Мир приключений 1959 г. №5 - Страница 163

Пленники Панданго давно не испытывали такого наслаждения, — на острове им не разрешалось купаться.

Парни, отобранные Мануэлем в вооруженный отряд, после купанья тут же на берегу получили одежду, найденную в рундучках и каютах арестованных моряков, и оружие.

Обед был праздничный: на первое — суп с шушу[18] и картофелем. На второе — разогретая мясная тушенка с бобами; на третье — холодное консервированное пиво. От непривычной сытой еды многие опьянели и улеглись в тени скал вздремнуть.

Когда полуденная жара начала спадать, к маяку прибыли автофургоны, крытые брезентом.

Мануэль пошел на теплоход — проститься с товарищами по штабу.

У радиорубки толпились люди, собранные Диасом. Они предупреждающе зашикали:

— Тише, идет передача!

Перед микрофоном выступал профессор Энгер, рассказывавший, как над ним издевались в лагере.

Мануэль молча пожал руку Диасу и на цыпочках прошел в соседнее отделение.

Реаль лежал с закрытыми глазами; он словно прислушивался к едва внятному гудению радиопередатчика, у которого сидела Долорес.

Девушка жестом предупредила, чтобы Мануэль не будил больного.

— Я только шепотом, — сказал он. — Мы уезжаем; хотелось бы на прощанье сказать… постараемся не опозориться. Если Хосе когда-нибудь понадобится помощь бескорыстных друзей, — пусть даст знать, явимся в любое место.

— Хорошо, я передам ему, — пообещала Долорес.

На прощанье Мануэль осторожно взял огрубевшую на каторжных работах руку Хосе, подержал ее в своей, погладил и опустил на постель.

— Спасибо от всех, — шепнул он. — Выздоравливай скорей.

Потом Мануэль крепко пожал руку До­лорес и, стараясь ступать бесшумно, ушел.

Вечером из столицы прилетел Наварро; он привез из клиники все, что просил в записке профессор Энгер.

Реалю сделали переливание крови. После этого лицо его заметно порозовело, и вскоре он открыл глаза.

— Как наши дела? — едва слышно спро­сил Хосе.

— Все идет так, как тебе хотелось, — успокоил его Диас, оправившийся от лихорадки.

— Я только что прилетел из города, — доложил Наварро. — Там ходят слухи, что Коротышке не удалось выйти из пике. Власть в столице в руках левых партий. Я сам видел у Конгресса, на аэродроме и у входа па радиостанцию патруль из наших ребят. Похоже, что мы вовремя бежали. В ближайшие дни североамериканцам не до нас будет: они сами удирают и, видно, не скоро опомнятся. В общем, ветер дует на нашу мельницу.

Хосе слабо улыбнулся.

— Похоже, что ты с нами не только до берега?

— Похоже. Я и тогда сказал это по глупости. Теперь сам вижу — попал с вами в одну эскадрилью на всю жизнь! Довольно мудрить одиноким.

Долорес, сидевшая у радиоприемника, вдруг прислушалась к едва внятному бормотанью микрофона.

— Послушайте только… это передает Революционный Комитет, — сказала она и усилила звук

В каюту ворвался торжествующий мужской голос:

— …диктатор бежал на военном бомбардировщике. Министр внутренних дел скрывается в посольстве одного из европейских государств. Остальные министры сложили с себя полномочия… Власть перешла в руки народа…

Рамон подмигнул Энрико: «Слыхал, мои прогнозы безошибочные».

— Революционный Комитет призывает к спокойствию, выдержке и порядку. Не поддавайтесь провокациям иностранных агентов!.. Будьте бдительны!

— Есть, смотреть в оба, — ответил Диас, словно его могли услышать в Революционном Комитете.

На радостях Энрико поспешил на капитанский мостик, взял для усиления звука мегафон и крикнул товарищам, не слыхавший радиопередачи:

— Поздравляю с победой! Мы больше не каторжники. Да здравствует народная республика!

