Мир ротмистра Тоота - Страница 42

Не заставляя упрашивать, упырь поднялся с места и потрусил к одному из коридоров. Он остановился у приоткрытого распределительного щитка, мордой распахнул металлическую дверцу, поднял лапу…

— Не трогай! — закричал Аттайр. — Убьет!

Не послушав его, Дрым толкнул панель с автоматами, предохранителями, проводами, и та легко повернулась, открывая очередной ход. И снова был коридор и длинная лестница, идущая вверх. На одной из ступеней Тоот почувствовал, что металлическая плита словно немного просела под ногой. Еще десяток шагов вверх, раздалось тихое шипение, и словно занавес, открывающий ярко освещенную сцену в начале спектакля, глухая стена начала, поворачиваясь, отходить в сторону, представляя взору Аттайра огромное полотно, на котором храбрый предок отражал натиск коварных врагов, штурмующих Беллу.

— Это же музей профессора Кона! Мы дома!

Чеглок ненавидел все, что имело отношение к Островной империи. Ненавидел глухо, не подавая виду. Скрывать чувства он научился сызмальства. Еще тогда, когда впервые осознал, что не такой, как все. Иссиня-черные блестящие волосы, темно-карие глаза, загар, будто въевшийся в кожу. Все это отличало Чеглока от всех прочих детишек рыбацкого селения. Впрочем, тогда он еще звался Шун Гиирт или чумазый Шун, как дразнили сверстники. И хорошо еще, если только дразнили. Оплеух и тумаков в детские и отроческие годы ему пришлось испытать столько, что с лихвой хватило бы и на пятерых.

Впрочем, сейчас, вспоминая прошедшее, Шун Гиирт невольно благодарил обозленных соседей, всех тех, кто плевал ему вслед, сопровождая это выразительное действие не менее выразительным словечком «ублюдок». В юношеские годы он уже мог постоять за себя. Шун рос быстрым и бесстрашным, зная, что терять ему нечего. Никто не придет на помощь, никто не пожалеет. Но еще лучше, чем драться, Шун умел прятаться, хитрить, сохранять невозмутимое выражение лица в самых мерзких ситуациях.

Но, что самое отвратительное, Шун понимал обидчиков. Он и впрямь был не таким, самым настоящим ублюдком. Больше всего в жизни Гиирт мечтал, что когда-нибудь всплывет белая субмарина, и, как тогда, много лет назад, еще до его рождения, сойдут на землю такие же черноголовые матросы. И он встретит их, заманит показным радушием, а потом всем до единого, не спеша, обстоятельно, перережет глотки. За первые девятнадцать лет своей жизни, за мать, которая жила впроголодь, питаясь объедками со стола родни, — никто не брал его на работу, даже самую грязную, за то, что слишком похож на мерзкую тварь — островитянина.

Само по себе несчастье, случившееся с его матерью, в прибрежных селениях было делом, увы, обычным. Сошедшие на берег головорезы-имперцы насиловали всех женщин, подвернувшихся им под руку, и результат насилия тоже сказывался часто. Что попишешь — дело житейское. Но тех ненормальных, которые не пожелали избавиться от плода или, родив, не выкинули его в море, повсеместно считали зачумленными, неприкасаемыми.

В девятнадцать лет Шуна Гиирта призвали в армию. Там всем было плохо. Но зато никому не было дела до цвета его волос и глаз. А вот умение прятаться, буквально сливаясь с камнями, часами сидеть, затаившись, и атаковать стремительно и хладнокровно, не оставляя врагу ни малейшей надежды, пришлось очень кстати. Вот тогда-то гвардейский сержант Гиирт впервые попался на глаза Страннику. Его перевели в специальную группу, где обучали не только владению любым оружием, вождению автомобиля, рукопашному бою и языкам вероятного противника, но и пользованию диковинными спецсредствами, о существовании которых штаб-сержант Гиирт прежде и представления не имел Тогда-то он и получил оперативный позывной «Чеглок»: в конторе никогда не пользовались именами.

Окончание Великой гражданской войны, казалось, развеяло честолюбивые мечты Гиирта — распоряжение Странника звучало неутешительно: натурализоваться в Белле, поступить матросом на одну из рыболовецких шхун и ждать дальнейших распоряжений. Но обсуждать приказы он не привык.

