Мир глазами Гарпа - Страница 36

Мой отец работал в Австрийском туристическом бюро. Идея устроить семейное путешествие, когда отец отправится тайно инспектировать разные гостиницы, пансионы и рестораны, принадлежала моей матери. Мать и мы с братом должны были повсюду сопровождать отца и сообщать ему о любых недостатках – проявлениях грубости, плохо убранных помещениях, невкусной еде. Он велел нам создавать персоналу инспектируемых заведений всевозможные трудности: например, никогда не заказывать в точности то, что указано в меню, всячески подражая иностранцам с их причудами и странными просьбами, сообщать точное время, когда мы хотели бы принять ванну, без конца требовать принести в номер аспирин или спрашивать, как добраться до зоопарка. Нам было велено вести себя в высшей степени благовоспитанно, но капризно; а когда визит в тот или иной отель либо ресторан заканчивался, мы скрупулезно отчитывались перед отцом, уже сидя в машине.

К примеру, мать говорила: парикмахерская по утрам вечно закрыта, однако администратор дает вполне приличные рекомендации насчет ближайших парикмахерских. Мне кажется, говорила мать, это нормально, если, конечно, они не заявляют, что в гостинице есть собственные мастера.

– Видишь ли, они как раз и заявляют, что мастера у них есть, – отвечал отец и что-то записывал в огромную тетрадь.

Я всегда играл роль шофера. И сообщал отцу, что, хотя машина стояла на гостиничной стоянке, а не на улице, с тех пор как мы вручили ключи от нее швейцару, на счетчике появилось лишних четырнадцать километров.

– А вот об этом следует доложить непосредственно управляющему гостиницей, – сурово говорил отец.

– В туалете мокро и вода все время течет, – добавлял я.

– Я даже дверь туда открыть не мог, – подхватывал мой братишка Робо.

– У тебя, Робо, вечно неприятности с дверями, – говорила мать.

– Но это же, наверное, категория С? – снисходительно говорил я.

– Боюсь, что нет, – отвечал отец. – В списке гостиница проходит по категории В.

На некоторое время воцарялось скорбное молчание; самый суровый приговор заключался в понижении классности гостиницы или пансиона. И мы к этому относились с полной серьезностью.

– Я думаю, стоит написать управляющему, – предлагала мать. – Письмо не слишком приятное, но и без излишних грубостей. Простая констатация фактов, и все.

– Мне он, пожалуй, даже понравился, – говорил отец.

Он всегда считал необходимым встретиться с управляющим гостиницей и основным персоналом.

– Не забудь, они ездили по своим делишкам на нашей машине! – вставлял я. – Это же просто безобразие!

– И яйца были тухлые, – заявлял Робо; но ему еще не было десяти, так что его суждения особо в расчет не принимались.

Мы стали еще более жесткими оценщиками, когда умер мой дед и нам в наследство досталась бабушка, мамина мать, которая с тех пор всегда сопровождала нас в путешествиях. Бабушка Йоханна, еще не утратившая своей царственной осанки, привыкла к путешествиям категории А, но мой отец чаще всего инспектировал как раз заведения класса В или С. Именно такие недорогие гостиницы и пансионы и предпочитали туристы. С ресторанами было, правда, получше: люди, которые не могли себе позволить останавливаться в дорогих гостиницах, все-таки старались есть в местах достойных.

– Я не допущу, чтобы на мне пробовали сомнительную пищу, – заявила как-то раз Йоханна и повернулась к нам с братом. – Я понимаю, вы в восторге от этих поездок, для вас это просто продолжение веселых каникул, но мне слишком дорого обходится беспокойство, которое я испытываю при мысли о том, где придется провести следующую ночь. Американцы, возможно, находят очень милым и забавным, что в наших гостиницах до сих пор есть номера без ванной и туалета, но меня, старуху, отнюдь не приводит в восторг прогулка по коридору в поисках места, где можно умыться и опорожнить кишечник. Да что там беспокойство! Вполне возможны ведь и реальные инфекции – и не только в недоброкачественной пище. Если постель вызывает у меня сомнения, клянусь, я в нее не лягу! А юные души так впечатлительны! Вы, родители, должны серьезно подумать о том, какое влияние оказывает на них гостиничная публика. – Отец и мать согласно кивали, но молчали, и бабушка набрасывалась на меня: – А ты что, не можешь ехать помедленней? Умерь-ка свой пыл, любитель острых ощущений! – (Я сбавлял скорость.) – Ах, Вена!.. – мечтательно продолжала бабушка Йоханна. – В Вене я всегда останавливалась в «Амбассадоре»…

– Йоханна, дорогая, но «Амбассадор» инспекторы тайком не посещают, – сказал отец.

