Мир Марка Твена - Страница 7

Но были не только легенды, была повседневная жизнь, в которой раз за разом повторялись те же кровавые истории. У Сэма появился новый приятель — Том Дрискол. Он, кажется, ничем не отличался от других подростков, и они обращались с ним, как с равным, пока вдруг не выяснилось, что прапрабабушка Тома была чернокожая. Значит — по южным нормам — и сам он остается рабом, пусть в его жилах всего-навсего одна тридцать вторая негритянской крови. Про отца Дрискола в городе говорили: «Какой добрый человек, так гуманно относится к неграм и вообще к животным…»

Партия рабов ждала парохода у пристани, и один из них отошел в тень, когда было приказано лежать неподвижно. Надсмотрщик ударил его куском железа по голове. Негр умер в страшных страданиях. Сэм видел все это собственными глазами, ему было десять лет.

Как раз в это время дела у судьи Клеменса пошли из рук вон скверно, и вот у них в доме стал все чаще бывать толстяк Биб, человек, с которым по доброй воле никто в Ганнибале не связывался. Биб разбогател на работорговле. Ему давно приглянулась Дженни, служанка Клеменсов. И он своего добился. Дженни продали за пятьсот долларов.

С сыном этого Биба, Генри Бибом, Сэм постоянно дрался на улице. Генри был тупой, сонного вида, но мускулистый крепыш с низким лбом и бесцветными глазами. У себя во дворе он развлекался играми в скотобойню: мучил щенков и вешал кошек, которых приманивал кусочком мяса. И папаша его был ничем не лучше. Негров он продавал перекупщикам из самых гиблых мест в устье Миссисипи. Греб деньги, хвастался своей деловой хваткой, а сам своим клиентам платил туго. Деньги за Дженни он так и не отдал, хотя отец Сэма судился с ним из-за этих денег и выиграл процесс.

Дженни выжила на Юге. Через много лет, уже после Гражданской войны, один знакомый Твена случайно ее встретил: она работала горничной на пароходе и горько жаловалась на свою погубленную судьбу.

О неграх с фермы дяди Джона Твену не удалось узнать ничего.

Дядя Джон, живший беспечно и не задумывавшийся о завтрашнем дне, разорился, ферма пошла в уплату за долги, проданы были и работавшие на ней невольники. Так навсегда ушел из жизни Сэма Клеменса один из его лучших друзей, дядюшка Дэн, прекрасный работник и человек удивительно щедрого сердца. Твен не мог примириться с этой утратой. На плоту вместе с Геком Финном плывет негр Джим, в котором запечатлены черты дядюшки Дэна. И он плывет к своей свободе, которой Дэн так и не узнал.

В хижине дядюшки Дэна юный Сэм, его брат Генри и маленькие кузены проводили чуть не все свои вечера. Еще и много лет спустя Марк Твен видел перед собой эту хижину так ясно, как будто побывал в ней только накануне. Потрескивают сучья в очаге, вкусно пахнут жарящиеся маисовые лепешки. Детвора — черные личики вперемешку с белыми — сгрудилась поближе к печи, отблески пляшут по стенам, а в глубине комнаты совсем темно, и кажется, в любую секунду оттуда появятся привидения или ведьмы, о которых неспешно рассказывает сам хозяин хижины, помешивая золу и чутко прислушиваясь к неясным звукам, доносящимся из ночного леса: у каждого звука свое особое значение, каждый — какая-то примета. Он коверкает слова, этот дядюшка Дэн, он не умеет ни читать, ни писать, но сколько он знает сказок, и каких интересных: и про братца Кролика, и про братца Лиса, и про призраков, и про колдунов.

Со всякой обидой, со всякой ребячьей бедой первым делом бежали к дядюшке Дэну, и всегда он умел утешить, все объяснить, всех примирить. Душа у него была простая и честная, не знавшая хитрости. Он научил Марка Твена негритянским сказкам и легендам, но главное — он его научил видеть в рабах людей, у которых свой мир и свои понятия о жизни. Своя гордость и свое достоинство. Он разбудил в Сэме Клеменсе жадный интерес к негритянскому юмору, к песням и преданиям рабов, ко всей их жизни, где было так много страдания, но еще больше — упорства и мужества, веры и не иссякающей надежды на завтрашний лучший день. Он, может быть, сделал больше всех, чтобы не привились наблюдательному и живому, как ртуть, подростку из Ганнибала ни расистские предрассудки, ни сословная спесь и чтобы окрепло в нем убеждение, что каждый, кем бы он ни родился, должен быть справедлив во всем, прямодушен, доверчив к велениям сердца и чист перед собственной совестью.

