Мир приключений 1957 г. № 3. - Страница 165

— Еще бы не знать! — поддержал городской голова. — Да ведь на какие деньги купишь машины? И где взять специалистов?

Кто-то из слуг вызвал домоправителя, и тот, обувшись в старые калоши, заковылял по аллее к воротам сада.

Негоциант молчал. Он обдумывал план, который не собирался раскрывать городскому голове.

— Я могу вам предложить выгодное дело, — заговорил он наконец, прервав молчание. — Но, разумеется, только ради нашей старинной дружбы.

Городской голова устремил на него внимательный взгляд.

— Если вы отдадите мне слониху, — продолжал негоциант, — я взамен куплю вам в Кветте два трактора с настоящими шоссейными катками и найму там двух специалистов на выгодных условиях. Они вам вымостят в столице все улицы так, что их от королевского двора не отличите. А кормить тракторы нужно керосином. Будут они работать- будете давать керосин. А не будут работать, так хоть целый год не давайте им керосина — не подохнут с голоду. А когда получите за это высокую благодарность короля, то не забудьте помолиться за здравие всей моей семьи.

Городской голова перевел взгляд на водоем, словно искал в мутной воде разгадку такого заманчивого предложения негоцианта.

— А скажите, — нерешительно спросил он, — что вы собираетесь делать со слонихой?

— Везти на ней каракуль из Кабула прямо в Карачи, — не задумываясь, ответил негоциант.

— А разве везти каракуль на слоне более выгодно, чем по железной дороге?

— Ну, если бы вы устанавливали таксу за перевозку каракуля по железной дороге, — шутливо сказал негоциант, — то я несомненно воспользовался бы вашей бесконечной добротой ко мне.

Вернулся домоправитель и остановился на противоположной стороне водоема. В воде внезапно засверкало отражение золотой канители на его новых кожаных калошах.

— Саиб, — доложил он городскому голове, — пришел Джан Мамад. Просит допустить к вам. Гнал его — ее уходит.

— Пусти, — не глядя на него, приказал городской голова.

Джан Мамад подошел к водоему, приветствуя городского голову и его гостя.

— Если пришел клянчить солому, чтобы унести ее на спине, — сказал городской голова, — то вместо нее могу отпустить тебе на спину розги.

— Саиб, — сдержанно заговорил Джан Мамад, — сегодня издохла ослица. Теперь и вовсе не знаю, что делать. С трудом вытащил ее со двора: слониха не отдавала… Боюсь, сорвется еще с привязи.

— Меня это не касается, — небрежно бросил городской голова. — У слонихи теперь другой хозяин. — Он кивнул в сторону гостя.

— Значит, по рукам! — обрадованно сказал негоциант и обхватил обеими ладонями руку, протянутую ему городским головой.

Он был обрадован еще и тем, что городской голова не разгадал его плана, сулившего немало выгод.

Городской голова обернулся к Джан Мамаду:

— Теперь и у тебя хозяин другой.

— А как же с чалмой?! — воскликнул домоправитель. — Не отдавайте ему жалованья, саиб! Вот поглядите, что сделала слониха!

И домоправитель стал разматывать над водоемом изжеванный, весь в дырках, остаток чалмы, который Джан Мамаду удалось отнять у слонихи.

Через несколько дней к воротам заброшенного лагеря подъехал на двухколесном экипаже кандагарский негоциант.

Во дворе под навесом уже были сложены тюки каракуля, и негоцианту оставалось лишь дать последние указания Джан Мамаду, перед тем как самому отправиться в Карачи.

Слониха мерно покачивалась в своем стойле. Возле ее ног лежала ослиная шкура. Джан Мамаду не сразу удалось убрать труп ослицы, так как слониха при попытке взять труп отталкивала хоботом Джан Мамада. И только после того, как Джан Мамад, изловчившись, привязал к ноге ослицы длинную веревку и отвлекал внимание слонихи сахаром, ему помог живодер, который быстро вытащил труп за ворота. Живодер снял с ослицы шкуру и наспех выквасил ее.

Негоциант остановился в почтительном отдалении от слонихи и некоторое время смотрел, как она то закидывала соломенную труху себе на спину, то посыпала ею ослиную шкуру, над которой вились мухи.