– Еще бы! – презрительно фыркнула Йоханна. – Но мне думается, даже и обыкновенная гостиница класса А нам не светит?

– Да, чаще всего мы останавливаемся в туристских гостиницах класса B, – признался отец.

– Но мне показалось, в твоем списке была указана одна гостиница категории А?

– Нет, – сказал отец. – Там одна гостиница категории C.

– Это хорошо! – вмешался Робо. – В таких гостиницах весело, там драки бывают!

– Вот-вот, я так и думала, – поджала губы Йоханна.

– Это не гостиница, а пансион. Очень маленький. – Отец говорил таким тоном, словно размер пансиона мог служить оправданием.

– И его хозяева, разумеется, претендуют на категорию B? – спросила мать.

– Но на них поступило несколько жалоб, – подхватил я.

– Я в этом не сомневаюсь, – мрачно буркнула Йоханна.

– И еще там были животные… – снова высунулся было я, но мать остановила меня взглядом.

– Животные? – Йоханна застыла от ужаса.

– Ну да, животные, – подтвердил я.

– Подозрение на то, что там могли быть животные, – поправила меня мать.

– Да-да, именно так, – сказал и отец.

– Прекрасно! – Бабушка просто взбеленилась. – Животные в гостинице! Это что значит, а? Клочья шерсти на коврах? Отвратительные экскременты по углам? Разве вам неизвестно, что у меня тут же начинается приступ астмы, стоит мне заглянуть в комнату, где была кошка?

– Та жалоба касалась вовсе не кошек… – начал было я, но мать сильно ударила меня локтем в бок.

– Значит, собак? Бешеных псов, которые способны укусить человека, когда он идет в ванную!

– Нет, – попытался я загладить свою вину. – И не собак.

– Это были медведи! – радостно завопил Робо.

– Ну, насчет медведей, Робо, ты преувеличиваешь, – сказала мама. – Да и вообще мы ничего наверняка не знаем.

– Нет, это совершенно несерьезно! Разве можно жить в таком месте? – воскликнула Йоханна.

– Ну конечно же нет! Мальчишки просто всякую ерунду болтают, – попытался успокоить ее отец. – Откуда в пансионе могут быть медведи?

– Нет, я помню, там было одно письмо, в котором говорилось про медведей, – запротестовал я. – Туристическое бюро еще решило, что это жалоба какого-то сумасшедшего. А потом пришло второе письмо, и в нем подтверждалось, что в пансионе есть медведь…

Отец в зеркальце заднего вида хмуро посмотрел на меня, но я решил, что раз уж мы взялись за подобное расследование, то разумнее держать бабушку в курсе.

– А может, это и не настоящий медведь? – с явным разочарованием протянул Робо.

– А кто же? Человек в медвежьей шкуре? Оборотень? – вскричала Йоханна. – Или какой-то извращенец? Человек, переодетый чудовищем, или чудовище в человечьем обличье снует поблизости, а я знать не знаю, что ему надо! Нет, я бы хотела в первую очередь посетить именно этот пансион! Пусть это будет первое и последнее наше испытание категорией C и пусть оно как можно скорее останется позади!

– Но на сегодня у нас даже номера там не заказаны, – возразила мама.

– Зато мы можем предоставить им возможность, что называется, расстараться, – сказал отец. Он никогда не говорил своим жертвам, что работает в Австрийском туристическом бюро. Но все же считал, что заказать номера заранее – наиболее приличный способ дать обслуживающему персоналу шанс получше подготовиться к приему постояльцев.

– Я уверена, что совершенно незачем заранее бронировать номера в таком месте, где люди переодеваются в шкуры диких зверей! – твердо заявила Йоханна. – И я совершенно не сомневаюсь, что там всегда есть свободные номера. Потому что человек вполне способен умереть прямо в своей постели от испуга, если ночью к нему в номер заявится какой-то безумец в вонючей медвежьей шкуре.

