Мир приключений 1974 г. - Страница 161

Жажда, однако, оставалась пока неутоленной.

Борца возился, бывало, ночи напролет, взбадривая себя то соком трабо, то — изредка — чашечкой крепчайшего кофе, и непрерывно что-нибудь мурлыкал под нос.

Набор исполняемых песен был у Борцы особый: он признавал только песни собственного сочинения. Иногда — в крайнем случае — он к известному тексту придумывал свою мелодию.

Чужой музыки для Борцы не существовало.

Нельзя сказать, что сочиненные им мелодии отличались высокими достоинствами — во всяком случае, упомянутых достоинств не находили ни старые друзья Борцы, ни Зарика. Однако в том, что касается исполнения собственных песен. Борца был тверд как скала. Даже к «Балладе о вине», любимой поэтической вещи Федора Икарова, Борца умудрился придумать свою мелодию и частенько напевал, ковыряясь в развороченном чреве машины синтеза:

В отличие от музыки, его собственный стихотворный опус о звезде, которую «распирает лава идей», и о «немыслимом Фарадее», который ставит грандиозные космические опыты, браня своих подручных, был высоко оценен Зарикой. И Борца тут же, что называется, не сходя с места, положил это стихотворение на музыку.

И хотя Зарика демонстративно затыкала уши, едва Борца начинал исполнять свежеиспеченную песню, он не исключал и отнюдь не собирался исключать эту песню из своего «репертуара».

Не проходящее увлечение Борцы машиной синтеза доставляло ему немало хлопот и огорчений: аппарат не ладился, капризничал, не желал включаться. Борца, однако, не терял надежды. Характер у него был кремневый, под стать характеру Зарики.

С Зарикой они каждый день общались по биосвязи. Борца рассказывал о своей работе, о новых кораблях, возвратившихся па Землю, делился огорчениями, связанными с машиной синтеза, одиночеством и тоской. Зарика хвасталась научными успехами — они и впрямь были удивительны.

У Зарики выявился прирожденный талант биолога. Живая клетка была для нее открытой книгой.

Борца не раз порывался прилететь к Зарике на биостанцию, посетить Ласточкино гнездо, но девушка не разрешала этого:

— Понимаешь, у меня здесь налаживается работа. Кажется, начинает что-то получаться.

— Я тебе не помешаю. Поговорим немного, побродим у моря — и я улечу. Думаешь, от работы отвлеку?

— Не в том дело, Борца… — Биосвязь была еще несовершенной, голос Зарики дрожал и прерывался. — Я боюсь, что едва только увижу тебя в Ласточкином гнезде — и вся моя работа полетит вверх тормашками. — Где же мы встретимся?

— Где угодно.

— В таком случае предлагаю встретиться у меня, за городом. Организуем лыжную прогулку.

— Хорошо, — соглашалась Зарика.

Но Борца чувствовал, что мысли ее витают вдали от лыж, что Зарика продолжает размышлять о своих биологических экспериментах.

— Не откладывай.

— Мне необходимо завершить опыт. Если я его прерву, все погибнет. Придется начинать сначала.

— Сколько тебе для этого потребуется времени? — спрашивал Борца, предчувствуя худшее.

— Думаю, недельки полторы—две, — невинным тоном отвечала Зарика.

— Но ведь к тому времени наступит весна! — с отчаянием восклицал Борца. — Снег осядет, какие тогда лыжные прогулки, скажи, пожалуйста?

Но Зарика оставалась неумолимой: вне биостанции она себя не мыслила.

Каждодневные переговоры Борцы и Зарики всегда, таким образом, заходили в тупик. Кончался один эксперимент, тут же начинался другой — у Зарики всегда находился веский довод, чтобы отказаться от лыжной вылазки.

— Ты променяла меня на свои вирусы, — заявил ей однажды Борца.

— Ну миленький, ну подари мне еще денька три—четыре! — взмолилась Зарика.

— В последний раз?

Зарика рассмеялась:

— В предпоследний!

