Мир, где нет тебя - Страница 8
Поминки – это самое ужасное, что может быть. Человека уже нет, а собираются люди, гости, друзья и родственники и начинают рассказывать про него сказки и небылицы. Какой он был необыкновенный, душевный, замечательный и чуткий. И как все его любили. При жизни Марии Николаевны лишь малая часть присутствующих на поминках, была вхожа в дом Игнатьевых, других приглашали лишь по особым, редким случаям, и спорить никто не смел, а сейчас все друг другу улыбаются и врут, что общались с Марией Николаевной очень близко и всегда безмерно её уважали. И эту легенду следовало поддерживать.
Слава сидел во главе стола, с удручённым видом, лишь изредка кивал или печально улыбался, когда обращались к нему. Но Лана замечала, что муж бросает задумчивые взгляды на портрет матери на антикварном комоде. Правда, о чём думал, оставалось загадкой. И Лана была бы не против её разгадать.
Серьёзно, не против? А если Слава только и думает о том, как от неё избавиться? И глядя на портрет матери, мысленно соглашается с тем, что та ему когда-то говорила. Что Лана ему не пара, уж точно в жёны не годится. Она ведь доподлинно знает, что свекровь так считала. Даже когда Лана, как ей казалось, стала членом семьи Игнатьевых, когда все вокруг, даже самые придирчивые родственники и друзья семьи, воспринимали её именно так, Мария Николаевна находила поводы для недовольства. Лана не так говорила, не достаточно естественно улыбалась гостям, выбирала не то платье, а мужа обожала не столь явно, как следовало. Прошёл не один месяц, даже год, прежде чем Лана научилась фильтровать претензии и пропускать их через себя, без особых для себя последствий. И даже прислушиваться к словам свекрови и делать какие-то выводы. Конечно, каждый раз было неприятно, но надо признать, что Мария Николаевна знала толк в придирках, и глаз у неё был намётан. И именно в благодарность, так сказать, за мучения и наставления, Лана сейчас принимает всех этих людей в своём доме, улыбается им и притворяется, что их семья до сих пор образец для подражания. Мария Николаевна хотела бы именно этого, без сомнения.
– У вас замечательный дом.
– Вот только без Марии Николаевны он словно опустел.
– Да. – Лана вежливо улыбнулась. – Она следила за всем, даже в последние годы, когда с трудом ходила. Но была в курсе всех мелочей.
– И Сонечки нет.
– Соня в лагере, – хором ответили Лана с Игнатьевым, и переглянулись.
– В языковом, – поторопилась пояснить она. – Это пойдёт ей на пользу.
– Конечно. Она, наверное, так выросла. Мы видели её прошлым летом.
Вот тут Лана улыбнулась вполне искренне.
– Очень выросла.
– Ей нравится в лагере?
Игнатьев откинулся на спинку стула, отпил вина. Лана наблюдала за ним краем глаза, внутренне закипая. А он ещё и сказал:
– Я половину детства провёл в лагерях, и даже в интернате учился два года, пока родители жили за границей. И всё замечательно.
– Интернат – это радикально.
– Зато отменное образование. Девочки в Европе получают замечательные знания. И воспитание, манеры. Всё равно, что Институт благородных девиц.
Лана сверлила мужа взглядом.
– Соня и без этого прекрасно воспитана, – проговорила она сдержанно.
– А кто спорит? Мы обсуждаем аспект образования.
– Образование?!
Дождаться момента, когда гости начнут разъезжаться, было очень трудно. Лана внутренне кипела, и тот факт, что у неё было достаточно времени для того, чтобы всё обдумать и взвесить то, что собирается мужу сказать, её не остудил. Последняя машина отъехала от их крыльца, они вместе со Славой вошли в дом, и она тут же набросилась на него с обвинениями, не обращая внимания на наёмный персонал вокруг.
– Ты озаботился образованием Сони?
– Не кричи.
– Ты долго думал?!
– Если хочешь знать, то достаточно. – Игнатьев прошёл мимо неё и стал подниматься по лестнице. Лана смотрела ему вслед, с огромным желанием швырнуть ему вслед какую-нибудь увесистую вазу. Но вместо этого отправилась следом, по пути наградив убийственным взглядом любопытную официантку, убирающую со стола бокалы.
– Ни о каком интернате и речи идти не может, – заявила она мужу со всей горячностью, как только вошла в спальню и захлопнула за собой дверь. – Мы с тобой об этом не говорили, и я не отправлю ребёнка из дома только потому, что она тебе стала мешать!
– Не говори такие вещи, Лана. Я забочусь о девочке. Пока ты изводишь себя бездельем.
– Что?!
Игнатьев развёл руками, нахально улыбнулся.
– Что?
– Значит, я бездельница? Ты полдня сидел за накрытым столом, пускал пыль в глаза родне, и считаешь, что всё это появилось из воздуха?