– А может, и настоящий медведь! – с надеждой подхватил Робо, чувствуя, что настоящий медведь в теперешней ситуации был бы для бабушки, пожалуй, даже предпочтительнее. По-моему, сам Робо настоящего медведя абсолютно не боялся.

Я как можно незаметнее подогнал машину к темному перекрестку Планкен– и Зайлергассе. Перед нами был темный маленький домишко – пансион категории С, претендовавший на категорию В.

– Парковаться негде, – сообщил я отцу, который уже заносил этот недостаток в свой кондуит.

Я с трудом припарковался у тротуара кому-то в хвост, и мы продолжали сидеть в машине и смотреть на пансион «Грильпарцер»; в нем было всего четыре невысоких этажа, и он был зажат между булочной-кондитерской и табачной лавкой.

– Видите? – сказал отец. – Никаких медведей.

– Никаких таких людей, я надеюсь, – заметила бабушка.

– А может, они ночью приходят? – осторожно предположил Робо, поглядывая по сторонам.

Потом мы все-таки вылезли из машины, вошли в пансион, и там нас встретил менеджер, некий господин Теобальд, увидев которого Йоханна мгновенно насторожилась.

– О, целых три поколения путешествуют вместе! – восторженно вскричал господин Теобальд. – Совсем как в добрые старые времена! – Это он прибавил специально для бабушки. – Когда еще не было такого количества разводов, а молодые супружеские пары не требовали себе отдельных спален. Должен сказать, у нас настоящий семейный пансион. Жаль только, вы не заказали номера заранее, чтобы я мог разместить вас поудобнее и поближе друг к другу.

– Мы не привыкли спать в одной комнате, знаете ли! – отрезала бабушка.

– О, я совсем не это имел в виду! – поспешил успокоить ее Теобальд. – Я всего лишь хотел сказать, что ваши номера будут расположены не так близко друг к другу, как вам, возможно, хотелось бы.

Это явно встревожило бабушку.

– И как далеко они будут друг от друга? – спросила она.

– Видите ли, у меня всего два свободных номера, – сказал он. – И только один из них достаточно велик, чтобы в нем могли поместиться эти два мальчика и их родители.

– А где же будет моя комната? – холодно спросила Йоханна.

– Прямо напротив ватерклозета! – сообщил ей Теобальд, словно это был явный плюс.

Но когда нас повели в номера – бабушка при этом настороженно держалась рядом с отцом в самом конце процессии, – я услышал, как она сердито пробормотала:

– Не так я представляла себе заслуженный отдых на старости лет! Общая уборная прямо напротив моей двери! И слышно, как каждый туда входит и выходит!

– Ни одна из наших комнат не похожа на другую! – вещал между тем господин Теобальд. – Вся мебель старинная, фамильная…

В это мы вполне могли поверить: большая комната, которую нам с Робо предстояло разделить с родителями, больше смахивала на музей, битком набитый всякими безделушками. Там было несколько старинных платяных шкафов, украшенных разностильными ручками, раковина отделана бронзой, а изголовья кроватей – резьбой. Я видел, как отец прикидывает в уме все минусы и плюсы, чтобы занести их в свою заветную тетрадь. Йоханна, похоже, заметила это и сказала ему:

– Это ты можешь сделать и попозже. Пусть мне сперва покажут, где я буду спать!

Всей семьей мы послушно последовали за Теобальдом и бабушкой по длинному извилистому коридору, причем отец явно подсчитывал, сколько шагов ему потребуется пройти до уборной. Ковер в коридоре был тонкий, невнятного серого цвета. На стенах висели старые фотографии участников соревнований по конькобежному спорту – коньки у всех были какие-то странные: их лезвия загибались вверх, точно мыски башмаков средневековых шутов или полозья старинных саней.

Робо, убежавший далеко вперед, оповестил нас, что уборная обнаружена.

Комната бабушки действительно оказалась напротив – битком набитая фарфором и полированным деревом и пропахшая плесенью. Шторы на окнах были влажные, а посредине кровати виднелось странное возвышение – так у собак порой поднимается шерсть на загривке и вдоль хребта; возвышение это вызывало слегка тревожное чувство: казалось, кто-то очень худой лежит, вытянувшись, точнехонько в самом центре кровати.