Два года день за днем он выходил в море, отслеживая по возможности движение субмарин, пока однажды одна из них не всплыла совсем рядом, и абордажная команда, не дав рыбакам опомниться, пошла на штурм. Боя, по сути, не было. Загрузив на борт улов, головорезы, ухмыляясь и весело комментируя каждый выстрел, перебили всю команду. Кроме Шуна. Уж больно он был похож на своего. Его доставили на подводную лодку, где некий офицер предложил жизнь и, более того, щедрую награду в обмен на сотрудничество. Шун Гиирт, или, как его назвали в вербовочном документе, Чанча — «рыбешка» — с радостью дал согласие работать на разведку Островной империи. «О да, конечно, ему есть за что отомстить соплеменникам…»

Спустя пару часов его в синяках и ссадинах, но живого, взяла на борт другая шхуна. Через некоторое время Шун Гиирт уже выходил в море на собственном утлом суденышке, передавая островитянам тщательно отфильтрованную Странником дезинформацию. С момента приезда в Беллу Питона, так по спискам Отдела Активного Действия контрразведки значился полковник Тоот, к прежним задачам прибавилась новая: наблюдать за младшим братом командующего как можно более плотно. И вот теперь новое задание с пометкой «срочно»: Вуд Марг.

Часовые у крыльца ратуши посторонились с делано равнодушным видом. Без документов им было понятно, что этот черноголовый в строгом костюме с надменным, чуть брезгливым выражением лица — немалая шишка, А документы — к чему они охране, там все равно не разбери, что написано. Не встречая преград, Чеглок дошел до кабинета мэра и, миновав секретаря, толкнул дверь.

— Аривас, — поздоровался Вуд Марг, увидев на пороге типичного островитянина.

— Правильнее говорить аривазс, — уточнил Шун Гиирт. — Я вас приветствую, ваша светлость.

— И я вас, — герцог настороженно смерил взглядом гостя, — с кем имею честь?

— Не буду темнить. Я Чанча, сотрудник островной разведки. Как вы понимаете, мое руководство заинтересовано в максимально теплых и, конечно, искренних отношениях с администрацией Беллы. Это позволит нам всем избежать недопонимания, а также избежать нежелательных моментов. — Шун Гиирт сделал неопределенный жест рукой, точно отгоняя назойливую муху. — Думаю, не стоит объяснять?

— Недопонимание, — в голосе Вуда Марга слышалась досада. — Кстати, вы прекрасно говорите на нашем языке.

— А также на хонтийском и немного на языке горцев, — продолжил Чеглок. — Если вы не возражаете, если у вас нет иных кандидатур… которые устроили бы нас, — после некоторой паузы добавил человек в щегольском костюме, — я бы мог работать у вас переводчиком.

Вуд Марг рассматривал гостя, молча сжимая и разжимая кулаки.

— Нет, конечно, если вы возражаете… — Шун Гиирт пустился в откровенный блеф.

— Не возражаю, — герцог Белларин растянул губы в улыбке.

— Вот и замечательно. Тогда я хотел бы уточнить сегодняшнее расписание.

— Да, конечно. — Вуд Марг поднялся из-за стола и, скрестив на груди руки, подошел к новому сотруднику. — Вечером в Беллу должны прибыть два захваченных моими людьми передвижных излучателя. Я хочу подарить этот трофей лично его высокопревосходительству циклон-адмиралу Лао-то Нису.

— Хорошо, — переводчик достал автоматическое стило, щелкнул клавишей и начал делать записи в блокноте. — Что-нибудь еще?

— Пока нет.

Сотрудник островной разведки поглядел на герцога долгим испытующим взглядом.

— Быть может, вы хотите, — медленно проговорил он, — представить его высокопревосходительству высший командный состав вашей армии, как это принято между союзниками?

«Проклятье, — глядя на черноголового, думал Вуд Марг, — похоже, он знает куда больше, чем должен бы. Каким-то образом информация о назначенном на вечер совещании генералитета уже просочилась в островную разведку. И двух часов не прошло. Интересно, проболтался кто-то из тех, кто отправился в форты за их превосходительствами, или же островитянам все же удалось перехватить мой разговор со старшим Тоотом? Нет, не должны бы. Я говорил не более пятнадцати секунд. За такое время засечь не могли. Это радиопереговоры они слушают от и до, а с телефоном — это вряд ли… Что ж. Отрицать очевидное бывает не только глупо, но и опасно».