Мир приключений 1984 г. - Страница 20
Когда уже на рассвете вторая четверка — прибывшие были одеты в форму вооруженных сил Кубы — выбралась на топкий берег восточнее Караатаса, из зарослей кустарника донеслось властное приказание:
— Стой! Кто такие?
Черный как смоль, с кошачьими повадками крепыш сорвал с груди автомат, остальные повалились на мокрую землю, но Фауре, опережая выстрел, придержал автомат и крикнул:
— Солдат Фатуте, это свои! На пост!
— Слушаюсь, мой лейтенант! — Солдат козырнул и пошел прочь.
По стволу поваленного дерева он перебрался через чистое, не поросшее болотной растительностью место. Еще через миг он скрылся бы в мангровой чаще. Фауре взял из рук крепыша автомат и пустил очередь в спину солдата. Тот взмахнул руками, выронил винтовку и повалился лицом в вонючую жижу.
— Уходите скорее! Контакт со мной через Центр. Быстрее! — Фауре знал, что каждый агент имел свою рацию.
Крепыш получил свой автомат обратно из рук Павона и, пока остальные поднимались, направился туда, где упал солдат:
— Ты что? — спросил Павон. — Уходить надо!
— Прежде добить надо!
— Это дело мое! И так стрельбу открыли. Быстрее, пока живы! Здесь рядом еще пост. Уходите! Связь через Центр!
К крепышу присоединился было агент, у которого вместо оружия в руках поблескивал нож, но старшему группы передалось небезосновательное волнение Павона, и он крикнул:
— Выполнять приказ! Отходить!
Сцена с солдатом, разыгранная специально, чтобы на время прикрыть “окно”, удалась. Фауре был не только хорошим шахматистом, но и превосходно владел оружием самых разных систем. Ни одна из пуль пущенной им очереди не задела солдата.
Однако таким образом был создан предлог подольше задержать группу на острове. Преследовалась цель заставить ее членов действовать вне рамок заранее отработанного в деталях плана. В подобных ситуациях агенты разведслужб обычно вынуждены переходить на запасные варианты, вести себя по своему усмотрению, выявляя при этом методы, принятые (в данном случае) в ЦРУ, раскрывая убежища, приготовленные на случай длительного оседания, давая в руки контрразведывательных органов материал, по которому можно судить о наличии запасных “окон”.
Наблюдение первых же дней показало, что в группу входили два американца. Их интересовали сведения сугубо военного характера.
Один из янки сразу направился в порт Кабаньяс, где связался с мотористом, работавшим в запретной зоне порта. Радиосеансы этого разведчика были запеленгованы и записаны, но код, которым он пользовался, раскрыть не удалось. Не удалось и удержать его под контролем. Получив сведения от моториста, он как сквозь землю провалился. А неделю спустя после того, как янки исчез из поля зрения сотрудников оперативной группы, поблизости от островов Иннес-де-Сото, что напротив порта Ла-Эсперанса, засекли неизвестную подводную лодку. Скорее всего, она приходила за этим ловким разведчиком.
Второму янки устроили аварию. Автомашина, в которой он ехал с одним из действовавших на Кубе агентов, столкнулась с грузовиком и скатилась в кювет. Агент отделался легким ушибом, и его не стали задерживать, американца же, который сломал руку и от боли потерял сознание, доставили в больницу. Осмотр его вещей и документов заинтересовал полицию. Но после первого допроса разведчика обнаружили в палате мертвым. Он отравился ядом из капсулки, зашитой у него под кожей на левой руке.
Тем временем Рамиро, который на сей раз ожидал возвращения членов группы в доме старого рыбака, регулярно выходил на связь. Он сообщил, что солдата, в которого стрелял лейтенант, разыскали, и на этом оборвал передачу. Через неделю — Рамиро хорошо знал, как все эти дни нервничали в ЦРУ, — он объяснил, что возникли обстоятельства, которые мешали ему работать, и что найдены винтовка и обрывки одежды солдата, а труп его съеден крокодилами. Обстановка в районе напряженная. Лейтенанта Павона вызывали на доклад к начальнику — вначале в главный город провинции, а затем и в Гавану.
Два месяца наблюдения дали ценный материал, и, когда стало ясно, что дальнейшая слежка ничего нового не даст, Рамиро сообщил по радио о готовности вывести группу в море и без осложнений с этим справился.