Бабушка не сказала ни слова, и только когда Теобальд выкатился из комнаты с таким видом, словно его сперва ранили в самое сердце, а потом сообщили, что жить он все-таки будет, бабушка спросила отца:

– На каком таком основании этот пансион надеется получить категорию В?

– Вряд ли он ее получит; это совершенно определенно категория С, – ответил отец.

– В категории С родился и в ней же умрет, – вставил я.

– Что до меня, то я бы сказала, что это категория Е или даже F, – сурово заявила Йоханна.

Мы снова вышли в коридор. В маленькой полутемной гостиной, где мы рассчитывали выпить чаю, какой-то человек без галстука пел венгерскую песню.

– Это вовсе не значит, что он венгр, – сказал бабушке отец, но она скептически заметила:

– Даже если и так, то его странное поведение не делает ему чести.

От чая и кофе бабушка отказалась. Робо съел маленькое пирожное, по его словам очень вкусное. Мы с матерью выкурили сигарету; она как раз пыталась бросить курить, а я – начать. Поэтому сигарету мы разделили пополам и дали друг другу слово никогда не выкуривать целую сигарету в одиночку.

– Это один из наших лучших постояльцев, – шепнул отцу господин Теобальд, указывая на певца. – Он знает песни всех стран мира.

– Венгерские-то, по крайней мере, он точно знает, – заметила бабушка, но все же улыбнулась.

Потом к нам подошел какой-то маленький человечек, чисто выбритый, однако с той вечной тенью цвета вороненой стали на худом лице, какая бывает у очень темноволосых людей. Он был в чистой белой рубашке (хотя и немного пожелтевшей от старости и бесконечных стирок), в брюках от вечернего костюма и в совершенно не подходившем к этим брюкам пиджаке. Он что-то сказал бабушке, но она не поняла и переспросила:

– Простите, как вы сказали?

– Я сказал, что могу рассказывать сны, – повторил человечек.

– Рассказывать сны? То есть пересказываете те сны, которые видели? – уточнила бабушка.

– Да, я вижу сны и умею их рассказывать, – загадочно подтвердил он.

Певец тут же умолк, прислушался к разговору и пояснил:

– Он вам мигом расскажет любой сон любого человека, какой вы только пожелаете узнать.

– Я совершенно уверена, что не желаю ничего слушать про какие-то чужие сны, – отрезала бабушка. И с отвращением посмотрела на клок черных волос, выглядывающий из расстегнутого ворота певца. На рассказчика снов она вообще смотреть не стала.

– Насколько я вижу, вы настоящая дама, – сказал ей рассказчик снов. – И не станете откликаться на любой сон, который возьмет да и приснится, верно?

– Разумеется, нет! – ответствовала бабушка и наповал сразила моего отца одним из своих знаменитых взглядов «как-ты-мог-допустить-чтобы-такое-случилось-со-мной!».

– Но я знаю один сон, который вы бы никогда не оставили без внимания, – сказал рассказчик снов и закрыл глаза.

Певец незаметным движением придвинул ему стул, и вдруг оказалось, что рассказчик сидит совсем рядом с нами. Робо, хотя давно уже вышел из младенческого возраста, забрался к отцу на колени.

– В высоком замке, – начал рассказчик снов, – рядом со своим мужем лежала в постели женщина. Она проснулась внезапно среди ночи и никак не могла понять, что же ее разбудило, однако чувствовала себя настолько свежей и бодрой, словно давно уже наступило утро. Ей было отчего-то понятно, хотя она на него даже не посмотрела, что муж ее тоже не спит и тоже проснулся совершенно внезапно…

– Надеюсь, это годится для детских ушей? Ха-ха-ха! – рассмеялся господин Теобальд, но никто на него даже не взглянул.

Бабушка, сложив руки на коленях, внимательно смотрела на певца и на рассказчика; она сидела очень прямо, плотно сдвинув колени и спрятав каблуки туфель под стул. Мать держала отца за руку. Я сидел рядом с рассказчиком снов, от пиджака которого несло зверинцем. Он помолчал и продолжил:

– Итак, женщина и ее муж лежали без сна и прислушивались к звукам во дворе и в замке, который арендовали совсем недавно и знали не очень хорошо. Они еще не привыкли на ночь запирать входные двери. Мимо замка часто гуляли деревенские жители, а деревенским детишкам разрешалось висеть и качаться на старинных воротах. Но что же все-таки разбудило супругов?