– Дорогая, ты наняла сотню людей для обслуживания.
– А ты хотел, чтобы я сама бегала с подносом? Прислуживала тебе и кланялась, да?
– Не помню за тобой даже намёка на подобные желания. Руководить – да, а что-то делать…
– Слава, ты бы заткнулся.
– Я не прав?
– А почему ты маме своей подобного не говорил? Она даже не знала, как воду вскипятить.
Игнатьев нахмурился, глянул на неё зверем.
– Тебе не стыдно? Ты в такой день говоришь о моей матери гадости.
Лана руками развела.
– Ты на её поминки явился после моего третьего напоминания!
– Лана, замолчи!
– А ты оставь моего ребёнка в покое! Со своими идеями!
– А, так это теперь твой ребёнок! – Слава издевательски ухмыльнулся. – Я уже не при чём?
– По-моему, это твоё заветное желание – быть не при чём!
Они замолчали ненадолго, Игнатьев сверлил жену взглядом, а та аккуратно обошла его и остановилась у окна. Отвернулась.
– Я хотел предложить тебе это давно, – сказал он, в конце концов. – Я думаю, Соне это пойдёт на пользу. Ты можешь выбрать школу сама, самую лучшую. У моего знакомого дети учатся в Англии, он доволен. Лана, там лучшие педагоги, девочек прекрасно воспитывают. Они занимаются танцами и ездят верхом. Никакой языковой лагерь рядом не стоит с подобной школой, пойми ты это. Я думаю о будущем Сони. Она вырастет самостоятельной и прекрасно образованной.
– Я не хочу этого слышать.
– Потому что ты упрямишься!
Она резко обернулась.
– А ты просто хочешь избавиться от меня, а ребёнка отправить в интернат! Ты всё замечательно придумал, Слава!
– Я хочу обеспечить её будущее!
– Засунь свои деньги и желания знаешь куда?!
– Куда?
Лана задохнулась от возмущения и бессильной злости. И выкрикнула ему в лицо:
– Туда! Я тебе не позволю портить жизнь моему ребёнку! Жаль, что тебя родители только на два года в интернат спихнули, и ты там с лошади не упал головой об землю! Или упал?
Игнатьев лишь головой качнул, глаза закатил.
– Ты идиотка.
– А ты нашёл себе умную, да?
– Знаешь, мне даже нравится наблюдать, как ты бесишься. Хоть что-то смогло тебя расшевелить. Нужно было раньше найти себе любовницу, чтобы тебя встряхнуть.
– Ты гордишься собой?
– А ты хочешь продолжать жить в этом болоте? Лана, я тону.
– Купи себе акваланг, – зло посоветовала она ему.
Игнатьев свирепо оглядел её, с головы до ног, окинул странным, въедливым взглядом, после чего негромко, но вполне отчётливо ругнулся, и из спальни вышел. Лана ненавидела себя за то, что сделала, но всё же выскочила из комнаты вслед за ним, но довольно скоро себя одёрнула. Остановилась на верху лестницы и наблюдала за тем, как муж спускается, перепрыгивая через две ступеньки. Промчался по холлу, едва не сбив с ног уборщицу, и хлопнул входной дверью, уходя. А на неё снова смотрели. Всем было ужасно любопытно, что может приключиться в до неприличия обеспеченном семействе. И, скорее всего, радовались тому, что и у них не всё ладно. А чем хуже, тем приятнее, Лана была уверена, что перехватила пару злорадных взглядов.
Пришлось уйти. Вернулась в комнату, закрыла за собой дверь, и тут же почувствовала себя в клетке. Оставалось только заметаться по ней, от бессилия. Разговоры о школе-интернате в Европе для Сони её напугали. Да даже если не в Европе, от этого нисколько не легче. В кругу их знакомых были люди, чьи дети учились в подобных заведениях, Слава прав. Лана лично знала таких. И не считала их хорошими родителями, правда, мнение своё держала при себе. Говорить или осуждать кого-то в открытую, особенно по столь щекотливому вопросу, было не принято. Но она не могла понять, как это – отправить собственного ребёнка в интернат, и видеть его пару раз в месяц. Однажды Лана посетила закрытую школу в Подмосковье, приятельница забирала сына на каникулы, и Лана по случайности оказалась в попутчицах. Конечно, заведение производило впечатление, наверняка, от европейских заведений подобного типа отличалось мало, особенно внешне, но всё равно внутри поселилось неуютное чувство. Подстриженные газоны, гравиевые дорожки, здание школы, напоминающее огромный особняк в викторианском стиле, и дети… в форме, с учебниками, сдержанные и спокойные. Лане было откровенно не по себе. И для дочери она подобной участи не хотела, какие бы милости и поблажки ей не сулило это в будущем. Ребёнку, а тем более её ребёнку, нужен дом, каждый день. И мама. И её никто в этом не переубедит.