, и Перс со стыдом почувствовал, что у него излилось семя. Со лба его градом катился пот, застилая глаза. На мгновенье ему почудилось, что между двумя массивными волосатыми ляжками мелькнуло лицо Анжелики: развернувшись, он ринулся прочь из зала, как из преисподней.

Вылетев пулей в фойе, Перс поймал на себе удивленный взгляд билетера.

— Слабовато для вас? — спросил он. — К сожалению, деньги мы не возвращаем. Приходите на следующей неделе, мы ожидаем из Дании кое-что покруче.