– Медведи? – спросил Робо, но отец приложил палец к его губам.

– Нет, они услышали топот лошадиных копыт, – сказал рассказчик снов.

Йоханна, которая сидела на своем жестком стуле, вздрогнула, закрыла глаза и склонила голову на грудь.

– Да, они услышали храпение и топот лошадей, не желавших стоять на месте, – продолжал рассказчик снов. – Муж той женщины коснулся ее руки и удивленно спросил: «Там, кажется, лошади?» Женщина встала с постели и подошла к окну, выходившему во двор замка. Она могла бы поклясться, что увидела во дворе целый отряд конных воинов! И каких! Все в рыцарских доспехах; забрала шлемов опущены, так что наверху их тихие голоса были едва слышны, точно голоса далекой слабой радиостанции. Доспехи поскрипывали и позванивали, стоило лошадям шевельнуться.

Во дворе замка был высохший бассейн, посреди которого когда-то бил фонтан, но теперь женщина с удивлением увидела, что фонтан снова бьет и бассейн полон воды; вода переливалась через его потрескавшиеся, обломанные края, и лошади с наслаждением пили. Рыцари выглядели усталыми, однако спешиваться явно не собирались; они посматривали вверх, на темные окна замка, словно знали, что их к этому водному источнику никто не приглашал, – и все же они нуждались в этой краткой передышке на пути неизвестно куда.

Женщина видела, как поблескивают в лунном свете их большие щиты. Она замерзла, осторожно отошла от окна и прилегла рядом с мужем.

«Что там?» – спросил он ее.

«Лошади», – отвечала она.

«Мне так и показалось, – сказал он. – Они там все цветы съедят».

«А кто построил этот замок?» – неожиданно спросила жена. Замок был очень старый, они оба прекрасно об этом знали.

«Карл Великий», – сонным голосом ответил муж; он уже начинал засыпать.

А женщина все лежала без сна и все слушала журчание воды, которая, казалось, сбегала по всем трубам замка, по всем его желобам, чтобы наполнить тот бассейн во дворе. И еще она все время слышала тихие, искаженные забралами и расстоянием голоса воинов – воинов Карла Великого, говоривших на каком-то мертвом языке. Мертвый язык и голоса рыцарей казались женщине столь же ужасными, сколь ужасным казался ей далекий VIII век и люди, называвшиеся франками. А лошади пили и пили и никак не могли напиться.

Женщина все ждала, когда же эти люди уйдут; она совсем их не боялась, понимая, что они просто совершают некое странствие и это остановка в пути, в одном из мест, когда-то хорошо им знакомых. И еще она чувствовала, что, пока слышен звук текущей воды, нельзя тревожить покой замка и царящую в нем тьму. Когда же она наконец уснула, ей казалось, что воины Карла Великого все еще там.

Утром муж спросил ее:

«Ты тоже слышала звук струящейся воды?»

«Да, – сказала она, – конечно слышала».

Но фонтан, разумеется, был сух, и цветы остались не тронуты, это было видно даже из окна спальни. Хотя обычно цветы лошади едят с удовольствием.

«Посмотри, – сказал муж, когда они вместе спустились во двор, – нигде никаких отпечатков подков! И навоза нет! Должно быть, нам все это приснилось».

Она не сказала ему, что там были еще и воины в рыцарских доспехах, а к тому же вряд ли двум разным людям может присниться один и тот же сон. Она не стала напоминать мужу, что он слишком много курит и порой не способен почувствовать даже аромат только что сваренного супа в собственной тарелке, а уж запаха лошадей, находившихся так далеко внизу, под открытым небом, он и вовсе не учует.

