Мир на колесах - Страница 30

Семенов в смятении ломал пальцы, не зная, что и думать.

– Ты просто ужасные вещи говоришь, Ян. Когда я один, у меня тоже разные вопросы появляются, но спросить некого. Однако в исторических книгах написано…

– Исторические книги – дурацкий вымысел.

– Ян, – раздался голос в динамике внутренней связи, – тебя вызывают.

– Соедини.

Сквозь помехи прорвался голос Ли Сю:

– Ян. У нас тут неприятность, на одном танке гусеница лопнула. Стоит на обочине, ребята работают. Ты к ним подъедешь через несколько минут.

– Спасибо. Я им помогу.

Семенов погрузился в свои мысли и даже не заметил, как Ян ушел. Впереди показались два танка; увидев их, водитель убавил ход. Ян прикинул расстояние…

– Не останавливайся. Сбросишь скорость до десяти километров – я спрыгну.

Ян окунулся в палящий зной. В следующий раз, пожалуй, придется скафандр надевать, иначе не вылезешь. Ян опустился на нижнюю ступеньку, подождал немного, спрыгнул, пробежал несколько шагов и помахал рукой водителю. Тягач снова набрал скорость. Ли Сю с двумя механиками возились у растянутой гусеницы: выколачивали соединительный палец из лопнувшего трака.

– Вот видишь, – показал Ли Сю. – Ремонту не подлежит. Металл раскристаллизовался, видно, на изломе.

– Замеча-ательно, – протянул Ян, пробуя ногтем хрупкий излом. – Ну что ж, ставьте запасной.

– Так у нас больше нету, все израсходованы. Можно взять с другого танка…

– Нет. Этого мы делать не станем. – Ян посмотрел на небо. Ну вот, начинается. Корабли не приходят, все изнашивается, а заменить нечем. Так оно и кончится скоро. – Оставляем танк здесь и поехали догонять остальных.

– Не можем же мы его бросить!

– А почему, собственно? Если мы сейчас разорим запас на других машинах – что станем делать при следующей поломке? Оставим его и едем дальше, только запереть надо. А когда придут корабли – приведем в порядок.

На то, чтобы забрать из танка личные вещи и запереть люк, понадобилось несколько минут. В молчании они забрались во второй танк и устремились вслед за ушедшими поездами. И тут их вызвал по радио Семенов:

– Я много думал после нашего разговора.

– Я на это надеялся, Иван.

– Я хочу поговорить – ну, ты знаешь с кем, – прежде чем принимать решение. Ты меня понял?

– Иначе и быть не может!

– А потом мне надо еще и с тобой поговорить. У меня к тебе есть вопросы. Не скажу, что я с тобой согласен. Не во всем. Но я думаю, то, что ты просишь, – я, наверно, сделаю, даже с удовольствием.

Танк мотануло в сторону – это водитель подпрыгнул от неожиданности, оглушенный торжествующим кличем Яна.

Инженеры, строившие Дорогу, покоряли природу – и, наверно, испытывали огромное удовольствие от этого. Иначе трудно объяснить, почему они работали так, чтобы результат их трудов был не только функционален, но и производил наилучшее впечатление.

Было несколько способов преодолеть огромный горный кряж, обозначенный на дорожной карте просто как «Хребет 32-БЛ». Можно было просто пробить длинный туннель, который пронизал бы его насквозь и вывел Дорогу к прибрежным горам, пониже, где дальнейшее строительство не составило бы никаких проблем. Проектировщиков столь простое решение не устраивало. Вместо этого Дорога поднималась широкими, пологими петлями почти к самому верху хребта – она, по сути, проходила по срезанным вершинам прилегающих меньших гор, – а дальше шла по верху, прорезая пик за пиком короткими горизонтальными туннелями. Породу из туннелей использовали для засыпки долин между ними, превратив щебень в монолитную массу с помощью расплавленной лавы. Энергии на это потратили очень много, но потратили не зря. Осталась Дорога, памятник искусству и могуществу человека.

Перед въездом в туннель через самую большую гору находилась громадная ровная площадка. Строители наверняка использовали ее для стоянки своих гигантских машин. Об их размерах можно было догадаться хотя бы по тому, что здесь, на площадке, умещались одновременно все поезда, все тягачи с вагонами. Это было любимое место: пока механики ремонтировали и осматривали технику, семьи могли пообщаться друг с другом, отдохнуть от бесконечных дней в опостылевших вагонах.

