Мир Аматорио. Разрушенный - Страница 4

Май. Мельбурн

Я выхожу из спальни, предварительно попрощавшись с Голди. Но мой пес уже не слышит меня и крепко спит, прикрыв лапой глаза.

Аккуратно закрыв за собой дверь, я иду по коридору. В одной руке болтаются мои босоножки, а в другой коробка с подаренным платьем. Спустившись, я выбираюсь в гостиную, а оттуда в холл и сквозь парадные стеклянные двери вижу машину, припаркованную на подъездной дорожке.

Я глубоко вздыхаю. Мой будущий год будет совершенно другим.

Больше никакой тайной жизни.

Надеваю босоножки и выбираюсь из дома. Меня обдувает приятный теплый ветер, несмотря на капризную и своеобразную весну в Мельбурне. В один день здесь можно застать сирокко4, приносящий сухой жар и зной, а уже на другой день он сменится освежающим бризом.

– Кимберли, – доносится до меня низкий голос.

– Думаю, тебе стоит обращаться ко мне, как к Рене, – я улыбаюсь Киллиану.

Он стоит у черного Rolls-Royce, прислонившись к задней двери. На нем белая рубашка с закатанными до локтей рукавами, обе руки находятся в карманах брюк. Я приближаюсь к нему, и его взгляд задерживается на коробке в моих руках.

– Что там? – спрашивает он и усмехается. – Пять миллионов долларов и новые документы?

Я закатываю глаза. Клянусь, Киллиан каждый раз вспоминает эту дурацкую шутку.

– Только не делай вид, что ты не знаешь, что там внутри, – отвечаю я. – Там твой подарок на мой день рождения.

– Погоди, – Киллиан сводит брови. – У тебя сегодня день рождения?

После этого он оборачивается и повышает голос:

– Черт возьми, Оук, – ругается Киллиан. – Я же просил тебя напомнить.

С переднего сиденья выбирается мужчина тридцати пяти лет на вид в строгом черном костюме. Это наш водитель и правая рука Киллиана – Оук.

Несколько секунд он озадаченно смотрит на Киллиана.

– Я думал, что завтра… – бормочет Оук.

– Когда-нибудь я выстрелю в твою пустую голову или депортирую тебя обратно, – недовольно заявляет Киллиан. – В Мексику, или откуда ты родом? – небрежно спрашивает он.

Вместо ответа Оук отводит глаза, не выдерживая выжидательного взгляда Киллиана. В это мгновение заднее стекло машины опускается, и я вижу Фрэнка.

– Киллиан, Рене, – произносит он строгим тоном. – Садитесь в машину, иначе мы опоздаем на самолет.

Спустя мгновение рядом со мной появляется Оук. Он берет мою увесистую коробку и уходит вместе с ней к багажнику. Я пытаюсь забраться в машину, но мой путь загораживает Киллиан. Он не двигается и не меняет позы, полностью загораживая проход.

– Киллиан, мы опаздываем, – я напоминаю ему.

Я поднимаю голову и смотрю на него. Его лицо, как обычно, не выражает эмоций. Его кожа слегка загорелая, темные брови сведены над карими глазами. Угловатая челюсть и умеренно полные симметричные губы, сложенные в прямую линию.

Если бы меня попросили коротко охарактеризовать Киллиана, то я бы выбрала эти два наречия: суровая красота и затаившаяся опасность.

И каким-то удивительным образом вышло, что нам обоим оказалось по пути.

– Ты правда думаешь, что я забыл про твой день рождения? – спрашивает Киллиан, и я замечаю промелькнувшее подозрение в его взгляде.

– Я так не думаю, – признаюсь я.

Мои слова искренние и честные. Я провела с Киллианом достаточно времени, чтобы сделать о нем несколько выводов.

И вот самый первый и главный: Киллиан способен без усилий распознать ложь.

– Закрой глаза, – вдруг требует он. – И отвернись от меня.

– Что?

– Ты слышала, что нужно сделать.

Вывод о Киллиане номер два: лучше не вступать с ним в конфронтацию.

Я опускаю веки и поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Сквозь опущенные веки слышу шуршание шин, а затем звук работающего механизма. Он напоминает мне запущенный аппарат: что-то между газонокосилкой и бормашиной у дантиста.

