Мир приключений 1986 г. - Страница 23

Закончив рассказ, батюшка просяще добавил:

— Вы уж посодействуйте. Я не только о нашей казне пекусь. Вы уж сами знаете: два раза в фонд обороны деньги сдавали…

Дубинин пообещал, что выставит к вечеру на дороге наряд, и предупредил попа, чтоб тот никому об этом не говорил.

— Да благословит вас… — начал было поп, но, спохватившись, протянул на прощание руку.

…Церковь парадно возвышалась на бугре приблизительно в километре от города. А чуть ближе находились развалины старой часовенки, окруженные зарослями сирени и полусгнившими корявыми вязами. Здесь Дубинин обнаружил ведущие в темноту мшистые ступени. Спустившись, он попал в небольшой сырой подвал. Продолговатое, как бойница, решетчатое окно тускло освещало давно заброшенное помещение. Пахло нечистотами и гнилью. Капитан выбрался наружу, посидел на могильном камне, что–то обдумывая, и побрел обратно…

Зазывно звенели колокола. К храму еще засветло потянулась цепочка старушек, стариков… Не прекратился поток и к вечеру, только теперь к церкви шли ходко и группами. Отставшие резво нагоняли своих и, робея перед опасными сумерками, теснились друг к другу. Но вот стемнело совсем, и фигуры почти не различались.

Никишов смотрел на все это из дремучих зарослей бузины и ругался про себя: «И чего это затеял капитан охранять боговеров!» Ему было обидно еще и потому, что пришлось за свою жизнь много натерпеться от поповского сословия: отец у дьякона батраком работал. Вот и стал сержант ярым борцом против религии. С приходом Советской власти не одну преподобную контру в рясе довелось водить ему под конвоем.

— А ну подожди, бабуся, — услышал он вдруг совсем рядом чей–то сипатый голосок.

Прильнув к земле, Никишов увидел, как две темные фигуры сграбастали какую–то старуху и повели к разрушенной часовне.

Весь антирелигиозный гуд сержанта сняло как рукой. Хотелось выскочить и тут же накрыть голубчиков, но капитан настрого приказал не обнаруживать себя ни в коем случае, отзываться только лишь на команду или спешить на место, где возникнет стрельба. Никишов стал ждать.

Два парня ловко спровадили бабку в подземелье часовни. Бабуся, видимо, онемела от страха и только крепко прижимала к груди руки. Один из грабителей присел у двери, а другой просипатил:

— Ты, старая, не дрожи, мы тебе ничего не сделаем. Гони монету, век за тебя молиться будем. — Сипатый хохотнул, довольный своей шуткой.

Бабка неожиданно вытянула вперед руку, и из рукава высунулся вороненый ствол. Из–под надвинутого до бровей платка смотрели злые, решительные глаза.

— Вперед! — скомандовала «старуха» мужским голосом. Это был Дубинин.

Ошеломленные грабители послушно двинулись вверх по лестнице.

Дубинин негромко окликнул Никишова. Тот сначала тоже растерялся, увидев старуху, говорящую басом, но затем быстро смекнул, в чем дело, и быстренько связал грабителям руки.

Как выяснилось на допросе, пойманные к банде не имеют никакого отношения.

На допросах упорно твердили одно и то же:

— Бес попутал… Ради бога!..

Дальнейшая их судьба известна — время военное.

Получив задание, Валька с друзьями вот уже третий вечер шныряли по городу, искали бандитов по приметам. Валька на приметы мало надеялся — столько всяких людей бывает похожих! Он больше полагался на свою память: закроешь глаза — и встает перед ним та бомбежка на станции и тот мужчина, что ударил пожилого дядьку: горбоносый, толстые губы, жилистая шея… Воровская кличка — Хрящ, как сказал Дубинин.

Около вокзала они остановились, и Юрка тихо сказал:

— Сегодня разделяться не будем. Прочесывать надо втроем. Ясно? Каждому надо искать не одного, а сразу трех. Шансы в девять раз возрастут!

— Но Дубинин сказал… — начал Пашка.

— Чего Дубинин! — возмутился Тихонов. — Если у меня — память! Как хотите, а я могу и ваших выследить. К тому же, — понизив голос, добавил он, — если втроем на одного наткнемся, его и захватить можно. Внезапно обезоружить и связать. А он за собой всю цепочку потянет.