У Высокой площадки два великих достоинства: высота и постоянная тень от горы. Поэтому здесь хоть и жарко, но можно обходиться без скафандров. Мужчины прогуливались, потягиваясь и смеясь, радуясь неожиданной остановке – хотя и не знали ее причины. В 21.30 собрание у головной машины. Ну что ж, собрание тоже хорошо; любое разнообразие всегда приятно.

…Иван Семенов подождал, пока все соберутся, – потом поднялся на импровизированный помост – толстый лист пластика на бочках из-под смазки. И заговорил в микрофон. Голос, усиленный динамиком, разнесся над собравшимися, призывая их к тишине:

– Я хочу посоветоваться с вами…

Люди начали потихоньку переговариваться. Главы семей никогда не советовались, только приказывали.

– Это может прозвучать странно. Но мы сейчас живем в странные времена, все наши старые правила порушены и, может быть, никогда уже не вернутся. Корабли не пришли вовремя – и, может, вовсе не придут. Если не придут – мы все помрем, так что тут и говорить не о чем. Из-за того что они не пришли, мы привезли зерно на Южную землю, сколько смогли, а теперь вот снова едем на север, чтобы привезти сколько сможем еще. Чтобы это сделать, вы пошли против воли глав семей, отказались признать их власть. Не надо это отрицать – надо смотреть правде в глаза. Вы нам не подчинились – и победили. Если хотите знать, я был единственным из старейшин, кто встал на вашу сторону. Быть может, потому, что тоже работаю с техникой, как вы, и потому не похож на них, на остальных. Не знаю. Но знаю, что у нас начались перемены и остановить их нельзя. Потому хочу вам сообщить еще об одной перемене. Это не чисто мужская экспедиция. Среди нас есть женщина…

На этот раз шум поднялся такой, что заглушил даже динамики. Люди задвигались, стараясь получше рассмотреть помост и увидеть, кто на нем стоит. Семенов поднял руку – тишина постепенно восстановилась.

– С нами Эльжбета Махрова, вы все ее знаете. Она здесь по собственной воле, по своему желанию. А второе ее желание состоит в том, чтобы выйти замуж за Яна Кулозика, и он тоже хочет взять ее в жены.

После этих слов ему пришлось кричать, но все равно его не было слышно. Тогда он подкрутил регулятор на максимальное усиление – и голос его загрохотал, отражаясь эхом от скалы:

– Тихо!.. Вы ж меня хоть дослушайте!..

Люди утихомирились. Иван продолжал:

– Я сказал, что хочу посоветоваться, – так оно и есть. Как глава семьи я имею право поженить эту пару, есть у меня такие полномочия. Но глава семьи Эльжбеты этот союз запретила. Мне кажется, что я знаю, как надо поступить. Но вот вы все что думаете?

Никаких сомнений ни у кого не было. Раздался такой оглушительный рев восторженного одобрения, что, казалось, гора задрожала, – куда уж там усилителям! Если и были несогласные голоса, то они утонули в море ликующей поддержки большинства. Когда Ян с Эльжбетой вышли из поезда, все закричали еще громче, подхватили Яна на плечи и со смехом занесли на помост. Но законы, которые они сейчас нарушали, оказались слишком сильны, чтобы люди позволили себе прикоснуться к Эльжбете.

Церемония была короткой, но волнующей, не похожей на прежние, потому что присутствовали при ней только мужчины. Новобрачным задали положенные вопросы, они ответили… Потом соединили их руки – и жизни, – надев новобрачным кольца… Потом все присутствующие выпили за здоровье и счастье молодых – и все. Это был единственный тост, время поджимало. Медовый месяц им предстояло провести на колесах, в поезде.

Через горный хребет – в вечную пылающую жару тропического солнца. Теперь они двигались быстрее, потому что Дорога была расчищена, а ехали налегке. Танки все время шли далеко впереди; единственная трудность состояла в том, чтобы пройти затопленный участок. Пустые вагоны всплывали; теперь их приходилось проводить по одному, двумя тягачами, с обеих сторон. Из всех участников похода только Ян и Эльжбета не жалели о задержке: им запретили участвовать в переправе, приказав оставаться в своем вагоне. Это был единственный свадебный подарок, какой могли преподнести им друзья, и молодожены оценили этот подарок.