Она видела тех воинов (а может, они ей снились?) еще раза два, пока они жили в замке, но муж больше ни разу не проснулся одновременно с нею. И каждый раз они появлялись неожиданно. Однажды она проснулась, чувствуя на языке вкус металла, словно лизнула старую ржавую железяку – меч? нагрудную пластину доспехов? кольчугу? наколенник? – и выглянула в окно. Они снова были там, во дворе, только погода уже начинала портиться, похолодало, и над водой в бассейне поднимался густой туман, почти скрывая из виду коней, побелевших от инея. И на этот раз воинов было гораздо меньше, чем в прошлый, словно суровая зима и тяжкие испытания вырвали из их рядов многих товарищей. В самый последний раз лошади показались ей похожими на привидения, а люди – на пустые доспехи, накрепко приделанные к седлам. Морды лошадей совсем обледенели. И дышали они (а может, люди?) хрипло, затрудненно…

Муж этой женщины, – сказал рассказчик снов, – вскоре умер от какой-то респираторной инфекции. Но тогда она еще не знала, что он вскоре умрет.

Бабушка подняла голову и с размаху влепила рассказчику снов пощечину – прямо по его сине-серому от густой щетины лицу. Робо у отца на коленях испуганно сжался в комок. Моя мать схватила Йоханну за руку. Певец нервным движением отбросил назад волосы и вскочил – то ли испугавшись, то ли готовый с кулаками защищать своего друга. Однако рассказчик снов драться не собирался; он молча поклонился бабушке и вышел из гостиной. Казалось, они с Йоханной заключили какой-то молчаливый договор, который, впрочем, не принес радости ни тому, ни другой. Мой отец снова записал что-то в своем гроссбухе.

– Ну что, разве плохая история? Ха-ха-ха! – бодренько спросил нас господин Теобальд и взъерошил Робо волосы, чего тот терпеть не мог.

– Господин Теобальд, – сказала моя мать встревоженно, – а знаете, ведь и мой отец умер от респираторной инфекции!

– О господи, черт подери! – воскликнул Теобальд. – Мне очень жаль, сударыня, – обернулся он к бабушке, но та говорить с ним не пожелала.

Потом мы повели бабушку обедать в ресторан категории А, однако она едва притронулась к еде.

– Этот тип – цыган, – заявила она. – Сатанинское отродье! Да к тому же венгерский цыган!

– Мама, перестань, прошу тебя, – сказала ей наша мать. – Ну откуда ему было знать про папу?

– Он знает куда больше, чем ты! – отрезала бабушка.

– Шницель просто превосходный, – заметил отец, записывая что-то в свою тетрадь. – И красное Gumpoldskirchner к нему в самый раз.

– И телячьи почки очень вкусные, – сказал я.

– И яйца тоже, – сказал Робо.

Но бабушка хранила молчание до тех пор, пока мы не вернулись в пансион «Грильпарцер»; только теперь мы заметили, что дверь в туалет подвешена сантиметров на тридцать выше уровня пола, так что напоминает, с одной стороны, дверцы в американских туалетах, а с другой – двери в салунах, какими их изображают в вестернах.

– Так. Я очень рада, что успела воспользоваться туалетом в ресторане, – заметила бабушка. – Господи, как это отвратительно! Постараюсь не выходить в туалет и не предоставлять возможности каждому, кто проходит мимо, пялиться на мои голые лодыжки!

Когда мы оказались в своем «семейном» номере, отец сказал:

– А ведь, по-моему, Йоханна тоже когда-то жила в замке. По-моему, они с дедом арендовали что-то в этом роде, только давно.

– Да, – сказала мама, – еще до моего рождения. Они арендовали замок Катцельсдорф. Я видела фотографии.

– Вот почему рассказ этого венгра так ее расстроил! – догадался отец.

И тут в их разговор влез Робо.

– В коридоре кто-то катается на велосипеде! – сообщил он. – Я видел, как прямо у нас под дверью проехало колесо.

– Робо, иди спать, – сказала мама.

– Но колесо действительно проехало! – возмутился Робо. – И оно скрипело «сквик, сквик»!

– Довольно. Спокойной ночи, мальчики, – сказал отец.

– Почему нам нельзя и слова сказать? – заступился я за брата. – Мы тоже хотим поговорить.

– Вот и разговаривайте друг с другом, – сказал отец. – А я в данный момент разговариваю не с вами, а с мамой.

– Я очень устала и хочу спать, – сказала мама. – И я бы предпочла, чтобы никто и ни с кем больше не разговаривал.

Мы постарались не разговаривать и лежали тихо. Возможно, даже уснули. А потом Робо разбудил меня и шепотом сообщил, что ему нужно в уборную.

