Миллионерша поневоле - Страница 15
– Как всегда? – с сочувствием спросила Ольга и погладила Ксюшину яркую куртку в районе плеча.
– Нет, ты знаешь, – ошарашила та ее неожиданным заявлением: – Трезв, культурен, симпатичен. В совершенно новом прикиде. Хотя, может, и не новый, но мне так спросонья показалось. Явился ближе к пяти утра. С гостинцами, которыми завалил весь кухонный стол. И с непомерным желанием утвердить себя в потерянной роли любящего мужа и отца… У-у, сволочь! Ненавижу!
Маленький Мишка вскинул на мать недоуменный взгляд. Тут же понял, что она не шутит и не разделяет его восторгов по поводу папиных подарков. Насупленно свел крохотные светлые бровки домиком и, подхватив с земли обломившийся липовый прутик, принялся с ожесточением ворочать им в самом сердце грязной лужи.
– Мишка, перестань сейчас же, обрызгаешься! – раздраженно воскликнула Ксюша и сильно дернула сына за руку, пытаясь оттащить от лужи. – Такой же упрямый, стервец, как и папаша! Пошли, что ли, Оль, провожу вас немного, время еще есть…
Стиснув озябшие ладошки Михаила в своих руках, подруги медленно пошли со двора. Какое-то время они шли молча, вслушиваясь лишь в звуки проснувшегося города.
Повизгивали сигнализации на автомобильных стоянках. Хлопали двери подъездов. С нарастающим гулом трогались автобусы с остановки. Дворники с громким улюлюканьем гоняли от мусорных бачков стаи собак. К соседней булочной подкатила хлебовозка, тут же загремев и залязгав открывающимися дверями и выпуская на волю аромат горячего, только что вынырнувшего из печи хлеба. Все, как всегда. За исключением одного… Муж Ксюши не должен был вернуться трезвым и уж тем более с подарками и претензиями.
– Что произошло, как думаешь? – спросила Ольга, раз и два покосившись на подругу и так и не дождавшись от нее никаких объяснений. – Может, он того… за ум взялся?
– Ага! Взялся! За что-нибудь, может, и взялся. Только ума там отродясь не было, поэтому за него он взяться не мог ни при каком раскладе, Оль. – Ксюша прошла чуть дальше автобусной остановки, минуя утреннюю толпу, переминавшуюся в ожидании городского транспорта. Остановилась с подветренной стороны, подняла воротник куртки, зябко дернула плечами и пробормотала отрешенно: – Ненавижу эту слякоть… Ты знаешь, я сначала опешила, увидев его таким. Подумала, может, у него кто-нибудь появился. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
Ольга лишь молча кивнула и тут же сморщила носик. В голове как-то не укладывалось, что кто-то мог клюнуть на Ксюшиного Лешку. Полтора месяца назад, перед тем как исчезнуть из квартиры вместе с Ксюшиной зарплатой и Мишкиным детским пособием, он производил впечатление особи, переступившей финальную черту человеческой деградации. И тут вдруг такие метаморфозы…
– Потом я поняла, что что-то не так, – продолжила Ксюша после паузы, все глубже зарываясь в болоньевый шуршащий воротник. – Он бы не стал тогда ко мне приставать прямо с порога, а тут прямо с маниакальной настойчивостью… Мне пришлось ему даже по физиономии съездить, чтобы отстал.
– А он?! – Ольга испуганно заморгала. Трогать Лешку было нельзя. Трогать его было смерти подобно. Он не прощал даже косого Ксюшиного взгляда, не то что рукоприкладства.
– А он ничего, представляешь!!! – зашипела Ксюша, округлив и без того большущие глаза. – Улыбнулся. Щеку потер и говорит: я тебя понимаю, дорогая…
– Дорогая??? Так прямо и сказал???
Можно было бы шлепнуться сейчас в лужу, Ольга и шлепнулась бы непременно, настолько велико было ее изумление. Но памятуя о том, что далее ей надлежало быть на работе, где никакая неопрятность в одежде не проходила незамеченной, на ногах она устояла.
– Ксюш, он же таких слов не знает! – таким же зловещим шепотом, что и подруга, прошипела Ольга, стиснув Мишкину ладошку с такой силой, что он захныкал. – Прости, малыш, я не рассчитала… Дорогая! Ксюша, здесь точно что-то не так. Слушай, а может, это не он?!