Оно, это убеждение, останется у Марка Твена навсегда.

Отца Сэма, Джона Клеменса, в городе все называли просто судьей. Но судьей он стал вовсе не сразу. Немало довелось ему испытать и немало сменить занятий, прежде чем он достиг своей тихой и, казалось, надежной пристани в Ганнибале, штат Миссури.

А происходил он из другого штата, из Виргинии. Издавна виргинцев отличали суровость и легкоранимая гордость; характер Джона Клеменса был типично виргинский характер. Семи лет от роду он остался сиротой: отец помогал соседу строить дом, упало бревно и задавило его насмерть.

Учился Джон сам, как-то доставал нужные книги и сумел выдержать экзамен на адвоката. Но в адвокатах тогда мало кто нуждался. В необжитых краях на юго-западе США, где прошли молодые годы Джона Клеменса, обычно обходились без юристов: споры решали драками или при помощи посредников, выбранных из местных жителей. Джон переезжал из городка в городок и из штата в штат, заводил торговлю, прогорал и двигался дальше.

В штате Кентукки весной 1823 года он встретился с очень красивой и грациозной девушкой Джейн Лэмптон. Больше всего на свете Джейн любила танцы. Не было вечеринки, на которой бы она не блистала. Здесь, на самом краю тогдашнего цивилизованного мира, ощущалась явная нехватка невест. На вечеринках половине мужчин приходилось, повязав носовой платок на правую руку, танцевать за даму. У Джейн была длинная очередь поклонников. Всех несказанно удивило, что она выбрала некрасивого и небогатого адвоката, человека замкнутого, с суровым выражением лица и низко нависшим над губой крючковатым носом.

Говорили: Джону повезло. А сам он считал, что подлинной удачей была покупка случайно подвернувшегося огромного земельного участка в Теннесси. С детства Твен слышал бесконечные рассказы про неслыханное благоденствие, которое ждет их семью, как только начнут заселять теннессийские края. Главное, не продешевить, когда все набросятся на эти пустоши, которые таят в себе столько богатств: и корабельные сосны, лучше которых не отыскать нигде в Америке, и дикий виноград, чьи лозы тяжелее и слаще, чем у культурных сортов, и залежи каменного угля, и тучные пастбища…

Джон Клеменс не знал, что железная дорога, на которую возлагались особые упования, пройдет мимо его владений, но зато здесь найдут нефть. Это случится, впрочем, через много лет после ого смерти; участок к тому времени был давно уже продан и не принес семье ничего, кроме докучливых хлопот да чувства обманутой надежды.

Когда продажа в конце концов состоялась, Твен вздохнул с облегчением. Его с детства угнетало «тяжкое проклятие ожидаемого богатства».

Но пока не нашлось претендентов на теннессийские земли, о богатстве не было и речи. В приданое за Джейн дали несколько рабов, включая ту самую Дженни, которую в Ганнибале купит мерзавец и жулик Биб. А у Джона не было ничего, кроме его адвокатского диплома.

Можно было, конечно, самим приняться возделывать теннессийские наделы, но отец Твена никогда не снизошел бы до того, чтобы сделаться обыкновенным фермером. И молодая семья кочевала из одного захолустного местечка в другое, пока не добралась до Флориды, где Клеменс — старший опять открыл лавку. Правда, как пишет в своих воспоминаниях Твен, его отцу и здесь «ни в чем не было удачи, если не считать того, что родился я».

Это был уже шестой, предпоследний ребенок в семье — и третий из четырех выживших. Детей таскали за собой в седлах и в повозках, перебираясь из Джеймстауна, штат Кентукки, в поселок под диковинным названием Три Притока Реки Вулф, потом в Пелл-Мелл, уже в Теннесси, и наконец во Флориду. Всюду повторялось одно и то же: покупали или наспех строили бревенчатый дом, ко входу прибивали доску, на которой было написано, что тут принимает адвокат Джон Клеменс, а также размещается магазин скобяных изделий, но не находилось ни покупателей, ни клиентов, и вновь укладывались чемоданы, и дорога вела дальше.