– Ты же знаешь, где она находится, – прошептал я в ответ.

Робо вышел, но дверь оставил чуточку приоткрытой; я слышал, как он идет по коридору, касаясь рукой стены. Вернулся он очень быстро.

– Там кто-то есть! – сказал он.

– Ну и что? Подожди, пока этот человек закончит свои дела, и заходи.

– Там даже свет не горел, – не унимался Робо, – а я все равно видел – я заглянул под дверь. Там кто-то есть – в темноте!

– Я и сам предпочитаю делать это в темноте, – сказал я.

Но Робо упорно хотелось поделиться со мной всем, что он там увидел. Оказывается, из-под двери были видны не ноги, а руки.

– Руки? – переспросил я.

– Да! Там, где должны были стоять ноги! – Робо поклялся, что все так и было.

– Слушай, не мешай мне спать! – рассердился я.

– Пожалуйста, пойдем туда и посмотрим, – умоляющим тоном попросил он.

Я потащился по коридору за ним следом, и, конечно же, в уборной никого не оказалось.

– Руки ушли… – растерянно прошептал Робо.

– Ну естественно! Из уборной всегда лучше всего на руках выходить, – насмешливо сказал я. – Ладно, иди писай, я тебя здесь подожду.

Он вошел в уборную, печально шмыгая носом, и помочился в темноте. Мы двинулись обратно и, когда уже подходили к нашему номеру, встретились с черноволосым человеком небольшого роста, с такой же синеватой щетиной на щеках, как у рассказчика снов, который так рассердил бабушку, и в такой же чистой, хотя и поношенной одежде. Он улыбнулся нам. И мне пришлось признать, что шел он на руках!

– Видишь? – прошептал Робо.

Мы вошли в номер и накрепко заперли за собой дверь.

– В чем дело? – спросила мама.

– Там какой-то человек на руках ходит, – сказал я.

– Он и писает, тоже стоя на руках! – добавил Робо.

– Категория С! – пробормотал сквозь сон отец; отцу часто снилось, что он делает пометки в своей толстой тетради.

– Хорошо, мы поговорим об этом утром, – сказала мать.

– Может, это просто акробат, которому вздумалось подшутить над тобой, потому что ты еще маленький, – сказал я Робо.

– А откуда он знал, маленький я или большой, если он в это время в уборной был? – спросил Робо.

– Немедленно спать! – прошипела мама.

И тут из дальнего конца коридора донесся пронзительный вопль бабушки.

Мама накинула свой хорошенький зеленый пеньюар; отец облачился в купальный халат и поспешно нацепил очки; я натянул брюки прямо на пижамные штаны. Первым в коридор выскочил Робо. Из-под двери уборной исходил свет. Но бабушка, находившаяся там, продолжала издавать ритмичные вопли.

– Мы здесь! – крикнул я ей.

– Мама, что случилось? – спросила наша мать.

Мы стояли в широкой полосе света возле двери в уборную.

Нам были хорошо видны бабушкины розовато-лиловые шлепанцы и ее белые, как фарфор, лодыжки. Кричать она перестала.

– Я слышала шепот, когда лежала в кровати, – сказала она из-за двери.

– Это были мы с Робо, – сказал я ей.

– А когда мне показалось, что в коридоре больше никого нет, я все-таки решилась встать и пойти в уборную, – продолжала Йоханна, – но свет не включала и все делала очень тихо. И тут я услышала, а потом и увидела это колесо…

– Колесо? – переспросил отец.

– Да, большое колесо. Оно несколько раз прокатилось мимо двери уборной. Прокатится в одну сторону и тут же возвращается обратно…

Отец покрутил пальцами у виска и выразительно посмотрел на мать.

– У кого-то явно колесики не в порядке, – прошептал он, но мать сердито сверкнула глазами, и он умолк.

– А когда я включила свет, – продолжала рассказывать бабушка, – колесо тут же укатилось прочь.

– Я же говорил, что по коридору кто-то катается на велосипеде! – сказал Робо.

– Заткнись, Робо, – велел ему отец.

– Нет, это не велосипед, – сказала бабушка. – Там было только одно колесо.

Отец опять покрутил пальцами у виска.

– У нее самОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com