Мир Сатаны - Страница 116
— Это обычный и, пожалуй, номинальный осмотр, — сказал он. — Инженеры уже все проверили. Как врач я должен удостовериться, что здесь все гигиенично и приятно, но такой проблемы никогда не было.
— Для чего это? — осведомился Толтека.
— А вы не знаете? Ну как же — заботиться о младенцах, о тех, кто слишком мал, чтобы идти с нами в Священный Город. Бьюрд как раз в том возрасте, когда мы уже можем взять его с собой. В больничном крыле этого здания есть роботы, которые присматривают за больными и престарелыми во время Бейля, но это не под моим руководством. — Даид щелкнул пальцами. — Что же, во имя Хаоса, я собирался вам рассказать? Ах, да. На случай, если вас еще не предупредили. Во время Бейля все это здание заперто. Автоматические ударные лучи бьют по всему — или по всем — что подходит на десять метров. Любой движущийся предмет, которому удается пройти к внешней стене, уничтожается пламенем. Не подходите сюда!
Толтека стоял тихо, ибо последние слова были тревожно резкими.
Наконец он решился.
— А это не чересчур?
— Бейль длится около трех гвидионских дней и ночей, — сказал Даид. Уставившись на вольер, он бросал фразы через плечо. — Это больше, чем десять стандартных дней. Плюс время, необходимое для того, чтобы дойти до Священного Города и обратно. Мы не рискуем.
— Но чего вы боитесь? Что может произойти?
Не очень твердо, но поддерживаемый пока своей собственной эйфорией, так что он мог еще говорить, Даид сказал:
— Нередки случаи, когда некоторые из тех, кто отправляется в Священный Город, не возвращаются. По возвращению остальные иногда обнаруживают, что несмотря на запоры и ставни в городе были разрушения. Поэтому мы помещаем наши важные машины и наших беспомощных членов сюда, с механическими смотрителями, в такое место, куда ничто не может проникнуть, пока часовые запоры не отпираются автоматически.
— Примерно так я и думал, — выдохнул Толтека. — Но у вас есть какие-то соображения о причине этого несчастья?
— Мы не уверены. Часто обвиняют горных обезьян. Но опыт, о котором вы мне рассказали… Предположительно, я не знаю — предположительно, мы не единственная разумная раса на Гвидионе. Может здесь есть настоящие аборигены, такие чуждые, что мы не смогли распознать следов их культуры. Различные легенды о существах, живущих под землей или скрывающихся в дремучих лесах, может и имеют какие-то основания. Я не знаю. И не вижу ничего хорошего в теоретизировании без каких-либо данных.
— А вы или ваши предки никогда не пытались получить какие-то записи.
— Да, много раз. Все время устанавливали камеры и другие средства. Но их всегда обходили или обнаруживали и разбивали.
Даид внезапно замолчал и закончил осмотр в молчании. Движения его были немного резкими.
Они уже выходили из крепости, когда Толтека неуверенно предположил:
— Может мы, с корабля, сможем наблюдать за тем, что происходит, пока вас нет.
Даид уже снова успокоился.
— Пожалуйста, пробуйте, — сказал он, — но я сомневаюсь, что у вас что-то получится. Понимаете, я не думаю, что кто-то войдет в город. Ничего такого нет уже многие годы. Даже в моем собственном детстве набег на оставленное население был редкостью. Вы не должны думать, что для нас это главная проблема. В далеком прошлом было хуже, сейчас же это так незначительно, что даже нет большого стимула изучать эту проблему.
Толтека не считал, что у него не было мотивов исследовать возможность существования коренной расы на Гвидионе. Но он не хотел больше беспокоить своего хозяина. Они шли дальше, и он прикурил. Улицы были теперь почти пусты, только Даид и он. И тем не менее солнце заливало их светом. Это усиливало ощущение сверхъестественности.
— В общем, я боюсь, что у вас будет скучное ожидание, — проговорил старик. Теперь, когда вопросы намериканца оставались все дальше в прошлом, он все больше становился самим собой.
— Ничего нет, все закрыто на всей населенной планете. Может вы бы хотели слетать в южное полушарие и провести там какое-нибудь исследование.