– Ага! Клон Лехин ко мне явился под утро, чтобы прожить со мной долго и счастливо и сдохнуть потом в один день! – фыркнула Ксюша и, углядев вынырнувший из-за поворота двадцатый номер автобуса, засуетилась. – Ладно, Оль, я это… Наверное, у тебя сегодня переночую. Не хочу я домой. Страшно мне с ним встречаться на одной территории. Ночь была просто кошмарной! Сначала твой звонок меня разбудил, потом этот клонированный идиот явился. Как отработаю, не знаю!..
Ксюша мазнула губами по Мишкиной щеке, потом приложилась к Ольгиной. И тут же побежала, застучав стоптанными почти вдрызг набойками сапог, к остановке. Повиснув на нижней ступеньке автобуса, она поспешно обернулась и крикнула в их сторону:
– Мишку я заберу. Заскочим домой за вещами, а потом к тебе, но я позвоню предварительно. Пока!
Ксюша уехала в свою поликлинику, где пятый год работала медицинской сестрой, не считая полутора лет, которые просидела дома с маленьким Мишкой.
– Мама сердится, – неожиданно заявил сын ее подруги и поднял на Ольгу совсем не по-детски опечаленные глаза. – А папа не пьяный, почему мама сердится?
Потому что мама боится любых перемен в твоем папе, дорогой, хотела было сказать Ольга, но передумала. Он был еще слишком мал, чтобы что-то понять. Они и сами ничего не поняли, а куда уж ему.
– Идем, а то Лариска с Валеркой снова выпьют твой кисель, – улыбнулась ему Ольга умильной улыбкой, малыша своей подруги она обожала. – Идем.
Какое-то время они шли молча. Ольга внимательно следила за тем, чтобы Мишка не черпнул воды в ставшие ему короткими сапожки. Сам же он о чем-то напряженно размышлял. Не иначе ищет кучу листьев, решила Ольга, оглядываясь по сторонам. Как назло, ни одной не попадалось.
– Ты чего это пригорюнился, малыш? – не выдержав, она присела перед ним на корточки и с удовольствием потрепала пухлые щечки. – Пошуршать мы с тобой еще успеем. Смотри сколько листьев еще на дорожках. Скоро их все сгребут, мы соберемся и пойдем с тобой в парк и вот там…
Мишкины кристально чистые глаза кристально чистого бирюзового оттенка вдруг наполнились слезами. Пухлые губы задрожали и поползли куда-то вбок. Он выхватил из рук Ольги свои ладошки и с силой прижал их к лицу.
– Папа принес конфетков, колбасы и пряников, – жалобно пискнул он из-под ладошек и вполне отчетливо всхлипнул. – А мама сердится! Почему, Леля?! Папа меня целовал и говорил, что все будет хорошо, а мама сердится! Она его гонит, а я не хочу! Я хочу с папой! Он теперь хороший!
Ольга готова была разреветься вместе с ним. Упасть теперь уже на колени прямо в мокрые осклизлые листья, местами устилающие тротуар, и реветь беспомощными бесполезными слезами.
Детское горе было много ощутимее и сильнее взрослого. Его было не объять и не вымерить. Оно больно жалило в самое сердце и заставляло ощущать себя безжалостным и грубым.
Как??? Как объяснить ему, что его мама не сердится. Мама просто очень боится. Боится любых перемен в его папе, который ни разу за совместно прожитые годы не потрудился сделать свою семью счастливой. Какие нужно знать слова и как суметь сложить их в предложения, чтобы объяснить плачущему малышу эту дикую правду.
Ольга проглотила горький спазм, сдавивший ей горло. Погладила Мишку по пушистой шапке, надвинутой на самые глаза, и тихо попросила:
– Ты не плачь, Мишуня. Я… мы все тебя так сильно любим, что…
И тут Мишка отмочил такое, что Ольга все же тюкнулась об асфальт правой коленкой. Тюкнулась и тут же почувствовала, как неприятной влагой пропитались ее колготки. Но на это она почти не обратила внимания. Даже недовольная гримаса ее начальника Евгения Евгеньевича, могущего заметить беспорядок в ее одежде, не занимала ее в данный момент. Куда серьезнее сейчас оказалась прямая угроза их общему существованию, прозвучавшая в словах малыша.
– Что ты сказал, что тебе показал папа?! – прошептала она помертвевшими от страха губами.
– Пистолет! – с гордостью произнес Мишка, и слезы его вмиг растворились в кристально чистой бирюзе его глаз, словно у него имелся какой-то сообщающийся сосуд, способный очень быстро осушать его горе. – У папки есть настоящий пистолет!!! Он теперь сильный, и он нас спасет!