Затем через “окно” Фауре Павона на Кубу отдельными партиями было заброшено еще девять человек, которые осели в Гаване и других городах.
Прошел почти год с того дня, когда Рамиро получил удар по голове рукояткой от руля. Органы безопасности Кубы собрали за это время обширный компрометирующий ЦРУ и организации кубинских контрреволюционеров материал. Назрела необходимость проводить операции по ликвидации вражеской агентуры. Но…
Но прежде следовало возвратить Рамиро Фернандеса на Кубу… В противном случае он, вне всякого сомнения, подвергался бы серьезному риску.
Между тем руководство ЦРУ, как нарочно, больше не использовало его по мелочам. Им не хотели зря рисковать. Так везде в один голос и отвечали ему: “Эль Гуахиро, вы ценный человек! Разве можно рисковать вами, часто ставить вашу жизнь на карту?”
На самом же деле Рамиро грозила опасность. Кому-то в аналитическом центре ЦРУ пришла в голову мысль: не является ли странным тот факт, что все задания, даваемые Эль Гуахиро — шахматисту в течение года, выполняются без сучка и без задоринки, в то время как усилия, направляемые по другим каналам, взять хотя бы “Белую розу”, “Альфу”, “Омегу”, Революционную хунту и другие антикастровские организации, терпят провал за провалом?
Отделу, к которому был приписан инструктор Сонни, не удалось отвести возникшее подозрение, и над Рамиро навис дамоклов меч.
Эль Гуахиро ни о чем не догадывался. Впервые он жил с сознанием, что кому-то нужен, с чувством, что исполняет долг — рискует собой ради родной Кубы. Как-то в одну из многочисленных ночных бесед с Педро Родригесом, в уютной квартирке, после работы на заводе, Рамиро спросил Педро, куда они ведут Кубу, к чему стремятся. И Эль Альфиль сказал: “Чтобы новый кубинец сознавал, что защита интересов родины есть его священный долг”.
Свободного времени у Рамиро было хоть отбавляй. Субботние и воскресные вечера он неизменно проводил с Мартой. Той очень хотелось снять небольшую меблированную квартиру или даже купить ее — их возможности позволяли сделать это — и жить вместе. Марта знала, что у Рамиро есть немалые средства, но не знала, как он их зарабатывает, и это сдерживало ее. Не могла она забыть и состоявшийся однажды разговор, когда на вырвавшиеся у нее слова — не создать ли им семью? — Рамиро ответил так сбивчиво, так уклончиво и неясно, что лишил ее всякой надежды.
В обычные дни недели Рамиро, неожиданно для самого себя, завел привычку сразу после обеда, а то и с утра отправляться в Бейфронт-Парк, в публичную городскую библиотеку. Там, в тиши просторных залов, он с жадностью принялся пополнять и систематизировать свои знания.
Теперь ему стало известно, что полуостров Флорида, в юго-восточной оконечности которого расположен Майами, открыл в 1513 году Хуан Понсе де Леон. Испанский завоеватель, увидев в марте месяце расцвеченную неисчислимым количеством красок землю, назвал ее Паскуа Флорида — Цветущая Пасха. А Майами — это записанное по-французски индейское слово “маумее” и означает оно “мама”.
“Да, для многих заблудших земляков — одни испугались, струсили, другие, как и я, рвались к райской жизни — этот благодатный уголок земли стал второй матерью, — подумал Рамиро, — но, как неблагодарные сыновья к матери… так и мои земляки. Майами на глазах хиреет. И янки!.. Не по нутру им наш темперамент, наш образ мыслей, наша жизнь. Потихоньку целыми семьями снимаются. Город становится негритянско-кубинским. Одна треть негров, одна треть — уже порядка четырехсот пятидесяти тысяч — кубинцев…”
Рамиро узнал также, что Хосе Марти, создававший в 1892 году среди эмигрантов, проживавших во Флориде, Кубинскую революционную партию, проездом бывал в Майами, тогда небольшом поселке, называвшемся Флаглер. Неуклюжая и уже немолодая библиотекарша, когда принесла заказанные им книги Марти, открыла страницу, на которой цитировались статьи Хосе Марти, опубликованные им в газете “Патрия”. Рамиро прочел: “Вряд ли разумно подталкивать Кубу к аннексии страной, где народ с каждым днем все более обескровливается внутренней борьбой и где с неумолимой силой возникают проблемы в тысячи раз более глубокие и сложные, чем те, что стоят сейчас перед народом Кубы”.