— Ну как, успокоилась? — спросил он у Джан Мамада.

— Успокоилась.

— И будет слушаться тебя?

— Да, саиб, — поспешно ответил Джан Мамад и окинул строгим взглядом слониху.

Он не был в этом уверен, но говорить так заставлял его страх перед тем, что новый хозяин мог отказаться от своей сделки. Тогда ему вновь пришлось бы иметь дело с городским головой и его домоправителем.

— Жалованье получил? — заботливо осведомился негоциант.

— Получил, саиб.

— Это я из своего кармана заплатил домоправителю за изжеванную чалму. А то городской голова не выплатил бы тебе жалованья.

— Да прибавит вам бог потомства, саиб!

— Ну так вот, — продолжал негоциант, — завтра поднимется в небе новый месяц. Это добрая примета. С новым месяцем отправишься в путь. Я тебя обгоню на границе. В Кветте начинается железная дорога. Держись ее до самого Карачи — не заблудишься. Рассчитай так, чтобы прийти туда к рождению нового месяца. Меня отыщешь в гостинице «Благочестивый паломник». Ее тебе каждый покажет: там останавливаются все, кто направляется в священную Мекку.

Негоциант достал из замшевого футляра щеточку и пригладил ею свои коротко подстриженные усы. Затем посмотрелся в зеркальце, вделанное в щеточку, и поправил на себе шляпу и галстук.

— Придет мой приказчик и принесет деньги на дорожные издержки, — сказал он небрежно. — Корми получше слониху, чтобы не исхудала за дорогу. Тебе будет хорошо у меня… — Он обернулся к навесу. — За каракулем присматривай, чтобы ни одна шерстинка не пожаловалась на тебя. А привезешь товар в исправности — подарю новый халат.

На другой день после захода солнца, когда в небе робко просиял белесый месяц, Джан Мамад уже обвесил слониху тюками, и теперь для него наступило время испытать то, что он задумал. Джан Мамад взвалил себе на спину ослиную шкуру и быстро пошел к воротам. Ситора тотчас же заспешила за ним грузным шагом. Все шло так, как ему хотелось. За воротами он взобрался на шею слонихи и повесил ослиную шкуру на один из тюков, чтобы слониха могла легко дотянуться до нее хоботом.

Джан Мамад двигался по ночам от стоянки к стоянке и каждую ночь наблюдал, как месяц все дольше задерживался на небе, наращивал полноту и сияние. Четырнадцатидневная луна застала его далеко на пакистанской земле, где мимо проносились поезда, обгоняя слониху и пугая ее своим громыханьем. Потом луна стала хиреть и все позже подниматься над пустынной, выжженной зноем равниной, заливая ее тусклым заревом неостывшего пожарища.

Однажды утром, в канун рождения нового месяца, Джан Мамад подошел к Карачи со стороны старой караванной дороги.

На окраине города, на улице, обставленной с обеих сторон ветхими палатками, Джан Мамада встретил молодой приказчик негоцианта. На нем была кисейная чалма, один конец которой торчал в виде султана, белый репсовый костюм и ярко-желтые полуботинки. Он стал торопить Джан Мамада, чтобы поскорей поспеть в порт.

Джан Мамад никогда не видел моря и не знал, что такое порт.

— А разве там есть дешевый караван-сарай? — спросил он у приказчика.

— Там не караван-сарай, а караван судов, — сказал приказчик, засмеявшись, и остался, по-видимому, доволен своей шуткой.

Он шел впереди, указывая Джан Мамаду направление по очень путаным улицам базара.

К базару примыкала таможня. Здесь было много людей, сидевших на своих дорожных вещах, и сновала толпа оборванных носильщиков.

По указанию приказчика, Джан Мамад разгрузил слониху. К нему кинулись носильщики, и каждый старался захватить себе тюк. Их разгоняли палками таможенные стражники.

Приказчик что-то шепнул чиновнику, сидевшему под полосатым тентом, и тот приказал своим людям ставить на тюках пломбы.

Потом из таможни вышел смуглый седой человек в очках с позолоченной оправой, одетый в белый узкий халат. Он спросил у приказчика, здорова ли слониха, и, получив в ответ несколько серебряных монет, тут же выдал какую-то бумагу.