Одна старая эскимоска, жившая на севере Аляски, отправилась на берег моря за плавником. От ее жилища до берега было всего метров восемьсот, но вернулась старушка только на следующий вечер. Однако столь продолжительное отсутствие никого в ее семье не обеспокоило. Почему? Потому, что вскоре после ее ухода началась пурга. Казалось бы, это обстоятельство должно было особенно встревожить ее родных. На самом же деле именно оно их и успокоило. Эскимос, будь он старый или молодой, не боится самого сильного арктического бурана. Будучи застигнут пургой, он быстро строит себе убежище из снега. Но старушка обошлась даже без этого. Когда начался буран, она стала разрывать снег ногой, пока не наткнулась на небольшой бугор. Сияв рукавицы, она положила их на бугор, а затем уже села сама, — рукавицы предотвращали таяние снега под нею.

Повернувшись спиной к ветру, она ждала, пока закончится пурга, слегка наклонившись вперед, чтобы не перевернуться, когда заснет. Спала она подолгу, а когда просыпалась — поднимала со снега рукавицы и ходила по небольшому кругу, чтобы размяться. Наконец буран кончился и она спокойно пошла домой.

Но почему же старушка не замерзла? Ее спасла эскимосская одежда. Эта одежда состояла из меховой рубашки, надетой мехом к телу, штанов, открывающихся книзу, и меховой обуви. Рубашка была сшита таким образом, что почти не касалась тела, — поэтому между мехом и поверхностью кожи старушки все время оставался слой теплого воздуха. Покрой этой рубашки таков, что голые руки можно вынуть из рукавов и скрестить на голой груди — от этого становится теплее и рукам, и туловищу.

Вся одежда старушки весила килограмма три или даже меньше. Если бы она знала, что попадет в пургу, то надела бы на себя две рубашки, и тогда вся ее одежда весила бы килограмма четыре. А наша зимняя одежда весит килограммов восемь — двенадцать, но никто не отважится просидеть в ней на снегу больше суток, да еще в арктический буран!

Что же это за секрет, который знала старая эскимоска и знают все другие эскимосы?

Известный американский полярник Вильяльмур Стефанссон советует сделать простой опыт. Возьмите обыкновенный графин, заткните его тряпкой, а затем переверните и зажгите тряпку. Дым от пламени поднимется в графин и останется там, пока не охладится.

То же самое происходит и в эскимосской одежде, только здесь место дыма занимает воздух, нагретый человеческим телом.

Он тоже поднимается кверху, но его не пропускает сначала рубашка, а затем капор, который, покоясь на плечах, спускается почти до земли.

Наши зимние пальто несколько напоминают эскимосские рубашки, — они тоже свободно облегают тело; но они скроены так, что воздух выходит у шеи, а также через планку впереди, которая застегивается на пуговицы. Зимние жилища эскимосов строятся по тому же принципу, по которому кроится их одежда. В этих жилищах, которые сооружаются из снега, льда, камня или плавника, между входом и жилыми помещениями находится нечто вроде коридора, который проходит ниже уровня пола, а затем поднимается к поверхности земли. Из коридора в жилое помещение попадают через люк в полу или иное отверстие, находящееся ниже уровня этого помещения. Таким образом, теплому воздуху некуда уходить, и он остается в жилище.

Если жилое помещение невелико, народу в нем много, а крыша толстая, то эскимосская семья совершенно или почти не нуждается в отоплении.

С другой стороны, коридор, ведущий из жилого помещения наружу, даже не должен быть закрыт, — воздух все равно не выходит через него.

Таким образом, как эскимосские жилища, так и эскимосские одежды представляют собой открывающиеся книзу вместилища, в которых нагретый воздух удерживается в силу своего стремления подниматься кверху.

Вильяльмур Стефанссон рассказывает, что в одном эскимосском жилище, где он бывал, огонь никогда не разводили для отопления; население этого жилища, состоявшее из 24 человек, само согревало его своим дыханием. Когда же готовилась пища, становилось так жарко, что приходилось открывать отверстие в крыше шириной в полтора–два сантиметра. Из-за большой разницы между температурой внешнего воздуха и в помещении, нагретый воздух с большой силой устремлялся в эту трубу. Затем хозяева открывали люк, служивший дверями, и в него входил холодный воздух, который стлался по полу. Возможно, что эскимосы научились строить свои жилища (а также кроить одежду) у некоторых грызунов, чьи норы удерживают теплый воздух тем же способом.