— Думаю, мы просто останемся на месте и свяжем свои данные, — сказал Толтека. — У нас их много. Когда вы вернетесь…
— Мы еще несколько дней будем ни к чему не годны, — предупредил его Даид. — Смертная плоть, это нелегко — быть Богом.
Они дошли до его дома. У дверей он смущенно остановился. — Следовало бы пригласить вас r дом, но…
— Я понимаю. Семейный обряд. — Толтека улыбнулся. — Я пройдусь до парка, в конец города. Вы будете там проходить, и я помахаю вам на прощание.
— Спасибо, даль-друг.
Дверь закрылась. Постояв немного, глубоко затягиваясь, он каблуком затоптал окурок и зашагал между наглухо закрытыми стенами.
Глава 10
Парк пестрел от цветов. Несколько членов экспедиции гуляли под тенистыми деревьями, также ожидая выхода. Толтека увидел Ворона и сжал губы. «Из себя не выйду». Он подошел и поздоровался.
Ворон ответил с лохланнской формальностью. Для этого случая наемник оделся по-парадному: блуза, брюки, сапоги из тисненой кожи, расшитая куртка. Он стоял прямо, рядом с высоким — ростом с него самого — кустом бейльцвета. Его почки распустились буйством алых цветов. Они пахли почти, но не совсем, как их горные родственники: травами, летними лугами и чем-то еще, едва уловимым, проносящимся почти за пределами памяти. Сиамский кот Зио свернулся на руках у Ворона, одной рукой тот гладил зверя, получая в ответ урчание.
Толтека повторил предупреждение Даида о крепости. Ворон кивнул темной головой.
— Я знаю это. На их месте я сделал бы то же самое.
— Да, ты бы сделал, — ответил Толтека. Он вспомнил о своем решении и беспристрастно добавил. — Хотя такая сверхразрушительность, кажется, нехарактерна для гвидионцев.
— Это нехарактерный сезон. Раз в пять стандартных лет, в течение около десяти стандартных дней с ними что-то происходит. Мне было бы легче, если бы я знал, что.
— Я думаю… — Толтека помедлил. Он вовсе не хотел говорить это в слух. Но наконец, — Какая-то дионистическая религия.
— Не могу поверить, — сказал Ворон. — Эти люди знают о фотосинтезе. Они не верят, что магические демонстрации делают землю плодородной.
— И все же эти церемонии они могут совершать по какой-нибудь исторической, психологической причине или… — Толтека поморщился, представив как Эльфави, пьяная, задыхается в руках то одного, то другого. Однако, не скажет он — скажет кто-то другой, и в конце-концов он уже достаточно зрел, настаивал он, чтобы принимать человека с точки зрения его собственной культуры. — Оригинальной.
— Нет, — возразил Ворон. — Их культура не более дионистическая, чем твоя или моя. Ни в какое время года. Просто поставь себя на их место и ты поймешь. Этот холодный, рассудительный, юмористический склад ума никак не смог бы серьезно воспринимать такую свалку. Кто-нибудь обязательно бы начал смеяться и испортил бы все впечатление.
Толтека взглянул на Ворона с неожиданной теплотой.
— Думаю, ты прав. Я безусловно хочу в это верить. Но тогда что же они делают?
И через минуту.
— Нас некоторым образом пригласили присоединиться к ним, ты понимаешь. Так что мы могли бы просто пойти и посмотреть.
— Нет. Лучше не надо. Если ты вспомнишь, в какую форму было облечено это полуприглашение, здесь, безусловно, речь шла о наших ощущениях — присоединиться к духу празднества, что бы это ни значило. Думаю, мы не сможем притворяться. А отвлекать их, смущать их в такое время — я все больше прихожу к тому, что это стержень всей их культуры — этим мы можем потерять их доброе расположение.
— М-м, да, возможно… Погоди! Может мы сможем присоединиться. Я имею в виду, если речь идет о каком-нибудь наркотике. Вероятно, какой-нибудь галлюциноген наподобие мескалина, хотя также может быть и что-нибудь в роде лизергиновой кислоты. Во всяком случае, не может ли Бейль основываться на этом? Знаешь, многие общества, некоторые из них с довольно научными представлениями, полагают, что их священный наркотик открывает истины, иного доступа к которым нет.