От последней ассоциации я замираю и задерживаю дыхание, пытаясь сохранить спокойствие.

– Теперь открой глаза.

Я выполняю то, что велит Киллиан, и вижу перед собой фургон. Он припаркован на подъездной дороге в нескольких футах от нас. Его задняя металлическая дверь раскрыта, но я не могу рассмотреть, что внутри. Наружу выдвигается нечто похожее на автомобильную эстакаду. Именно от нее исходил звук, заставляющий меня нервничать минуту назад.

Когда ее порог касается земли, внутри фургона загорается свет. Я смотрю перед собой и не могу в это поверить.

– Киллиан, – говорю я, и от волнения мой голос немного дрожит. – Что происходит?

– Это твой подарок, – просто отвечает Киллиан и встает рядом со мной. – От меня и от Фрэнка.

Подарок?

Разве эта крутая навороченная штуковина со сверкающими глянцевыми боками, плавно преходящими в низкий спортивный капот, может быть подарком?

Определенно, что нет.

– У меня нет слов, – растерянно произношу я.

– Тебе и не нужно ничего говорить, – заявляет Киллиан. – С днем рождения, Рене. Это последняя модель Koenigsegg Agera RS.

– Вы сумасшедшие! – восклицаю я. – У меня нет водительских прав. Я врежусь в ближайший парковочный столб Мельбурна!

– Теперь у тебя появился отличный повод научиться водить, – добавляет Киллиан. – И тебе лучше научиться это сделать. Не хочется праздновать твой следующий день рождения c розовым гробиком вместо тебя.

– Я не люблю розовый, – возражаю я.

– Знаю, – усмехается Киллиан. – Но разве у мертвеца есть право выбора?

Вывод о Киллиане номер три: у него своеобразный черный юмор. Пожалуй, в этом пункте мы с ним похожи.

Я смотрю на черную спортивную машину, а затем не выдерживаю и обнимаю Киллиана. Кажется, какая-то непробиваемая часть внутри него рушится, потому что он сдержанно сцепляет руки за моей спиной. Я прижимаюсь щекой к его груди, чувствуя умиротворение.

Спустя несколько секунд за моей спиной раздается деликатное покашливание:

– У меня тоже есть подарок.

Я оборачиваюсь и вижу Оука. Он вручает мне небольшую коробочку, перевязанную шелковой красной лентой.

– С днем рождения, Рене.

– Спасибо, – я широко ему улыбаюсь.

– На твоем месте я бы не стал принимать подарок от Оука, – наклонившись, шепчет мне в ухо Киллиан. – Кто знает, откуда он его стащил.

Не обращая внимания на замечание Киллиана, я развязываю ленту и открываю коробочку. Внутри лежат золотые часы известного бренда.

– У кого ты украл их? – тут же спрашивает Киллиан.

Оук остолбенело на него смотрит, в его взгляде появляется суровость.

– Во-первых, на часах бирка. А во-вторых, продавец сказал, что это последний писк моды.

– Понятно, – угрюмо отзывается Киллиан. – Значит, ты дождался, пока за них кто-то заплатит, а затем…

– У меня достаточно денег, чтобы позволить купить часы от Rolex, – вспыхивает Оук и после этого переключает внимание на меня. – Не бери в голову, Рене. У меня есть чек. Эти часы не ворованные.

– Спасибо, – только и могу выдавить я.

Я стараюсь окончательно не расплакаться. Кто бы мог подумать, что в моей жизни появятся столько людей, которые захотят сделать меня счастливее.

– Не плачь, – неожиданно говорит Фрэнк. Я и не заметила, как он успел выбраться из машины.

Фрэнк подходит ко мне и в сдержанной отеческой манере кладет руку на мое плечо.

– Ты – Рене Гросс, – он пристально на меня смотрит. – Ты – одна из нас. А мы плачем только в двух случаях: когда кто-то из нас рождается и когда кто-то из нас умирает.

Мне сложно сдерживаться, поэтому я подношу руку ко рту и тихо всхлипываю в ладонь. Никогда бы не подумала, что люди, которые с легкостью могли меня убить, станут для меня самыми близкими.

И именно они прогнали всю боль и ужас, которые преследуют меня после одной проклятой ночи в Бостоне.