Снова и снова увлекаясь все больше и больше, она с восторгом рассказывала Борце о биостанции, о замечательных людях, которые там трудятся, о лаборатории, которую ей недавно выделили, но том, насколько перспективна и многообещающа ее новая работа. Зарика мечтала синтезировать универсальную вакцину, пригодную на случай неведомой болезни, могущей вдруг поразить человечество. На биостанции в этом отношении были богатые традиции: именно здесь изобрели противоядие, которое в сочетании с невесомостью спасло Борцу, Зарику и других…

— Не хочу, чтобы вновь мог повториться тот кошмар, — говорила Зарика Борце.

— Скоро ты получишь свое снадобье? — спрашивал Бориа. — А то снег растает, и мы так и не покатаемся вместе на лыжах.

— Снег еще не раз выпадет и растает… Да и не все гладко у меня.

— У того, кто изобретает, путь не устлан розами. По себе знаю, — утешал Борца.

— Не в розах дело, хотя по цветам ты, как известно, мастер. Трудностей много, — жаловалась Зарика. — Как головы дракона: срубишь одну — вырастает другая.

— Но Ласточкино гнездо поддерживает тебя? — этим традиционным вопросом всегда заканчивались их беседы.

— Поддерживает пока, — отвечала Зарика, и Борца по голосу чувствовал, что она улыбается.

Оба называли биостанцию, па которой трудилась Зарика, не иначе, как Ласточкино гнездо. Так повелось с той памятной ночи, когда Борца провожал Зарику к Чертову пальцу. Название привилось.

Однажды, когда день выдался особенно погожий, и солнце припекало совсем по-летнему, и сосульки на крышах и карнизах таяли, обдавая прохожих брызгами, Борца почувствовал, что больше ждать невозможно: он должен сейчас же, немедленно, услышать Зарику, должен увидеть ее — не по видео, а рядом. С трудом выбрав свободное местечко на скамейке городского сквера, по которому он проходил, Борца сел и постарался сосредоточиться, готовясь к разговору с Зарикой. Затем сунул руку в карман и, сжав в кулаке маленький шарик биосвязи, закрыл глаза. Перед его мысленным взором выплыло лицо Зарики.

— Ты не на работе? — изумилась Зарика.

— Уже освободился. И завтра у меня свободный день. И по этому поводу предлагается, чтобы научный сотрудник биостанции Зарика обратилась к своему профессору с просьбой…

— Знаешь, Борца, — перебила Зарика, — мне пришла счастливая идея: взять в работу сок трабо. Я все время чувствовала, что в нем есть необходимый для опыта ингредиент, но он ускользал… Да его и немного в каждом плоде — всего несколько молекул. Но теперь, кажется, я нащупала правильный путь. Необходимо…

— Необходимо нам с тобой встретиться, — перебил Борца.

— Может быть, на той неделе…

— Сейчас.

— Милый, невозможно, — горячо заговорила Зарика; ее слова одно за одним отдавались в мозгу Борцы. — Это вещество — я еще не придумала ему названия, потому что даже не уверена в его существовании, — ведет себя ужасно капризно. Да, да, представь себе, какая-то мистика. Сегодня оно появляется в плоде трабо, а завтра бесследно исчезает. Именно сегодня…

— Именно сегодня я хочу тебя видеть. А таинственные молекулы появятся и завтра, — сказал Борца.

Что-то в его тоне заставило Зарику заколебаться.

— Право, не знаю… — сказала она.

— Человек не машина. Он не может без отдыха.

— Скажите какое открытие!

— В общем, если мы немедленно не встретимся, я отправлюсь вслед за Бузивсом, — заявил Борца.

— Ты заболел? — встревожилась Зарика.

— И, боюсь, неизлечимо. Только один человек в мире может меня исцелить. Называется моя болезнь…

— Ладно, — неожиданно согласилась Зарика. — Ты упрям, как сорок тысяч роботов. Где встретимся?

— Вот это деловой разговор! — обрадовался Борца. — Лыжи я для тебя припас. Буду ждать тебя в Музее звездоплавания. Оттуда до моего загородного коттеджа рукой подать.

В музее в этот день было немного народу. Они побродили по дорожкам, посмотрели несколько новых экспонатов. Космодром недавно реконструировали, и ступать по его новеньким плитам было приятно. Повсюду, словно зубцы скал, возвышались острые носы устаревших ракет.