— Посмотрим…

— Я и говорю: смотря по обстоятельствам. Вальк, а ты как считаешь?

— Дурак ты — вот как я считаю. И трепач.

— Я?.. — Юрка вдруг замер. — ОН!

— Кто? — удивленно спросил Пашка.

— Кличка Тумба, кто ж еще… — прошептал Юрка, уставившись на бородатого человека, вышедшего из зала ожидания.

— А борода? — усомнился Валька.

— Отрастил, чтоб не узнали. Осторожный. Видишь, нервничает?

Бородатый вертел головой из стороны в сторону.

— Похож. Низкий лоб в морщинах. Курносый. Острый подбородок.

— Где подбородок–то? — вскипел Валька.

— Я ж сказал: бородой скрыл, чтоб не узнали.

— А откуда знаешь, что острый?

— Сбреют — разглядишь.

— Вроде он, — поддержал Пашка. — Очень подозрительный тип.

Бородатый перешел на другую сторону улицы и пристроился к очереди в газетный киоск. Ребята проследовали за ним и стали поодаль.

— Поближе надо, — прошипел Тихонов. — Махнет через ограду — ищи–свищи!

Чувствуя внезапную слабость в ногах, они подошли и встали за бородатым.

Тот вдруг злобно покосился на них, плотнее зажал сумку под мышкой и повертел здоровенным кулаком перед самым Пашкиным носом.

— Вы что? — пролепетал тот, попятившись.

Юрка перемахнул через забор, а Валька нырнул за ларек, в котором когда–то торговали газировкой. Их бегство придало бородатому решительность.

— Ишь какие! — закричал он так пронзительно, что все стали оборачиваться. — Карманники!

— Чего он привязался? — заныл Пашка.

— Да выдай ему по шее, — пропел чей–то тенорок.

Какая–то бойкая баба мгновенно огрела Павла кошелкой по голове.

— Вы чего деретесь! — плаксиво вскричал он и бросился прочь, затесавшись в рыночную толпу у вокзала.

Бородатый громко, на всю площадь, жаловался окружающим:

— Гляжу, за мной шныряют! Трое!

У ворот толкучки Пашка столкнулся с Чумицием.

— Эх, вы! Культурно надо работать! Интеллигузия… Не умеешь воровать — не берись! — презрительно заметил он и удалился.

— Разберись попробуй, — оправдывался потом «следопыт» Тихонов. — Может, они все бороды поотпускали…

— Ладно, — оборвал его Валька. — Нечего на рожон лезть и втроем шляться: сразу заметно.

Задание оказалось не таким простым, как они себе это представляли.

Дубинин бесцельно прошелся по рыночным рядам и остановился, чтобы перекурить. На нем была потертая шинель, как у многих, и старая гражданская шапка.

Прошло уже несколько дней после его назначения, но форму еще ему не выдали. Да и не нужна она ему была при его–то работе. Он смотрел на разношерстную, орущую на разные голоса толпу. «Вот взять бы сейчас да забрать разом. И проверить! До шута тут, наверно, всяких!..»

И, словно подчиняясь его мыслям, проходивший мимо незнакомый усач–милиционер проворно схватил за локоть какого–то остроносого барыгу.

— Ты чего? — дернулся тот.

— Идем, там узнаешь! — Милиционер сердито шевельнул усами.

— Обознался ты, — заулыбался остроносый.

Рядом с Дубининым зашушукались торговки:

— Николашка влип…

Дубинин подошел поближе.

— Чего тебе? — вскипел милиционер.

— Я ничего…

— А ну, стой! — Милиционер предостерегающе расстегнул кобуру. — Пошли, — приказал он Дубинину и остроносому. — Давай, давай!

Вот тебе н! Документы предъявить? Глупо: толпа собралась, зачем ему, чтоб его столько народу знало? Надо же — вся милиция начала прочесы, то и дело забирая подозрительных, а сейчас самого взяли! Неделю работает, откуда же всем милиционерам в лицо его знать, ну, вот хотя бы этому старшине из привокзального отделения — туда их ведет. Попался, называется!

Милиционер доставил их в дежурку, и Дубинин с остроносым субъектом оказались в плохо освещенном коридорчике.

— «Море плещет о берег скалистый», — запел кто–то совсем рядом в кабинете.